Самый лучший комсомолец. Том пятый (СИ) - Смолин Павел - Страница 4

— Хорошо живете, значит?

— Грех жаловаться, — кивнул он.

— А мясо? — вернул я его на путь истинный.

— А мясо я у однополчанина покупаю, он бычка забивает раз в полгода, половину — мне, как своему, — ответил пенсионер. — Нам хватает. Честно все, — на всякий случай подстраховался он. — Не колхозных забивает — своих!

— Честных людей вообще гораздо больше чем ворья, — с улыбкой кивнул ему я.

— Тож так считаю, — согласился Елисей Семенович.

Путь наш лежал вдоль Волги, дождик потихоньку прекращался, и пробившиеся сквозь потерявшие мощь тучки солнечные лучики породили здоровенную, яркую радугу — от берега до берега.

— Мы с соседом на рыбалку завтра пойдем, — поделился планами пенсионер. — Это тож к твоему «мясному вопросу» — вон какая красота под боком, — указал на реку. — С голоду помереть не даст.

— От голода помереть страна не даст, — поправил его дядя Петя. — У нас на подножном корме никто уже не живет.

— Как сказать, — приосанился Елисей Семенович. — Вот сосед как раз и «подножничает» — у него пенсия минимальная, сорок три рубля (потому что Андропов успел поднять). Вот ему или мяса купить, или все остальное, вот и сидит с удилищем, рыбку дергает.

— Если работу ему найдем нетяжелую — согласится? — спросил я.

— Не согласится, — покачал головой дед. — Я предлагал — брат невесткин в кооператоры подался, вот ему сторож нужен был за тридцать рублей склад сторожить, мне Иваныч тогда так и сказал — «да нах…», — Елисей Семенович покосился на Виталину и осекся. — Свое отработал, говорит.

— В любом случае надо пенсии поднимать, — поморщился я. — Прав ваш Иваныч — свое отработал, значит заслужил минимум среднюю зарплату по стране в виде пенсии — это ж справедливо.

— Это как сказать, — собеседник устроился поудобнее. — Я вот всю жизнь пахал — не потому что лучше других, а потому что не понимаю зачем на работу приходить и от нее же бегать: тебе же, дуралею, и денег нормальных не заплатят. Какой смысл? А вот Иваныч наоборот — ему работа что клуб была: сидеть, курить, да анекдоты травить. И вот насчитали бы ему мои же семдесят пять — мне было бы обидно, потому что Иваныч в моих глазах — тунеядец!

— И это тоже справедливо, — признал я. — Но я же не про уравниловку, а о подъеме минимума. Например Иванычу — сотня, а вам, как заслуженному труженику — все две.

— Это дело! — гоготнул Елисей Семенович. — Когда такую благодать сделают?

— За пятилетку, по телевизору же рассказывали, — ответил я. — Постепенно, добавляя по чуть-чуть каждые полгода, вслед за общим экономическим ростом всей страны.

— А коммунизм когда будет? Хрущев обещал, Брежнев обещал, а при деде твоем — как-то замолчали, — задал дедушка неудобный вопрос.

— Технический прогресс замедлился, — ответил я. — Не потому что наши ученые ленятся, а потому что вот так оно работает — все что по верхам от природы взять можно было, человек уже освоил и поставил себе на службу. Теперь нам предстоит долго и нудно выцарапывать крохи настолько сложных знаний, что без двадцати лет университета за плечами о них и представления не имеют. И это не только у нас так — общемировая проблема. А коммунизм — это в первую очередь механизация и роботизация. У нас, извините, даже батарейки на которой робот будет работать хотя бы часа три без розетки нету. У человечества нету, имею ввиду — какой тут нафиг коммунизм? Но жить хочется хорошо всем и прямо сейчас, поэтому Партия строит образцово-показательное социалистическое государство.

— Не поживу при коммунизме значит, — пригорюнился дедушка.

— И наши с вами внуки скорее всего не поживут, — разделил его грусть я. — Но может быть поживут правнуки или правнуки правнуков — разве оно того не стоит? А про сейчас — все в сравнении познается, и среднестатистический Советский человек живет лучше 90% населения планеты. И дальше будет жить еще лучше.

— У меня батя при царе на Урале работал, в шахте, — решил поделиться Елисей Семенович. — Как это в учебниках называется — «отхожий промысел». Дай боже кирками промышляли — по шестнадцать часов. Жили в бараке — шконки в три ряда, некоторые — прямо семьями. Когда меня в техникум взяли, батя плакал — и не мечтал, что сын учиться будет. Когда война началась, плакал, что на фронт не взяли — «за такую страну, сынок, и жизни не жалко» — вот что мне сказал.

— А вы?

— А я что — раз батя сказал, значит так оно и есть, — пожал плечами Елисей Семенович. — Из-за стола сразу в добровольцы, вместе с сыном — ему уже почитай два десятка было, — улыбнулся. — А ты — «мясо», «мясо»! Мясом СССР не измерить.

— Вам бы политинформацию проводить, — улыбнулся я.

— А я и провожу, — он с ухмылкой достал из кармана корочку члена КПСС.

— А меня пока не берут — мал, — позавидовал я.

— А бандитов ловить не мал? — ухмыльнулся дед.

— Сам удивляюсь что разрешили, — хохотнул я.

Живет Елисей Семенович в «хрущевке», в «трешке» на двух хозяев. Комната у него, а две соседние — семья из четверых человек. А вот подозрительная дама безраздельно владеет аж «двушечкой» — бездетная вдова «какого-то упыря из Горкома» потому что.

С ней мы встретились на лестничной площадке — одетая в импортный юбочный костюм, стоящая на каблучках чешских туфелек крашенная хной женщина лет сорока стеснительно пыталась прятать украшенные кольцами с драгоценными камнями пальцы рук, чем вызывала легкое веселье мешающих этому «дядей» из сопровождения.

— Здравствуйте, гражданка Воскресенская, — от имени нашей группы поприветствовал даму дядя Витя.

— Что происходит, товарищи? — она скользнула взглядом по группе, недоуменно почала бровями на меня и решила не обращать внимания.

Меня кто-то не знает! Какой жуткий удар по самооценке!

— Дуру-то не включай, Клавка! — продемонстрировал накопленный за время пребывания с нами опыт Елисей Семенович. — Оно тебе надо — за этого урода сидеть?

И подмигнул дяде Вите с видом «как я её, а?».

— Какой «сидеть»? Какой «урод»⁈ — на ходу наращивая громкость и праведный гнев, вступила в полемику дама. — Чей-то ты на меня клевету разводишь, козел старый? Да он же алкаш, товарищи, чего вы его слушаете⁈ — возмущенно всплеснула руками. — Я — честная женщина. Библиотекарь! Да у меня высшее образование и почетная грамота от Парткома!

— Покажете? — попросил дядя Петя.

— И покажу! — гордо вскинула она голову. — Только пусть молодой человек ключи отдаст, — ткнула пальцем в держащего ее сумочку «дядю».

— Отдай, — велел дядя Петя.

Клавка открыла дверь квартиры и повела нас внутрь:

— Только обувь снимете — я не алкашка, у меня вообще-то чисто!

Оказавшись в оклеенной советскими желтыми обоями «в цветочек» прихожей, мы выполнили ее требование, повесили зонтики на кривовато висящую вешалку, и по аккуратно покрашенным доскам лишенного ковров пола пошли по коридору.

* * *

— Вентиляции, — скомандовал дядя Витя подручным.

Мужики шмыгнули в санузел и кухню, а хозяйка жилища расстроилась:

— Вы что себе позволяете? Какие еще «вентиляции»? У вас может и ордер есть?

— Есть, — показал ей дядя Витя требуемое.

Я выписал — имею право как ревизор!

— Тут три морозилки, — раздался сопровождаемый хлопками дверей голос со стороны кухни. — Во всех трех мясо.

— На зиму запасаешься? — подколол Клавку Елисей Семенович.

— А может и на зиму! — уперев кулаки в не потерянную с возрастом талию, ответила она. — Тебя, козла, забыла спросить!

— Тряпичный сверток из вентиляции, — вышел из туалета «дядя» с тряпичным свертком. — Бачок пуст.

— А ты поглубже в унитаз-то залезь! — посоветовала ему Клавка.

Открыли сверток — полторы тысячи рублей купюрами.

— Забирайте, раз уж у нас тут тридцать седьмой год вернулся! — с отвращением выплюнула хозяйка дома.

— Взятку предлагаете? — заинтересовался дядя Петя.

— КГБ не купишь! — злорадно заявил Елисей Семенович.

— Х*ятку! — презрительно фыркнула Клавка. — Я юридически подкованная, меня не проведешь! Ворвались, обыски какие-то проводят без понятых. Грабить пришли? Грабьте!