В оковах его власти (СИ) - Орлова Юлианна - Страница 23

Сейчас впервые я видела его так близко, что смогла даже рассмотреть карий цвет глаз и длинные ресницы, а еще усыпанное мелкими шрамами лицо. При этом черты лица правильные, я бы даже сказала, аристократические. Странно. Он одновременно смахивал на бойцовскую собаку, пережившую множество боев, и на дворянина голубых кровей. Не самое удачное сравнение, конечно, но это первое, что пришло в мою больную голову.

—Передайте это Александру Павловичу, пожалуйста, — оглянувшись по сторонам, я сунула руку в сумку и вытянула оттуда запакованный в несколько слоев бумаги, а потом и в файл, сверток. Ваха посмотрел на меня насмешливо, словно для него это была самая очевидная вещь в мире.

—А наш мэр будет недоволен. Так что лучше забери,— качнувшись на пятках, мужчина хотел развернуться, чтобы уйти, но я перехватила его исполинскую руку, покрытую темной порослью волос. Он замер. Я тоже, но отпрянув, заметила, что мое касание было для него, мягко сказать, неприятным. Мужчина ощетинился, словно я его ударила.

Воздух вокруг нас искрил от напряжения.

—Послушайте, я правда благодарна, но эти деньги я не возьму. Считаю, что их можно только заработать, это будет честно, в ином случае…это не мой случай. Спасибо.

Сунув сверток в руку мужчины, я быстро пошла прочь, чтобы не испытывать больше ничье терпение…

Спину нещадно жгло, как будто мне посылали туда все проклятия в мире.

ГЛАВА 18

БЕЛОВ

Голова разламывалась на миллионы частей. Сегодня как никогда, пусть это и продолжалось изо дня в день. Я морщился, но стоически выдерживал ее, зачастую не выпивая ни единой таблетки, потому что боль давно сроднилась со мной. Стала одним целым и неотъемлемым. Это больше не мой враг, это друг по несчастью. Он приходил ко мне и открывал дверь с ноги, чтобы остаться наедине и поделиться своими печалями. И я принимал эту боль как часть себя. Хорошего и плохого.

Закрыв глаза на пару секунд, я сделал несколько вдохов и выдохов. Коротких. Иногда это помогало отвлечься от стучащего в голове набатом звука. В этот раз не помогло ничего.

Мы нашли исполнителя. Технически не мы, а Ваха, конечно, но суть в том, что нашли, и уже несколько часов пытались узнать через него, кто же заказчик. Методы бывают разные, бывают жестокие, бывают изнурительные для исполнителя и для испытуемого. Ну что поделать?

Так или иначе, на меня работали лучшие, а потому я был уверен, что к ночи у меня будет имя заказчика, а к завтрашнему обеду его не будет в живых.

—Ну ты и пирушку закатил, — сказал я Вахе, усаживаясь в кресле. От резкой смены положения тела новый удар пришелся ровно по темечку. Выдержать.

Ваха молодец, целый бильярд-центр снял, а тут и девочки, выпивка, все чинно и благородно. Музыка играла нормальная, та, что музыка, а не дикие вопли под свист и барабанную дробь. Короче, заморочился он как никогда, пожалуй. Быстро собрал всех наших. Сабантуй вышел и правда приличный.

Возможно, мне надо было передохнуть от всего, в особенности от себя. Ведь находиться наедине с самим собой мне становилось все труднее, вот почему я пропадал в зале, где можно было отключить мозги, где все подчинялось только слаженной работе мышц. Чаще сам, реже с другом, раньше так вообще с сыном.

Нечастые спарринги неплохо так отрезвляли, получше пойла, в них я забывал не только о боли, но и о ней. Но как бы я ни старался делать вид абсолютно индифферентный, Ваха отлично меня чувствовал, а посему устроил веселый замес по поводу, который я обычно никогда не праздновал, да даже не вспоминал. Чтобы отвлечь по факту.

—Ну дык не каждый день такая-то годовщина правления. Царь-батюшка, — друг сделал показушный реверанс и рассмеялся. —Заодно и закрытие нашего дельца отпразднуем.

Власть — это такая зыбкая штука, что сегодня она есть, а завтра —нет, и лучше не праздновать величие, чтобы потом не стонать от краха по безвозвратно утерянному. И это пройдет, как говорится.

—Насчет второго согласен, а насчет первого…ты хоть бы постарался сделать вид, что попал в дату, Ваха.

—Даже чуть-чуть не?

—Вообще мимо, — рассмеялся я, взяв бокал с виски. —Я осенью избирался, а сейчас далеко не осень, как ты мог заметить.

Ваха скривился, прислонившись плечом к стене, и задумчиво посмотрел в окно.

—Ну тогда ты расслабься на этом празднике жизни и не думай ни о чем, а то немного поднадоело видеть твою унылую рожу без повода. Когда мы нашли концы с заказчиком и почти дотянулись до него, осталось всего ничего, и чья-то голова будет в отрезанном виде лежать тут, прямо перед тобой.

—Пулю в лоб, Вах? Не думаешь?

—Не думаю, потому что Кракен им занимается.

У меня работали разные люди, а под руководством такого главы службы безопасности, как Ваха, были и совсем отбитые. Взять только одного Кракена, он много лет был в спецназе в самых горячих точках, затем наемником, а сейчас работал на меня. Его боялись все, а кто не боялся, просто не знал о нем ничего, но лично я не встречал никого, кто не был бы о нем наслышан.

Он настоящий псих, который достанет любую информацию, буквально и фигурально. Его жестокость не знала границ, и порой я сам просил Ваху сбавить обороты, потому что мы не команда Джека Потрошителя. Да, должны бояться, но не так, чтобы доходить в своих действиях до фанатизма.

—Так, все. Ни слова о делах. Расслабься, и я обещаю тебе, что сегодняшний вечер принесет тебе только наслаждение.

Взгляд при этом у него был слишком наиграно-веселый, не для смурного Вахи, коим он обычно был. Но я впервые в жизни не почувствовал подвоха, просто посчитал, что и правда пора расслабиться.

Если бы я только знал, чем все обернется.

Выпивка лилась рекой, с каждой новой рюмкой становилось неожиданно весело, задорно. Но все равно я не покидал свой мини-зал, мне не хотелось в толпу. Даже здесь было все, чтобы я смог хоть на мгновение перестать думать о ней. На второй план уходили такие знакомые глаза, вонзающие в меня нож. После первой бутылки и нескольких партий в бильярд с голой девушкой в центре, очень многое перестало быть важным.

Я отключил в себе эти гребанные мысли, вырвал их с корнями под прессом выпитого, но все равно у меня не встал ни на одну. Я махнул на это рукой, упиваясь хотя бы тем, что в мой больной мозг перестала приходить она. Спасибо, спасибо, спасибо.

Хорошо, что Надя меня сейчас не видела, она бы точно сказала, что я гроблю своей здоровье из-за такой бесполезной вещи, как выпивка.

Я печально улыбнулся, ударяя кием по шару. Точно в цель. Шар укатился в лузу, и я залпом опустошил стакан. Хорошо, что ее здесь нет. И пора бы прекратить думать еще и о ней. Пора прекратить думать о том, кто давно уже не в этом мире, а мою жизнь покинул по собственному желанию задолго «до».

МНОГО ЛЕТ НАЗАД

—Ты подонок! Вот кто ты, ты как смел вообще на мою дочь засматриваться?! Ишь какой, щенок, что ты с ней сделал? Мать отведет ее к врачу. Не дай Бог, там что-то будет не так, не дай Бог. Я урою тебя живьем, подонок! — отец Нади схватил меня за грудки и приложил о стенку. Я бы поступил с женихом своей дочери также. Урыл бы. Закопал. Потому я его понимал, ни в чем не обвинял. А затем он меня отпустил и резко отошел к окну, говоря уже на иврите. Грозные слова кидали мне в лицо как бросают камни.

Градус беседы ощутимо увеличивался, это по интонации мог осознать, но я все это время молчал, пока мужчина не ударил кулаком по стене и не схватился за голову, замолчав на пару минут. Тишина стала оглушительной.

Мой отец дружил с ним годами, и я понять не мог одного, как так быстро у него поменялось мнение обо мне? Подонком я никогда не был, дочь его не тронул в том смысле, о котором он думал, хоть и хотел. Черт возьми, я хотел так, что от желания мне сводило мышцы. Я спал и видел себя в ней, ее на себе. Но я не смел даже касаться так, как она не позволила бы.

Даже поцелуи были словно украденные, нам непозволенные. Я обо всем спрашивал, даже о том, чтобы взять за руку. О чем вообще тут можно было говорить?