Его нельзя любить - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 5

– Мы не домой. Поехали.

– А где моя сумка?

– У меня, – показываю ей ее барахло и подталкиваю в направлении двери.

В тачке ее быстро вырубает. Я нарезаю пару кругов по Садовому и торможу у отеля.

– Просыпайся, – толкаю ее в плечо.

Ника резко открывает глаза и, походу дела, вообще не понимает, что происходит.

– Где мы?

– Пошли, пару часов поспишь, потом домой поедем.

Она не сопротивляется, идет за мной по пятам. В номере сразу валится на кровать и снова засыпает.

Да уж, тухляк полнейший. Знал бы, что ее так накроет, явно бы снизил долю алкоголя, что она выхлебала.

Бросаю на нее плед и размещаюсь на другой стороне кровати, не утруждаясь снимать ботинки. Занимаю полулежачее положение, пристраивая под спину две подушки.

Листаю ленту, рассматриваю фотки, которые сделал в доме Валеры, на которых Глупость сосется с Настей. Блокирую телефон и закрываю глаза.

После нашей выходки Азарина, кажется, отправляют в военное. Минус один друг в городе. «Красота».

Куда катится этот мир?

Как засыпаю, понятия не имею. Меня будит телефонный звонок, и, судя по мелодии, не мой. Свой я, как купил, поставил в режим «не беспокоить».

Орет телефон Ники. Он лежит в ее сумке под моей подушкой.

Мамочка звонит. Чем эта курица раньше думала, когда отпускала со мной свою дочь, вот интересно?

Тем же, чем на члене моего отца скачет, видимо. Вырубаю звук и примерно час наблюдаю за тем, как звонки повторяются снова и снова.

Когда их количество переваливает за три десятка, расталкиваю девчонку и сую ей телефон.

– Ника, мама твоя звонит.

– Мама?

Она смотрит на экран. С опаской забирает смартфон из моих рук, но отвечать не спешит.

– Скажи, что мы уже едем домой, – подсказываю.

Глупость касается пальцами сенсоров, и из динамика тут же льются причитания Лады.

– Где ты, Ника?

– Мама, мы уже едем домой. Все хорошо.

– Пять утра. Я места себе не нахожу. Звонила не один раз, почему ты трубки не берешь?

Ответ на этот вопрос я знаю. Потому что, пока твоя дочь спала, ее телефон был у меня. Я его минут десять назад только включил.

– Я не знаю, может быть, тут плохая связь. – Она сглатывает и садится на кровать. Смотрит в окно. На улице и правда уже рассвело давно. – Мы скоро будем.

Ника тут же завершает звонок и оглядывается на меня.

– Ты же ей не расскажешь про то, что произошло?

– Нет. – Перемещаю ноги на пол и поднимаюсь с кровати. – Причешись, и поехали. Жду тебя внизу.

Малинина спускается минут через пятнадцать с краснющими глазами, ревела, похоже. На улице открываю ей дверь в тачке и сажусь за руль.

– Не трясись ты так, – успокаиваю на подъезде к дому, – ничего они тебе не сделают. Ты уже взрослая.

– Знаю, – кивает. – Но это все неправильно. Так нельзя.

Отрицание. Нет, этого я допустить не могу. Никакого негатива о нашем вечере, Глупость. Никакого…

– Нельзя веселиться? Да, ты слегка перебрала, но это со всеми бывает. Уверен, что у твоей матери тоже такое было.

– Угу, видимо, в ту ночь, после которой появилась я, – бормочет себе под нос, но я слышу.

Не комментирую, правда. Но мысли в ее голове мне нравятся. Сомнение. Подрыв авторитета – это всегда прекрасно. Потому что на смену старому всегда придет новый.

Улыбаюсь и сбавляю скорость.

Когда заворачиваю к воротам, нутром чувствую, что ее мамаша в паре с моим отцом, который мне раз сто уже позвонил, но скатился в пропущенные, шарятся у дома на улице.

– Так, – смотрю Нике в глаза, – если что, вали все на меня, поняла? Скажешь, что я напился, уснул, и поэтому ты не могла уехать. Переживала, не могла меня бросить и прочая хрень.

– Но ты трезв.

– За это не переживай.

Торможу в паре миллиметров от отца, он на улице вместе с Ладой тусит. Как сторожевые собаки, блин.

– Поехали, – подмигиваю Нике и вылезаю на улицу. – О, родственнички, – выговариваю заплетающимся языком и нарочно запинаюсь на ровном месте.

– Слава! – Лада в ужасе бросается к Нике, которая успела привести себя в порядок. Да, от нее несет вискарем, но выглядит она явно трезвее моего образа.

– У тебя совсем ума нет? – отец поддевает меня за шиворот футболки. Я брыкаюсь. Отыгрываю на пятерочку.

– Руки, – отцепляю его пальцы и громко ржу. – Вы чего такие скучные? Может, выпьем, а? Папа? – откровенно насмехаюсь, наблюдая, как Лада прыгает вокруг дочери, расспрашивая о произошедшем.

Ника повторяет мою легенду слово в слово. Без запинки. Умница.

– Я спать, – закатываю глаза и плетусь к дому покачиваясь.

– Завтра поговорим, – бросает отец и принимается успокаивать свою истеричную жену, которая, вся в слезах, осматривает свою дочь.

У двери поворачиваюсь, потому что чувствую на себе взгляд. Это Ника.

Подмигиваю ей, ловлю в ответ ее робкую улыбку и переступаю порог. Как только закрываю за собой дверь, выпрямляюсь и ровным шагом поднимаюсь к себе.

Глава 4

Ника

Резко отрываю голову от подушки и в ужасе себя ощупываю. Сердце сейчас из груди вырвется от стыда, а голова лопнет от боли. Я в своей комнате, точнее в комнате, которая буквально вчера как бы стала моей.

На тумбочку у кровати кто-то заботливо положил таблетку и поставил стакан воды.

Сиротливо озираюсь по сторонам, кладу в рот таблетку и дрожащими губами осушаю стакан до дна.

Перед глазами проскальзывают фрагменты сегодняшней ночи. Огромный дом, громкая музыка, танцы и злополучная барная стойка, на которой я танцевала вместе с Настей и ее братом. Этот его поцелуй. Я сама не поняла, как это вообще вышло, а минутами позже чуть со стыда не сгорела.

Роняю лицо в ладони и тихонечко поскуливаю. Кислый брют, который я до сих пор ощущаю на языке, отдается в желудке яркими рвотными позывами.

Как я до такого докатилась? Если бы не Ян и его представление перед мамой, понятия не имею, что бы я ей говорила. Он меня спас. А судя по сообщению с его извинениями, которое я сейчас читаю, вообще считает себя виноватым. Только за что?

Это я соврала, что пила и брют этот, и виски раньше. Хотела показаться… Взрослой. Веселой. Доказать, что со мной очень классно тусить. Доказала. Дура.

Шмыгаю носом и медленно перемещаюсь в душ. Долго чищу зубы, чтобы избавиться от привкуса алкоголя на слизистой, а потом почти час отмокаю в ванне.

На часах половина третьего дня, я в жизни так долго не спала. Хотя и в шесть утра домой еще ни разу не возвращалась.

Приведя себя в порядок, тихонечко вышмыгиваю из комнаты, потому что очень хочется пить. Если бы не эта потребность, я бы и носа отсюда не высунула до самого отлета. Билет куплен на послезавтра. Я вернусь как раз за сутки до экзамена по русскому языку.

Как мышка спускаюсь на первый этаж, прислушиваясь к каждому шороху. Голова все еще не моя. Мутит немного, а в животе урчит от голода, но стоит только подумать о еде, как к горлу тут же подступает тошнота.

– Ника.

Мамин голос доносится до меня как сигнал тревоги. Мне тут же хочется убежать обратно наверх, но я беру себя в руки. А еще принимаю ту ответственность, которую должна, за все свои поступки.

– Как ты, дочка? – мамины руки заботливо ложатся мне на плечи. – Он тебя напоил, да?

– Кто? – хмурюсь, наконец заглядывая в мамины глаза.

– Ян. Бессовестный мальчишка, – она вздыхает. – Слава вчера был в бешенстве. Как у этого мелкого пакостника только ума хватило! Не переживай, Слава его обязательно накажет.

Я впадают в ступор. Паникую. Хаотично обдумываю все мамины слова и открываю рот. Нужно что-то сказать, точнее, рассказать правду.

Я ведь вчера могла сказать нет. Отказаться от поездки или просто не пить алкоголь. Могла вызвать такси и уехать в любой момент, не доводя до абсурда, но я продолжила вживаться в роль. Тешить свое самолюбие и глупые надежды на то, что вот теперь-то могу быть как все. Веселиться. Жить на полную катушку.