Севера (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич - Страница 3

Ехали долго и медленно. Дороги, можно сказать, не было. Машина то переползала через каменистые гряды, то перебиралась вброд через мелкие ручьи, то проламывалась через старые, заросшие кипреем гари. Андрея в кабине нещадно мотало, пару раз он даже чувствительно приложился головой о крышу. Он обернулся назад, глянул в малюсенькое окошко – не выпал бы кто-нибудь из пацанов. Нет, вроде все на месте. Да и там, в кузове, есть надежные, проверенные люди. Проконтролируют, не допустят. Наконец, машина остановилась. Но, как оказалось, это был еще не конец. Просто водитель дальше не знал дороги. Но их в этом месте ждал специально нанятый проводник, старый якут по имени Юра. Как его звали на самом деле, никто не знал, а сам он никому не говорил. Никто не знал и сколько ему на самом деле лет. Сам он тоже этого не знал. По крайней мере, когда его спрашивали, отвечал – дескать, много. Но узкое лицо его было изборождено морщинами, а волосы и редкая бороденка основательно поседели, поэтому прозвище – Старый Юра – вполне соответствовало внешности. Внешность же была наиколоритнейшей. Невысокий, худой, он казался изможденным, но – Андрей позже имел возможность убедиться – это была лишь видимость. Может, Юра был и не очень сильным, зато чрезвычайно ловким и выносливым. Одет он был в мягкие штаны из тонкой выделанной кожи, типа замши, и клетчатую фланелевую рубаху навыпуск, подпоясанную кожаным поясом. С одной стороны на поясе висел нож в ножнах, с другой – кисет. На ногах были мягкие кожаные сапоги, на голове – засаленная армейская кепка. За спиной висел тощий мешок, на плече – двуствольное ружье, вертикалка. Как потом Андрей узнал, один ствол у него был гладкий, 20 калибра, а другой – нарезной мелкокалиберный. Юра встал на подножку «Урала» у водительской двери.

- Однако, здравствуй, начальник, - поздоровался он, повергнув Бородулина в культурный шок: хотя общаться с северными народами приходилось немало, таких речевых оборотов он вживую не слыхал прежде ни от якутов, ни от вогулов, ни даже от чукчей. Было непонятно: на самом деле их проводник такой дремучий, или зачем-то прикидывается. Выяснять это желания не было. А Юра, не обращая внимания на произведенный эффект, махнул водителю:

- Мало-мало туда езжай!

Еще минут сорок они ехали по таким местам, где, казалось, и пешком пройти было бы трудно, но, поскольку все рано или поздно кончается, машина в конце концов остановилась на обширной поляне. Из кузова горохом посыпались умотанные в буквальном смысле люди. Оперативно разгрузили вещи. Бородулин расплатился с водителем, тот газанул, развернул «Урал», и уехал, оставив на прощание клубы сизого вонючего дыма.

- Пятнадцать минут покурить и оправиться, потом ставим лагерь. – обратился Андрей к «экспедиционерам» и повернулся к заму.

- Станислав Наумович, у вас есть карты, спутниковые фотографии этой точки? Может, есть более подходящее место для лагеря?

Михайленко, будто ждал вопроса, тут же сунул руку за пазуху, извлек плотный конверт с бумагами, из которого вынул и развернул карту.

- Вот, посмотрите. Мы сейчас вот здесь. – он указал на карте кончиком невесть откуда взявшегося в его руке карандаша.

Бородулин посмотрел. Заказчики действительно постарались, организуя доставку группы. Они находились почти в центре той территории, которую предполагалось обследовать. Михайленко добыл из конверта космический снимок.

- Вот этот фрагмент - это как раз наше расположение.

Снимок был хорошим, четким, подробным. Андрей быстро сопоставил его с картой, посмотрел ближайшие окрестности и пришел к выводу, что их теперешнее место для лагеря оптимально. Он глянул на часы: отведенное на отдых время уже истекло.

- Кончай перекур, - скомандовал он. – Пора за работу.

Казалось бы, разбить лагерь – дело нехитрое, однако всем скопом провозились до сумерек. Нужно было не только поставить палатки, но и вырубить подлесок на поляне, оборудовать костровое место, натянуть тент для «столовой» и положить под ним несколько бревен в качестве сидушек, заготовить дрова, хотя бы на ближайшее время, разобрать, сложить и укрыть припасы и оборудование, устроить лабаз для продуктов, выкопать поодаль яму для туалета… Андрей по ходу дела посматривал за людьми, особенно за новичками, но все было в порядке. Все работали наравне, даже шестнадцатилетние мальчишки. Михайленко тоже не филонил, честно копал, рубил и таскал. Сам же начальник занялся оружием. Работа работой, а о безопасности забывать нельзя. В лесу всякого зверья хватает, и о четырех ногах, и о двух.

Оружием для Андрея был его карабин. Ножи он за оружие не считал, так же, как и ракетницы, которых в экспедиции было аж четыре штуки. Это молодежь любит нацепить на пояс самодельную полуметровую железяку, а после меряться, у кого клинок длинней. Но даже у самых упертых после двух-трех выходов появляется понимание того, что размер здесь не главное. Сам он брал нож с чисто утилитарными целями: консервы открыть, колбасу порезать. Поэтому остановился на простом рабочем «фискарсе». Неплохая сталь, малый вес, полая удобная рукоять – не утонет в воде, яркий оранжевый набалдашник – не потеряется на земле. И с органами правопорядка никаких проблем. За оружие не считается, можно и в поезде достать, в отличие от прочих, вынужденных таить свои тесаки на дне рюкзаков до момента захода в лес.

Когда-то давно, в советские времена, у каждого уважающего себя геолога был казенный карабин, мосинка или СКС, а начальникам, сверх того, полагались «наганы». Потом, после развала Союза, вышел новый закон, запрещавший вооружать геологические партии. Но поди объясни медведю или кабану тупость московских чиновников. И все работавшие «в поле» быстро обзавелись личными охотничьими ружьями и карабинами, которые и брали с собой в экспедиции. Позже в законе вышло послабление, но привычка к «своему» оружию осталась, тем более, что официально разрешался только гладкий ствол. Ограничивалось и количество разрешений. Поэтому Бородулин возил с собой свою проверенную не однажды «Сайгу-МК» под патрон 7.62х39. Остальные тоже не спешили расставаться со своими хорошо пристрелянными и, зачастую, тюнингованными стволами. У Мелинга была тульская двуствольная горизонталка 12 калибра, у Корнева – помповая «мурка» под тот же патрон. Толк в охоте геологи понимали, стреляли хорошо и, уходя в лес с ружьем, редко возвращались без добычи. Удивил Зимин. Вопреки расхожему мнению, биолог был вовсе не сторонником «зеленых», а, напротив, страстным охотником. Он притащил с собой целых два ствола: дробовик 20 калибра для мелкой дичи и шикарный Voere 2155 с оптикой на крупного зверя. Купленные институтом две «сайги-410» тоже были взяты с собой. Конечно, по крупному зверю из них стрелять было бесполезно, они использовались только для охоты с целью разнообразить стол. На них, на эти два карабина, выдавалось аж сорок патронов боекомплекта - установленный законом минимум, и по каждому истраченному патрону требовалось представить начальству подробную объяснительную записку – когда и при каких обстоятельствах пришлось стрелять. Поэтому патроны для охоты и стрельбы по банкам покупались на свои деньги. Ружье было и у одного из студентов-геологов, древняя дореволюционная одностволка 16 калибра, доставшаяся в наследство от прадеда.

Зам тоже привез с собой оружейный кофр. Большой, чистый, нарядный, явно дорогой футляр. Открывать его и демонстрировать содержимое он не торопился.

Едва разожгли костер, как друзья-геологи оставили физический труд молодежи и принялись кашеварить. И когда все работы были завершены, и первые бледные звезды зажглись на темнеющем небе, они выставили проголодавшейся братии котел вкуснейшей каши с мясом и ведро горячего ароматного чая с брусникой и малиной.

Начало было, кажется, неплохое, но Бородулина все-таки что-то царапало. Возможно, некоторая начальственная ревность: он привык самостоятельно планировать и контролировать все связанное с экспедицией. Правду сказать, все было сделано четко, практически безупречно, придраться было не к чему. Он и сам вряд ли сделал бы лучше. Заказчик организовал заброску группы идеально. И эта идеальность почему-то не нравилась Андрею. Почему – он не смог бы сказать, но смутное предчувствие неприятностей мешало до конца расслабиться.