Прутский поход (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 3

— Это что — его отцу даровали?

— Скорее, так оно и есть, ваша светлость. Я столь искусной работы никогда не видел, хоть браслет золотой, но сами часы неслыханное богатство. И стрелки идут, что удивительно…

Действительно — тонкая стрелочка обежала круг, Дмитрий Константинович за ней внимательно смотрел. И перевернул часы — там был изображен герб — звезда между двух увитых лаврами бычьих рогов. Сердце заколотилось в груди как бешенное — все сомнения отпали. Несомненно, это была стилизация верхней части герба Молдавского княжества. И надпись прочиталась — «Командирские». Кантемир еще раз утер платком выступивший на лбу пот, хотя, возможно, это хату хорошо протопили — хозяева, зажиточные селяне, старались угодить господарю и гетману, как только могли.

— Ни разу имена такие не встречал — «СССР» и «СА и ВМФ», — задумчиво пробормотал Некулче, и с немым вопросом в глазах посмотрел на господаря — тот считался одним из самых образованных людей Молдавского княжества. Его отец был неграмотным, но Антиох и Дмитрий получили прекрасное образование. Младший брат свободно говорил на восьми языках, не считая двух родных, сам написал несколько книг, отлично музицировал, хорошо знал философию, логику, историю, математику, географию и многое другое — ведь его с детства готовили в правители.

— Возможно, написано тайнописью, иной раз имена правителей запрещено произносить всуе. Такое бывало!

Дмитрий Константинович говорил осторожно, даже плечами пожал, не найдя другого ответа. И спросил о самом главном, что его тревожило:

— Кто-нибудь, кроме тебя, Ион, видел это?

— Нет, — твердо ответил гетман, — я его разоблачал и ракией натирал. И сам за князем смотреть буду, чтобы первые его слова услышать, как в сознание придет. Ранило, замерз сильно — вода ведь студеная в реке. Как бы горячка с ним не приключилась, а то от нее помирают.

— Не дай бог, — перекрестился на красный угол Кантемир, и Некулче последовал его примеру, повернувшись к иконам. Затем с кривой ухмылкой и виноватыми глазами протянул Кантемиру небольшую цветную бумагу. И тут его голос заметно дрогнул:

— Прости, ваша светлость, но ты должен это увидеть!

Дмитрий Константинович взял листочек, оторопело уставился на изображение, даже потер глаза, не в силах им поверить. Еще раз взглянул, прочитал надпись мелкими буквицами и посмотрел на цифры. Потрясение было настолько велико, что Кантемир вскрикнул:

— Боже праведный, так это же я сам!

Перед глазами все поплыло, будто провели мокрой тряпкой. И силы покинули господаря — он бы рухнул на дощатый пол, но был вовремя подхвачен крепкими руками гетмана…

Денежные знаки Приднестровской Молдавской Республики. На них изображены видные исторические деятели, так или иначе связанные с историей этих земель — Александр Суворов, Петр Румянцев, Тарас Шевченко, императрица Екатерина Великая. А на этой банкноте светлейший князь Дмитрий Кантемир, союзник Петра Великого.

Нынешний курс в Бендерах в районе 1 к 6 — российский рубль серьезно «ослабел» даже по отношению к «союзным рублям» Белоруссии и Приднестровья.

Глава 3

— Но разве так можно, ведь я был готов покаяться перед царем, — пробормотал сидящий у очага новоизбранный гетман Войска Запорожского в довольно потрепанном кунтуше. Филиппу Орлику нездоровилось, знобило немного, а потому он жался ближе к печи. И вспоминал прошлое, кляня себя за то, что много раз упустил возможности вырвать у судьбы свое, и занять более достойное место, чем то, которое занимал.

— Зато теперь отомщу царю, будет знать, как моей помощью пренебрегать! Я буду настоящим правителем, а не тем казусом, которым являюсь! Ведь я еще не стар, у меня все впереди!

Да, ему месяц тому назад исполнилось только 38 лет, и он стал гетманом по обе стороны Днепра, вот только в изгнании, заняв место покойного Ивана Степановича Мазепы. И ничего нет, кроме громкого наименования, ничего, одна горечь в душе. Те оставшиеся семь бочонков золотых монет, что были вывезены на лодках у Переволочны, достались не ему, а племяннику покойного Мазепы, и так решил король Карл, чтоб налимы сожрали этого шведского монарха, что всем своим видом напоминал утопленника. И пусть на том свете бесы жарят на вилах в адовом костре старика Ивана Степановича — не правителем Украины он оказался, а никчемным интриганом, и не делами славен усопший, а интригами, да соблазнением Матрены Кочубеевой, собственной крестной дочери.

— Как я ошибся, решив примкнуть к Мазепе — сам себя лишил всего. Нужно было написать царю — тот бы меня вознаградил достойно, — слова вырвались с нескрываемым разочарованием. Орлик скривился, словно наелся кислой смородины, чуть не сплюнул. Он вспомнил, как двенадцать лет тому назад он выгодно женился на дочери полтавского полковника Павла Герцика, разбогатев на ее приданом.

Супруга являлась родственницей гетмана, и он подсуетился, написав панегирик «Алкид Российский» в честь Мазепы. Иван Степанович заметил его рвение, и вот Филипп Орлик уже писарь в канцелярии, а затем и управляющий ею, а в 1708 году стал генеральным писарем, войдя в узкий круг влиятельной войсковой старшины.

И посчитал тогда, что ухватился за хвост птицы счастья за двумя руками. Ведь именно тогда он склонил колеблющегося Мазепу на тайный союз с королем Карлом XII, в окончательной победе шведов Филипп тогда не сомневался, и, ведая всей дипломатией гетмана, рассчитывал на полный успех разработанного плана. А тот сулил ошеломляющие перспективы — в союзе со шведами и поляками короля Станислава Лещинского будет одержана победа над московским царем, и украинские земли по обе стороны Днепра окажутся незалежной и самостийной державой. Старик Мазепа умрет, и он примет от него гетманскую булаву и с помощью королей, ведь так прописано в тайном договоре, сделает свою власть наследственной.

И будут у него не маетки, а огромные города в полной власти, и обширные земли — и станет вровень и с королями, и с царем Петром! И все перед ним будут пресмыкаться, ибо он гетман Украины, который станет в самом скором времени полновластным монархом!

— Все под хвост кобылы скинуто, — Орлик заскрежетал зубами, мысленно проклиная Мазепу и кляня свою несчастливую судьбу. Но кто же знал, что москали окажутся сильнее, и разобьют под Полтавой войско шведов, доселе непобедимое. Примкнувшие к свеям казаки, что гетманские, что пришедшие с Чертомлыкской Сечи запорожцы кошевого атамана Костки Гордиенко, бежали к Днепру, сумев опередить шведов и первыми переправившись через широкую реку. Удирали сломя головы в зеленые татарские степи, желая найти надежный приют под покровительством султана. А вот шведам спастись не удалось — их большой корпус в шестнадцать тысяч воинов, настигнутый русскими драгунами у Переволочны, сдался, так как лодки казаки увели раньше, спасая свои жизни. На правый берег Днепра сумел переправиться лишь король Карл с верными ему драбантами, да несколько сотен солдат и офицеров из разных полков наголову разгромленной армии.

Вот тогда Орлик и решил спасать себя, написав покаянное письмо полковнику Даниилу Апостолу, что твердо держался руки нового гетмана Скоропадского, поставленного царем Петром. И предложил выдать Мазепу с головой Москве, и получить не только полное прощение, но и награду, которую обещали за поимку предателя.

Ведь русский посол в Константинополе Петр Толстой предложил визирю триста тысяч ефимков, полновесных талеров, за выдачу царю живого Мазепы, и посулил немалый бакшиш самому Балтаджи Мехмед-паше лично. Сумма настолько головокружительная, что зная нравы, царящие в Блистательной Порте, можно было не сомневаться, что все сановники султана призадумались, прикидывая вес серебра — за такую груду монет в полтысячи пудов можно было к Мазепе и всех его сторонников привосокупить.

Филиппа это огорчило до крайности — он ведь предложил свои услуги и мог похитить Мазепу за вдесятеро меньшую сумму, вот только царские приближенные ему даже не отписали в ответ. Да и сам гетман выкинул кунштюк, которого от него никто не ожидал — впал в расстройство, почему-то посчитав, что его обязательно выдадут царю, и скончался. Старым совсем стал, вот сердечко и не выдержало охвативших его волнений.