На полпути в ад - Кольер Джон - Страница 60

– Адела, – говорю, – держи марку. Ты – дочь солдата.

Она говорит: – Да, Джек. И жена солдата.

– Это, – говорю, – верно. Пока что так. Она говорит: – Не хочу верить, что у тебя другая женщина.

– И не верь, – говорю. – Это богиня. Она говорит: – Понятно. Значит, теперь я всего лишь мать двух сыновей солдата.

– Славные, неиспорченные ребята, Адела, – говорю я. – Как пара горячих, породистых, резвых терьеров.

Она говорит: – Да, неиспорченные. Они должны остаться со мной, Джек. И остаться неиспорченными.

– Бери их, Адела, – говорю я. Она говорит: – Держи марку, Джек. Их надо послать в подходящую школу.

– Да, Адела, – говорю я.

Она говерит: – И надо, чтобы из школы они возвращались в подходящий дом. К подходящей матери. Знаешь, как они меня называют? – и при этих словах чуть не сорвалась. – Они меня называют «наша пригожая мать». Я ведь не смогу быть их «пригожей матерью», Джек, в штопаном прошлогоднем платье, как ты думаешь?

– Хорошо, – говорю я. – Мне ничего не нужно. Я буду жить на Вайкики или где-нибудь в тех местах. У моря.

Она говорит: – Надо, чтоб тебе хватало на табак, Джек.

При этих словах я чуть не сорвался.

Потом, конечно, пришлось иметь дело с ее семьей, с ее юристами, от всего отказываться, лишаться всяческих прав, да еще эта Каррингтон-Джоунз – жуткая стерва, – в общем, нахлебался. Я держал марку, подписал все бумаги, слова лишнего не сказал, дома глядел строго под ноги – не хотел путать в эти дела маленькую богиню. Ее время настанет – на Вайкики или где он там, этот берег.

Под конец они вынесли всю мебель. В моем логове остались только кубок за поло, клюшки для гольфа и я. Не важно – сейчас мы пулей на Вайкики, в те места. Черт побери, знаем мы, по чьей указке орудуют эти прихвостни. Антианглийская деятельность!

Я позвонил Глэдис. Она явилась. Я взглянул на нее. И вдруг слова так и посыпались. Случалось вам видеть накат огневого вала перед наступающим батальоном лучших созданий божьих? Так это было, точь-в-точь.

– Вот он я, – говорю. – Бери. Играй с моими усами. Хочешь-отстриги их. Они твои. И я к ним в придачу.

Она говорит: – Что? Я говорю: – Все осталось за флагом. Все как есть. Адела. Дети. Старый генерал – отменный старик, но бог с ним. Каррингтон-Джоунзы. Челтнем. Клуб. Полк. Деньги. И один тип, некто Падлоу – выпивал с ним в Чатна-клубе, – но опять же бог с ним. Я твой. Я видел тебя, обнаженную, на берегу моря – рассвет и тому подобное. Надевай шляпу, Глэдис. Мы встретим этот рассвет. Мы отыщем этот берег. Там безлюдье – никаких туристов!

Она посмотрела на меня. Я, конечно, знал, что она удивится. Не хотел ей ничего говорить, пока Адела в доме. Соблюдал, сами понимаете. И так уже было сказано: «непременно». И – «отлично, сэр»..

Я думал, она повторит свои слова. Повторит их не так, как раньше, будто мышка пискнула из норки тайком от шныряющих в комнате кошек – денежных, чинных, достойных, пристойных, таких-сяких-разэта-ких, ну, вы меня поняли, – не просто повторит, а скажет громко, победно, весенним, что ли, голосом.

Сказала– то она громко. Видали когда-нибудь, как шрапнельным разрывом накрывает бедолагу солдата? Вот так и меня накрыло. «Джек, -думаю, – ты в нокауте. Пиши пропало». Гляжу – а она уже ушла.

Я сразу понял, в чем дело. Ее обработали. Подонки! Рука Москвы. Треклятые агитаторы. Чертовы красные. Что им юность, что им чистота? Негодяи, пробрались в воскресные школы – да всюду пробрались. Богиня – что им богиня? Глазки, ушки, формы – а им один черт. Подымай класс на класс – вот их лозунг. Классовая ненависть. Классовая борьба.