Измена. Влажные обстоятельства (СИ) - Юраш Кристина - Страница 2

Я чувствовала, как меня сжимает сильная рука. А тихий и злобный голос шипит на ухо: «Настя! Очнись!».

- Да не красавица она! Ты на ее лицо глянь! В деревне не без изъяна! У нас это - Настя! Дочка мельника! У нас с ней знакомство старое! – послышался небрежный голос красавца. Мне жутко захотелось влепить ему пощечину по первое число. – К тому же с дитем не возьму! Я – не ты, чужих не нянчу! Я лучше другую, покраше подожду! Хочу, чтобы жена красавицей была! А детей я и сам делать умею!

- А будет Настя, - заметил голос того, кого называли Лешим. – Губы у нее уже синие. Ну все! Загубил девку! Твоя теперь!

- Не померла она! Вон живая! Настя, вставай! - тряхнули меня. – Настя, я слышу, как ты там дышишь!

Я пошевелила пальцами, вплетая их в прохладную траву. Лежала я на бережку. В мокрой рубахе. Волосы противно липли к щеке. Так, а вот это уже никакой не сон!

У меня в голове шумела одна мысль!

Спасли ли мою доченьку?!

Глава первая

Вокруг никого не было. Я осмотрелась, как вдруг услышала тихий детский плач. Совсем близко. В высокой густой траве. У меня прямо с души камень упал.

- О, - прошептала я, беря на руки малышку. Она всхлипывала, морщилась, как печеное яблочко, а я не верила своему счастью. У меня снова есть ребенок!

- И как же тебя зовут? – шептала я, согревая дыханием крошку. Имя вылетело у меня из головы. - Не напомнишь?

Но кроха не отвечала. Она лишь доверчиво вцепилась маленькой пухлой ручонкой в мою мокрую одежду. Странно, но я была насквозь мокрая, а малышка - сухая.

Все вокруг казалось таким нереальным. Никогда в жизни я не видел таких огромных елей.

Где-то поверху древних елей пронеслось что-то наподобие урагана. Верхушки раскачивались, а среди завываний ветра слышались гадкие смешки. Все исчезло так же быстро, как и появилось.

- Интересно, что это? – с любопытством смотрела я, на удаляющийся вихрь.

Только в лесу где-то далеко послышался истеричный женский крик, переходящий в истошный писк.

- Даже знать не хочу! – дернулась я, понимая, что мне дико хочется пить.

Я положила ребенка и спустилась по песчаному бережку к воде, зачерпнула ее, помолилась Менделееву, вычеркнула из памяти ровно на пару минут волшебные слова «холера и дизентерия», и сделала глоток внезапно теплой воды. Это во сне она казалась холодной, а сейчас я чувствовала ее теплоту.

- Настя! Ты опять! – процедил красавец – водяной вынырнув прямо передо мной. А я села на попу не то от переизбытка впечатлений, не то от неожиданности.

- Я просто водички попить хотела… - произнесла я, не веря в то, что вижу красавца так близко. Его кожа, посеребренная лунным светом, казалась магически – притягательной. И под лучами она отливала серебром чешуи. Немного спутанные волосы прятали тугую грудь, а на коже, словно бриллианты, виднелись капли воды.

- Я знаю твою водичку! – сощурил глаза водяной. Не пойму, какого они цвета. – Настя, иди домой! Домой – это туда!

- Вообще – то, я – не та Настя, - заметила я, прижимая к себе чужого ребенка. И тут же исправилась. – Ну, я как бы тоже Настя! Но не Настя!

- Ненастья! – заметил красавец, смерив меня взглядом. Интересно, что во мне такого страшненького, то на мне жениться не захотели сразу двое! - Греби на мельницу!

Я решила не испытывать судьбу, поэтому стала отходить подальше. И тут, сделав несколько шагов, я поняла, что не знаю, где тут мельница!

- Простите, - постаралась быть вежливой. Я увидела широкую спину атлета, которая почти скрылась в воде.

- Что?! - обернулся и сверкнул глазами водяной.

Мне показалось, что орать на весь лес не вежливо. Особенно, когда там по верхушкам какая-то хрень скачет, поэтому я сделала несколько шагов к воде.

- А мельница это туда? Да? – спросила я, подходя к воде еще ближе.

- Я тебе сказал, чтобы к воде не подходила! – рявкнул водяной. А я подняла глаза и сама увидела очертания мельницы среди сосновых верхушек.

Стоило мне отвернуться и направиться по тропке, как я остановилась. Внезапно мне в спину что-то прилетело.

- Иди! – послышался крик, а я опустила глаза, видя на траве извивающуюся крупную рыбу.

Тропка уводила в чащу. Я несла в руках малышку и рыбину. Не пропадать же добру!

Зловещий скрип становился все ближе. Словно огромное чудовище в ночном мраке возвышалась мрачная мельница. Лопасти медленно делали оборот и, казалось, замедлялись.

Осторожно, словно боясь, что все это завалится мне на голову, я толкнула дверь, как вдруг поняла, что во что-то вляпалась рукой.

- Ну ешкин – кошкин! – дернулась я, видя испачканную в дегте руку. Перехватив крошку поудобней, я попыталась найти глазами хоть какую-нибудь тряпку.

Немного пометавшись, я заприметила избушку. Я толкнула плечом дверь, делая достаточно смелый шаг в темноту.

Сейчас бы вытереть руку обо что-то! О! Вон та меховая хрень подойдет!

Пока я вытирала, у пушистого «подойдет» вспыхнули глаза.

Глава вторая.

- Ща я тебе судьбу твою расскажу! А то повадились! Как че мельница заброшена, так че? Можно шляться! – зашипела сонная шапочка мне в лицо.

Я шарахнулась и прижала к груди ребенка. Это что такое!

– Ща я тебе такое нагадаю!

- Ой! – дернулась я, а на руках запищала дочка.

На меня хмуро смотрел мохнатый шар.

- Так, усе с тобой понятно! Замуж ты не выйдешь! По причинам вполне наглядным и … - заметил шарик, принюхавшись. – И, кажется, обосравшихся! Учти! На мельнице вешаться не дам! Поныть - поной. Так и быть, выслушаю! А коли хочешь, чтобы красиво и с дитем, то это к водяному! Пруд там!

- Я только что оттуда, - заметила я, вспоминая красавца- водяного и его слова. Вот кому-кому, а ему бы я от души отомстила!

- И че? Не взял? Потонуть не смогла? – спросил шарик и почесался.

- Он сказал, что я некрасивая. И с ребенком я ему не нужна, - произнесла я, а у меня даже зубы свело от обиды.

- О! Значит не врут! Правда, осерчал на него Леший! –заметил шарик и отряхнулся от муки. Из седого он стал черненьким.

- А коли хочешь наверняка, то иди в баню! Обдериха ребенка заберет, а банник тебя задавит, а шкурку твою на каменку растянет! – легко произнес добрый шарик.

А мы что? Кажется, правда! Обделались! Где бы пеленку раздобыть. Я сделала шаг к какой-то скамейке, а на которой, как мне показалось в полумраке лежала кучка тряпья!

- Так, погодь! Настюха, ты что ли? – спросил изумленный шарик и прищурился.

- Наверное, я, - заметила я, подозрительно прищурившись в ответ. – Смотря, кто спрашивает!

- Как кто? Домовой! Ты что? Родного домового не узнала?! Ты же от меня в детстве голопопая бежала и визжала! А кто тебя по ночам пугал? А? Забыла что ли? – прошипел обиженный такой забывчивостью жутковатый комочек. Он стал увеличиваться прямо на глазах. И стал напоминать маленького черного человечка покрытого мехом. И немного дегтем!

Вот после такого я бы точно его не вспомнила!

- Тьфу! – сдул он челку, а меня посмотрел светящийся глаз. Такого во сне увидишь, грязными пеленками не отмашешься. – Нагулялась и нагуляла? А что ж нам теперь делать?

- А с чего ты решил, то нагуляла? - спросила я, пытаясь разворошить тряпье. Ой! Да меня так удар хватит! В тряпье скелет был! Я попятилась, вытирая об себя руку.

- О! Знакомься, Тимофей! Все вынести его некому! – заметил шарик. – Кроме сов и мышей хоть какая-то компания! А чего помирать сюда пришел, не знаю. Пришел, такой, значит, сидит себе в уголочке… Штаны спустил… А я ему тихонько на ушко: «А чего пришел?!». Он как на меня посмотрел, как рот открыл, как глаза вылупил, так ртом воздух хватает, толком ничего ответить не может. Так я и не понял, зачем пришел! Видать – помирать!

- Так, - выдохнула я, глядя в темные углы. Здесь явно давно никто не бывал. Все вокруг было грязным, поросшим паутиной, заброшенным. Вокруг не то пыль, не то мука.