Рассвет (сборник) - Шебалов Африкан Александрович - Страница 65

Виктора раздражает ее постоянный уход от откровенного разговора. Уходит от Галины всегда грустный, но на следующий вечер снова прибегает бодрый и веселый.

Однажды принес целую тетрадь стихов.

— Прочитай, пожалуйста, на досуге. Только обязательно скажи свое мнение о них, откровенно, какое бы оно ни было, обязательно. Хорошо? — горячо попросил он.

— Хорошо.

Тетрадь была заполнена стихами от начала до конца. Галя прочитала все до последней строчки и сидела задумавшись. Большинство стихов ей понравилось.

«Что он за человек?» — думала она о Викторе.

В разговорах он еще не раз возвращался к философии. Говорил так просто, непринужденно. Сразу видно было, что на эту тему часто приходилось ему говорить со знающими людьми. В другой раз начинал показывать созвездия, сыпя десятками мудрых названий.

— Свет от многих звезд идет к нам в течение нескольких миллионов лет, — говорил он. — Теперь представь себе, какая крошечная пылинка во вселенной наш земной шар, его не увидишь и на расстоянии одного светового дня. А что по сравнению со всем этим человек?

Потом начинал рассказывать о звездах. Говорил так интересно и с такими деталями, словно сам все это видел. Откуда он знает это, когда успел выучить? А теперь еще стихи. И какие стихи? Конечно, Галина не разбирается во всех тонкостях поэзии, но ей нравились стихи Виктора.

На следующий день он прибежал раньше обычного.

— Ну, прочитала? — спросил он и сел рядом на скамью, положил на колени какой-то большой альбом.

— Прочитала, — ответила Галина. — Только тетрадь осталась в комнате.

— И как? Говори! Только откровенно. Знаешь, как это для меня важно! Начинающий поэт может увлекаться, терять чувство меры.

Галина минуту помолчала, обдумывая.

— Знаешь, Витя, стихи хорошие. Во всяком случае, большинство из них.

— Правда?!

— Да. Я не хочу тебя перехвалить и говорю то, что думаю. Только, понимаешь, в них чего-то не хватает. Мне так кажется. Красок каких-то нет, что ли… Чувствуется жизнь, кипение души, мысли и страсти, но нет зримой картины, только чувства.

— Ты уверена в этом?

— Мне так показалось. Ты же сам просил меня говорить откровенно.

— Ну, конечно. Но как же понять: кипение души страсти и в то же время — бледность? Получается какое-то раздвоение. Где же единство, где же общая оценка?

— Не знаю, как и сказать. Возможно, нет единства формы и содержания. Чего-то не хватает…

— Интересно. Надо будет проверить, возможно, и в самом деле так, — задумчиво сказал Виктор. — Каждый поэт пытается найти что-то свое, свежее. И я стремлюсь к этому. Но… Ну да ладно! Это общие рассуждения. Ты лучше скажи: понравилось тебе мое первое стихотворение «Любимая».

Галина вспомнила, что это стихотворение Виктор пытался прочитать ей возле степного колодца. Оно начиналось так:

Зная наперед, что Виктор сейчас скажет, она поспешила ответить:

— Что-то не помню. Я потом перечитаю. А что это у тебя? — показала она на альбом.

— Да так… Упражняюсь, чтобы не забыть, — неохотно ответил Виктор, недовольный внезапной сменой темы разговора.

Галина взяла альбом, надеясь увидеть в нем фотографии. Но к ее удивлению толстые картонные листы были чистые, только со многими выпуклостями, словно кто-то, балуясь, попрокалывал их с обратной стороны.

— Что это? — спросила она.

— «Хождение по мукам» Алексея Толстого. Том тринадцатый.

— Что-о? Том тринадцатый? — Галина, часто замигав, непонимающе посмотрела на него.

Виктор засмеялся.

— Чему ты удивляешься? Это так печатают книги для слепых. У меня двоюродная сестричка от рождения не видит. Вот мне и пришлось учить ее грамоте. Конечно, сначала сам выучился. Между прочим, это очень просто. Вот видишь квадратик из четырех точек? Это буква «Г». Это двоеточие — «Б». А одна точка — буква «А».

— Ну, а как же читают?

— Вот так. Наощупь.

Виктор развернул книгу, поднял лицо вверх, положил на страницу руки и указательными пальцами начал водить по рельефным строкам слева направо. Растягивая начал произносить слова:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Раньше Галине казалось, что она уже хорошо знает Виктора, а тут на тебе, такая неожиданность. Что за удивительный человек этот Виктор! Он так просто и свободно читает этот необычный шрифт, о существовании которого она даже не знала! Это вызвало уважение, зависть и даже какой-то внутренний протест.

Да, она уважает его, очень уважает, но не любит. И от этого чувствует себя словно виноватой. Обманывать же себя и его не может. С невольным страхом думает о том, что будет дальше. Ведь наступит минута, когда она должна будет сказать ему правду. Ей не хотелось обижать парня своим равнодушием. Ведь она потеряет давнего школьного товарища, пока что единственного близкого здесь для нее человека. Поэтому любой ценой надо оттянуть этот разговор.

Виктор закрыл книгу. Галина знает, что теперь он начнет ей что-то рассказывать, будет говорить с увлечением, будет стараться увлечь и ее своим настроением. Потом его ладонь, словно случайно, ляжет на ее руку. Он будет пожимать ее все крепче и крепче, пытаясь заглянуть в глаза. Голос его начнет дрожать. Галина отмечает все это с холодным любопытством стороннего наблюдателя и каждый раз неожиданно для Виктора перебивает его каким-то замечанием вроде: «У Насти сегодня Машка, лучшая свинья, заболела. Даже пойла не пьет. Что с ней случилось — не можем понять». Вздыхает и встает со скамьи.

Виктор сразу хмурится, обиженно сопит, просит посидеть еще, но в его голосе уже звучит неуверенность и растерянность.

Так было и на этот раз. Виктор восхищался силой человеческого ума: ведь для слепого, казалось бы, закрыта вся красота мира, все радости жизни; но кто-то изобрел специальное письмо, и глаза слепого открылись. Он видит голубое небо и зелень трав, чувствует трепет листьев на деревьях, прослеживает полет журавлей.

— Да, человек — это звучит гордо. Помнишь Горького? — спросил Виктор, придвигаясь ближе.

Галина молчала. Следила не столько за ходом рассуждений Виктора, в которых на этот раз не было ничего нового, сколько за тем, как он будет вести себя дальше.

В клубе заиграл баян. Не дожидаясь, пока Виктор возьмет ее за руку, Галина поднялась, привычным движением одернула платье и предложила:

— Витя, пойдем со мной в клуб.

— В клуб?.. Зачем? — отшатнулся Витька. — Я так хотел сегодня поговорить с тобой…

— Мне обязательно надо взять в библиотеке одну книгу. Я совсем забыла. Пойдем, пока не закрыли.

Глава четырнадцатая

На следующий день приехал корреспондент областной комсомольской газеты — очень подвижный, жизнерадостный паренек.

Два часа он искал председателя колхоза. Наконец, обойдя все село, снова прибежал в контору. На этот раз Матвей Лукич был у себя в кабинете.

— Семен Чижук, — вытирая пот, представился корреспондент и подал Матвею Лукичу удостоверение. Снял с головы соломенную шляпу, открыл чемоданчик, в котором лежал блокнот, фотоаппарат, полотенце и завернутые в бумагу бутерброды.

— У меня времени мало, всего два дня, а задача солидная — привезти семь материалов, побывать, по меньшей мере, в трех колхозах. От вас мне нужны данные о первом дне уборки зерновых. У вас же я должен организовать интервью молодых комбайнеров, а также описать опыт молодых животноводов, — выпалил корреспондент, отвинчивая колпачок авторучки и быстро перелистывая блокнот.

— Какая еще уборка? — пробормотал Матвей Лукич. — Жатву начнем только дня через три-четыре. Хлеб еще не созрел.

— Как не созрел?! А мне задание дали. Редактор предупредил, чтобы без жатвы не возвращался. Голову, говорит, оторву. Передовые же колхозы уже начали.