Волков. Гимназия №6 (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 51

— Что, пригодился мой подарок? — Кудеяров указал мне на свободный стул. — Ты присаживайся, Владимир, в ногах правды нету.

Я не стал спорить и устроился напротив — как раз между чернявым и великаном во главе стола. Тот тоже разглядывал меня, но заговаривать пока не спешил. Видимо, был из тех, кто предпочитает болтать поменьше.

А слушать — побольше.

— Подарок пригодился, — вздохнул я. — К нему бы патронов еще — тогда вообще бы хорошо.

— Да кто б знал… Выходит, даже заступничество мое не помогло. Хотя — оно и понятно. — Кудеяров закинул локти на стол и опустил голову. — У нас с Прошкой Рябым и раньше не гладко было — а теперь так совсем испохабилось.

— Это как вышло?

— Как обычно и выходит. Слово за слово — брата мне подранил, собака такая! Федор в городе человек чужой. — Кудеяров кивнул в сторону великана. — Не знает еще, что к чему. Посмотрел не так, сказал не то — ну и началось…

Значит, все-таки брат. Уточнять подробности я не стал — и так понял, что именно «началось». Видимо, приезжий сибиряк что-то не поделил с местными каторжанами. А то и поколотил пару человек — здоровье, несмотря на солидный возраст, явно позволяло: такие ручищи запросто сломали бы подкову, а уж с хрупким человеческим организмом и вовсе могли сотворить что-то невообразимое.

— И по всему видится мне, что быть войне. И мы с тобой, Владимир, тут товарищи. — Кудеяров снова посмотрел на меня. — Прошка теперь и с тебя ну никак не слезет — а он в Петербурге человек не последний. Считай, весь Апраксин двор держит. И на Васильевском острове интерес свой имеет.

Насчет товарищей я бы, пожалуй, поспорил: вряд ли Кудеяров успел проникнуться ко мне дружескими чувствами. Зато интерес его был, что называется, яснее некуда. То, что я уже дважды проделал со злобными и закаленными в уличных боях урками, явно намекало на наличие Таланта. Обычный парень моего возраста, даже самый крепкий, такое бы точно не провернул.

Схватка с Прошкой явно назревала уже не первый месяц — если уж Кудеяров выписал из глуши в столицу двухметрового родственничка с буйным нравом. И даже не самый крутой Владеющий благородного происхождения мог стать в этом противостоянии весьма ценным козырем. Не тузом и не королем, конечно… точно не дамой — но и не шестеркой.

Да и у меня вариантов, похоже, уже не оставалось. Разве что спешно удирать из города, бросив Фурсова с Петропавловским на произвол судьбы. Силы понемногу возвращались, даже быстрее, чем я думал — но на драку с целым криминальным княжеством их все-таки пока не хватало. Ни капиталов, ни оружия. Из гвардии — только два гимназиста.

Так себе армия. Без союзников, похоже, не обойтись.

— Значит, повоюем, Фома Ильич. — Я сложил руки на груди. — Поможем друг другу, так сказать.

— Я бы на вашем месте был осторожнее, судари — даже в словах, — проворчал чернявый. — Меня могут убить только за то, что я вообще появился здесь. И не стоит…

— Довольно! — сердито огрызнулся Кудеяров. — Ты, Соломон Рувимович, определись уже — а то ни туда, ни сюда… Не нравится — скатертью дорожка, держать не буду!

— Ну я же не говорю… Полно вам, Фома Ильич! Сами же знаете, что мне и самому от этих каторжан никакой жизни нет.

Тот, кого назвали Соломоном Рувимовичем, виновато втянул голову в плечи. Похоже, он изрядно опасался поссориться с Прошкой — но Кудеярова… точнее, сразу двух Кудеяровых все-таки боялся больше.

— Да я-то знаю! А вот ты, никак, забыл, как каторжане вашим на Пасху проходу не давали.

— Давайте к делу, Фома Ильич, — буркнул я. — Если уж у нас общий враг — не вижу повода вспоминать все его прегрешения.

— Тоже мне — деловой нашелся… — Кудеяров недовольно зыркнул на меня — но спорить все-таки не стал. — Работа у нас простая, судари — сначала бы торговые ряды у Прошки увести. Потом с городовыми… дела решить. А потом бойцов его убрать, да своих поставить. Начать с Апраксина, а там и на Васильевский можно.

— Я никак не пойму, Фома Ильич. Вы сами-то чего желаете? — усмехнулся я. — Выгнать каторжан с Прошкой — или самому вместо них устроиться?

— Много ты понимаешь, гимназист! Я бы и рад выгнать, но свято место… — Кудеяров явно собирался выдать мне гневную отповедь, но, взглянув на брата, вдруг осекся — и продолжил уже тише: — Непросто это все, Владимир. И вообще — ты сам-то чего предложишь?

— Я уже предложил, Фома Ильич. Воевать — так воевать. — Я чуть подался вперед. — Собрать людей, вооружиться, если надобно — и врезать так, чтобы искры летели. И чтобы никакая падаль каторжная больше…

— А я чего говорил!!!

Голос у брата Кудеярова оказался под стать внешности — больше похожий не на человеческую речь, а на рев раненого медведя, от которого даже я едва не дернулся, а Рувим Соломонович и вовсе отпрянул, вжимаясь в спинку стула.

— Вот это я понимаю — разговор. Правильный ты мужик, гимназист — и говоришь правильно. Врежем! — Великан громыхнул по столу кулаком так, что пепельница подпрыгнула, разбросав половину окурков. — И так врежем, что навек запомнят!

Глава 36

— Точно уверен? — поинтересовался я. — Надо оно тебе, друг ситный?

— Шутить изволите, ваше превосходительство? — Фурсов хищно оскалился. — Уж сколько эта сволочь нашему брату крови попортила — не сосчитать. И чтобы я, да не пошел?

С последнего класса в субботу не миновало и суток, а под моими знаменами собралась… нет, конечно же, не армия, но примерно взвод. Человек пятнадцать парней из рабочих кварталов и другие — не такие крепкие и помоложе. Почти все знакомые лица. Кажется, кто-то даже из восьмого класса, из тех, с кем мы дрались в недавнем побоище в гимнастическом зале.

И не факт, что на одной стороне.

Наверное, зря я все-таки поделился с Фурсовым планами на выходные. Хотел просто успокоить, чтобы он сдуру не удрал с матерью из города, а вышло… Вышло как вышло — и теперь вместо одного лихого гимназиста Кудеяров получил где-то с полдюжины — не считая работяг и извозчиков, которым тоже не терпелось намять бока Прошкиной уголовной братии.

И вид у парней был, надо сказать, весьма серьезный. Чуть ли не все прихватили с собой дубинки или цепи, а кое у кого из-за голенища сапогов торчали рукояти ножей. Один даже притащил здоровенный свинокол, и теперь с видом матерого урки прятал двадцатисантиметровое ржавое лезвие под курткой. Наверняка имелся и огнестрел: те же «велодоги» или двуствольные обрезы — а то и игрушки посолиднее. Вроде той, что я притащил к Апраксину переулку в кобуре под мышкой.

И на этот раз даже с парой запасных магазинов.

В общем, желающих задать каторжанам жару нашлось изрядно, и я даже начал опасаться — не сболтнул ли кто лишнего. Но, видимо, зря: Фурсов привел с собой только самых проверенных товарищей, у которых к Прошке были личные счеты.

А за остальных клятвенно поручился Петропавловский.

— Тоже мне — народные мстители, — проворчал я, разглядывая пестрое гимназическое воинство. — И чего вам дома не сиделось? Как зайдем на Апрашку — там вам не пирожки с баранками будут. Могут и финку в бок воткнуть.

— Так… один за всех, — Петропавловский выпятил тощую грудь, — а все повредились умом. Если уж ты решил убиться — так и нам, значит, положено… Ну что — не бросим генерала, братцы⁈

— Не бросим! — нестройным хором отозвались гимназисты. — Не бывать такому!

— Как пожелаете, судари, — вздохнул я. — Но если уж взялись за дело… Извольте за мной.

Я развернулся на каблуках и направился к углу трехэтажного здания на Садовой улице. Того самого, с бесконечными арками вдоль тротуара и крытой галереей с магазинчиками, знакомой любому жителю Петербурга — и в моем родном мире, и в этом. Наверняка и здесь кое-кто из владельцев небольших павильонов тайком приплачивал Прошке или подкармливал его мордоворотов — но наш путь лежал дальше, в самое нутро Апраксина двора. К вытянутым главным корпусам и торговым рядам.

Мой «взвод» пробирался на рынок с, можно сказать, парадной входа — напротив Банковского переулка, как раз там, где стояла будка городового. Кудеяров двинулся в Воронцовский проезд, а его брат со своими сибиряками — со стороны Фонтанки, прямо на Инструментальную линию. Четвертая часть шла от площади — той самой, где стояла наша альма-матер — санкт-петербургская гимназия номер шесть.