Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Фармер Филип Хосе - Кода Кода

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Кода - Фармер Филип Хосе - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Характер Ивара в чем-то изменился. Теперь, вместо власти физической и временной, он стремился к власти над истиной. Шаг вперед, да. Но недостаточный. Как собирался он воспользоваться своим знанием? Подозреваю, что его одолело бы могучее искушение обратить знание, вырванное из хозяев этого мира, — если бы ему это удалось — только на собственную выгоду. Он хотел истины, но не Истины.

Был с нами и Эндрю Дэвис, американский врач, остеопат и нейропат, умерший в 1919 году. Пробуждение на берегу Реки, хотя и смутило его, но не заставило отказаться от фундаменталистской религии церкви Христа. Как и многие верующие, он пришел к выводу, что Мир Реки есть лишь Богом данное место испытания тех, кто называют себя христианами. А то, что подобное место не упоминается в Библии, стало лишь очередным доказательством неисповедимости путей Господних.

Услышав о том, что некая женщина якобы зачала и родила мальчика, он поверил во второе пришествие сына Божьего и отправился вверх по Реке на поиски женщины и ее ребенка. Через несколько лет он встретил человека, знавшего Иисуса на Земле. Этот человек рассказал Дэвису, что вновь увидел Иисуса на берегу Реки и стал свидетелем тому, как его ряспяли фанатичные христиане.[1]

Признал ли тогда Дэвис, что Иисус был лишь очередным безумцем, уверовавшим в то, что он Мессия? Нет! Дэвис заявил, что рассказчик солгал, потому что он орудие дьявола.

Я полагаю возможным, что где-то в этом мире у женщины развилась ложная беременность. И что рассказ об этом, пропутешествовав миллионы миль и немало лет, исказился. Результат: слух о том, что женщина родила в мире, где все мужчины и женщины стерильны. А ребенок, разумеется, не кто иной, как Спаситель.

Итак, Дэвис поплыл дальше с Иваром, оставив меня. Дэвису было все равно, доберутся они до предполагаемой башни посреди предполагаемого моря на северном полюсе или нет. Он надеялся — жаждал — отыскать где-то севернее сына той девственницы и пасть ниц к его ногам. А ребенку, если тот существовал в реальности, должно сейчас быть около тридцати лет. Но он, разумеется, и не рождался.

Прошло семь лет с того дня, как уплыли Ивар и его товарищи. За эти годы я встретил десятки групп людей, направлявшихся на север штурмовать башню. Они задавали вопросы и искали правду, которую я им охотно открывал. Один из таких путников утверждал, что он араб, но некоторые из его товарищей проговорились, и я узнал, что на самом деле он англичанин, живший в девятнадцатом столетии. Мой современник, более или менее. Его звали Б"ртон. Замечательный человек, хорошо известный в свое время, автор многочисленных книг, говоривший на многих языках, прекрасный фехтовальщик и знаменитый исследователь Африки и других мест. Его спутники рассказали, что он случайно очнулся в предвоскресительной камере, созданной таинственными существами, сделавшими эту планету. Им пришлось вновь его усыпить, но с тех пор он встречался с ними, и теперь они разыскивают его — не знаю, с какой целью. Подозреваю, что этот рассказ — одна из множества небылиц, циркулирующих в Мире Реки.

Если кому-то и по силам пробраться в башню, преодолев множество почти непреодолимых препятствий, и схватить за глотку ее хозяев, то Б"ртон как раз подходящий человек. По крайней мере, такое у меня создалось впечатление. Но он тоже отправился вверх по реке, и больше я о нем ничего не слышал. Его экспедиция была далеко не последней.

Все эти семь лет я был учеником Рабийи, арабки, жившей с 717 по 801 год новой эры. Она родилась в Басре, в городе у реки Шатт-эль-Араб, начинающейся ниже места слияния Тигра и Евфрата. В этом районе древней Месопотамии зародилась цивилизация шумеров, которых сменили аккадцы, вавилонцы, ассирийцы и многие другие, уже покрытые пылью веков. Басра находится неподалеку от Багдада — как мне сказали люди из двадцатого столетия, Багдад был столицей мусульманской страны под названием Ирак.

В свое время и позднее Рабийя была известным во всем мусульманском миру суфием. Суфиями называли мусульманских мистиков, чей нетрадиционный подход к религии часто служил причиной преследования ортодоксов. Это меня не удивило. Везде на Земле ортодоксы ненавидели неортодоксов, и здесь в этом смысле тоже ничего не изменилось. Не было ничего странного и в том, что после смерти суфии часто становились святыми в глазах ортодоксов — ведь они больше не представляли опасности.

Рабийя говорила мне, что долгой время были и иудейские и христианские суфии — правда, немногочисленные, — и мусульманские суфии принимали их как равных. Суфием мог стать любой, верящий в Бога, атеисты могли не беспокоиться. Но чтобы стать суфием, нужно было соответствовать и другим требованиям, причем весьма жестким. К тому же, в отличие от ортодоксов, суфии-мусульмане верили в изначальное равенство мужчин и женщин, что для ортодоксов было совершенно неприемлемо.

Многие мои друзья, жившие в Париже конца девятнадцатого и начала двадцатого столетия (Аполлинер, Руссо, Сати и многие другие, почти все живые легенды — великие поэты, писатели и художники, отрывавшиеся от ортодоксальности в будущее — где они сейчас?), скривились бы или презрительно рассмеялись, узнав, что я стремлюсь стать суфием. Иногда я и сам подсмеиваюсь над собой. Кто имеет на это большее право?

Рабийя сказала, что шагала по Пути все выше и выше, пока не испытала нечто близкое к экстазу, узрев славу Господню. Такого могу достичь и я. Она готова быть моим учителем, но ничего не гарантирует, потому что лишь я сам, собственными усилиями смогу добиться того, чего добилась она. Такое удавалось и другим, хотя очень немногим. А потом она добавила, что все мои усилия могут оказаться тщетными. Бог сам выбирает тех, кто сможет познать Путь, Истину. И если я не окажусь среди избранных — увы… Ничего не поделаешь. Почему я, Альфред Жарри, когда-то называвший себя доктором Фостроллом, поливавший насмешками лицемеров, обывателей, ортодоксов и самодовольных слепцов, эксплуататор и преследователь других, мертвых душой и упрямых последователей любой веры… почему я сейчас ищу Бога и желаю трудиться, как никогда не трудился в жизни, лишь бы стать его рабом, не говоря уже о том, чтобы стать рабом Рабийи? Почему я так поступаю?

Тому есть множество объяснений, в основном психологических. Но психология ничего не объясняет удовлетворительно.

Некоторое время я слышал о Рабийе, поэтому и решил послушать ее сам. Я был исследователем и портретистом абсурда, и мне не хотелось упускать возможность познакомиться с той особой абсурдностью, которую она олицетворяла… так мне думалось. Я держался с краю толпы ее учеников, любопытствующих и страстно желающих научиться от нее чему-нибудь. На первый взгляд ее слова не отличались от проповедей учителей других религий. Разговоры о Пути и Истине сами по себе ничего не стоят, и кроме имен основателей сект и их учеников ничего нового я не услышал.

Но эта женщина словно излучала нечто такое, чего я никогда не замечал у других. И ее слова почему-то имели смысл, даже будучи логически абсурдными. А потом она искоса взглянула на меня, и между нами словно блеснула молния, как бы соединяя положительный и отрицательный заряды. В ее черных глазах косули я разглядел нечто неопределяемое, но явно магнетическое.

Короче говоря, я слушал, потом заговорил с ней и вскоре убедился в том, что все ее слова — квинтэссенция абсурда. Но я вспомнил и слова Тертуллиана, писавшего о своей христианской вере: «Верую, ибо абсурдно». Такая фраза не выдерживает логического анализа, но она и не предназначена для него. Она взывает к духу, а не к разуму. В ней заложен многослойный смысл, столь же трудноуловимый, как и аромат вина. Нос ощущает его, но пальцами его не удержать.

Наставники суфизма требуют от своих учеников соблюдения особой дисциплины, направленной на физическое, умственное и духовное возвышение посвященных. Частью этой дисциплины является требование ничего не принимать как должное только потому, что это традиционно и привычно. Суфий никогда не согласится с фразой типа «всем известно…» или «говорят, что…». Я и сам так поступал, но суфистский метод оценки отличается от моего. Я стремился выставить напоказ скрытую нелепость, высмеять. Суфии вдалбливают в ученика автоматический метод рассмотрения чего угодно со всех сторон и одновременно, если такое возможно, еще и обучения несуфия. Я и сам никогда не верил, что моя сатирическая поэзия, романы, пьесы и картины просветят хотя бы одного обывателя, — я взывал к разуму тех, кто уже был со мной согласен.

вернуться

1

 В повести «Вверх по светлой реке» автор неоднократно упоминает, что эта таинственная женщина родила девочку. Человек, рассказавший Дэвису о казни Иисуса, не знал Иисуса на Земле, и сослался на слова другого человека, якобы опознавшего его. И распяли его не христиане, а средневековый монах-фанатик. (Примеч. пер.)