Черные дни в Авиньоне (СИ) - Цыпкина Светлана "Akana" - Страница 1

Светлана Цыпкина

(Akana, Старый фикрайтер)

Черные дни в Авиньоне

От автора

«Имя розы» и «Благие знамения» на первый взгляд кажутся совершенно не подходящими для кроссовера. Ну ничего же общего ни в стилистике, ни в теме, ни в настроении, ни в персонажах… погодите, так-таки совсем ничего общего в персонажах?

Читая публицистику Терри Пратчетта, затем в очередной раз бродя по аббатству, изображенному Умберто Эко, я поймала себя на мысли, что брат Вильгельм кого-то мне напоминает. Разумеется, с поправкой на время и на, так сказать, литературность. Та же жажда знаний. Такая же открытость новому. Схожее желание увидеть обратную сторону вещей. Умение сделать это. Наконец, чувство юмора, отношение к смеху как к дыханию жизни.

В «Имени розы» о смехе и смешном ведутся горячие споры, в «Благих знамениях» юмор сквозит между строк — и это второй момент, объединяющий такие непохожие книги.

Но как же тема заявки? Какой может быть смех, когда кругом чума?

Но до чумы была жизнь. И продолжится после чумы. И даже во время чумы она все-таки не прекращается, хотя это и очень трудно. Значит, найдется место и острому слову, и парадоксальному выводу, и меткому замечанию. Так или иначе, но все персонажи будут сопротивляться унынию и противостоять безнадеге.

Автор не историк, посему смиренно просит специалистов сабатонами не кидаться.

В заявке указано, что все должно происходить на территории Италии. Я переместила события во Францию. Связано это с тем что (цитирую канон): «Вильгельм чувствовал, что Италия становится для него небезопасна».

Глава 1. Лучшее время для ЗОЖ

Начало апреля. Семь часов утра. Температура воздуха — 18 градусов по Цельсию. Температура воды в море — 15 градусов. Ветер умеренный. Легкая облачность.

Выяснив время и погоду, она активировала пульсометр в смарт-часах и вышла на ежедневную пробежку.

Сосед — рыхлый, лысеющий, в мешковатом джемпере и мятых брюках, как обычно, выгуливал своего флегматичного спаниеля. Она улыбнулась, вежливо кивнула. Качнулся на затылке пышный хвост русых волос. Сосед в который уже раз проводил мечтательным взглядом высокую ладную фигуру в белых шортах и желтом топе с золотистыми бретельками. Она знала, что мужчина смотрит. Самодовольно усмехнулась: да, шорты и маечка в обтяжку. Могу себе позволить, потому что все упруго, подтянуто, морщинок нет, несмотря на возраст. При мысли о возрасте бегунья коротко и беззаботно рассмеялась. Солнечные лучи стрелами отразились в золоте на плечах.

Тихий зеленый городок неторопливо просыпался. Тут и там, точно веки заспанных глаз, поднимались жалюзи в витринах и окнах. Улицы умывались струями воды из шлангов, дышали ароматом цветов на клумбах, влажной земли и солью близкого моря.

По мокрому асфальту вдоль подстриженных кустов самшита шли двое. Один своим старомодным нарядом напоминал провинциального джентльмена из романов Диккенса, зато второй словно только что покинул какой-нибудь модный ночной клуб. Задрав длинный нос, на котором красовались солнцезащитные очки, он вышагивал так, будто делал тротуару огромное одолжение. Первый на ходу рассеянно оглаживал кончиками пальцев зеленые листья. Кустарник за его спиной покрывался крупными желтыми цветами.

По другую сторону живой изгороди, в тени магнолий и сосен, расположились белые, голубые и розовые виллы, фасадами выходящие к морю. Напротив одной из них мужчины остановились. Состоялся короткий разговор вполголоса:

— Эта?

— Угу.

— Ты уже придумал, что мы скажем?

— Предпочитаю импровизацию.

— Ох, Кроули…

— Идем. Положись на меня.

Выложенная серым камнем дорожка привела их к закрытой двери. На звонок никто не откликнулся.

— Мисс Моровая ушла на утреннюю пробежку, а ее компаньонка, наверное, отправилась на рынок, пока он еще работает, — хозяин спаниеля с интересом разглядывал экстравагантную пару.

— О, благодарим вас, вы чрезвычайно любезны, — лучезарно улыбнулся персонаж Диккенса, поспешно возвращаясь на тротуар. Тип в черных очках последовал его примеру. — И как долго она бегает?

— Обычно с полчаса. Да вон она, в белых шортах и желтой майке! Если вышла на набережную, значит, скоро вернется… — сосед бегуньи оказался словоохотлив.

Улица, сужаясь, серпантином сбегала от домов к морю. Вдоль полоски песчаного пляжа тянулась безлюдная набережная с каменным парапетом и высокими пальмами. Заметить фигурку в золотисто-желтом было нетрудно.

— Чудесно, замечательно! А не подскажете ли имя компаньонки? Видите ли, мы давно не виделись с мисс Моровой.

— Она просит звать себя мадам Лепрá… Минуточку, вы не местные?

Улыбчивый джентльмен необъяснимым образом располагал к себе, но сосед все равно насторожился:

— У нас карантин, вообще-то, туристам въезд запрещен…

— Мы не туристы, — перебил его второй незнакомец очень неприятным голосом. Потом наставил черные окуляры на спаниеля, и пес вдруг рванул вперед, чуть не вырвав поводок из рук, так что владелец припустил за ним со всех ног. Он пробежал два квартала, ужасно запыхался и, самое главное, никак не мог сообразить, с чего это ему взбрело в голову бегать, да еще так быстро.

— Мисс Моровая, — смакуя слова, проговорил Кроули. — Не Пестис, не Пестиленция… Хорошо хоть не Чума-ханум![1] Интересно, чувство юмора как-то связано с уходом в отставку? Помнится, на работе эта дама шуток не любила.

— «Мадам Лепрá» тоже неплохо, — заметил Азирафель и покачал головой: — Подумать только: Чума на утренней пробежке! Она решила вести здоровый образ жизни?

— И на завтрак у нее вареная капуста с морковкой! — хохотнул Кроули. Приподняв очки, он рассматривал узор из кованых прутьев на двери: пучок молний, увенчанный зубчатой короной. — Старушенция верна себе. Нет, эта болезнь — не ее рук дело: размах не тот.

— А если от скуки и морковки она решила тряхнуть стариной?

Демон молча пожал плечами и отошел в густую тень платанов, росших вдоль улицы. Визитерам ничего не оставалось, кроме как ждать возвращения владелицы виллы.

Идея навестить всадника Апокалипсиса принадлежала Азирафелю и была одним из самых реалистичных прожектов, приходивших ему на ум в первый год после несостоявшегося Армагеддона.

Кроули уже не раз проклял себя за неосторожно брошенную фразу о возможной войне человечества и объединенных райско-адских сил. Развитое воображение, обостренная, как у всех эфирных, чувствительность, колоссальная эрудиция и повысившаяся в последнее время мнительность привели к тому, что ангел стал видеть приметы грядущей битвы буквально во всем. Он начал отслеживать все политические конфликты на планете, допытываясь у Кроули, не приложил ли Ад к ним руку; выписал гору научных журналов, решив узнать, как глубоко продвинулось человечество в изучении основ мироздания и не собирается ли их поколебать; наконец, занялся ревизией современных верований и религиозных течений, желая проверить, не зародилась ли в их недрах какая-нибудь разрушительная идеология. Дойдя в своих изысканиях до пастафарианства, Азирафель оставил религии в покое и целый вечер отпаивался коньяком в компании Кроули.