Религиоведение. Индуизм - Альбедиль Маргарита Федоровна - Страница 12

Наконец, последняя, десятая аватара Вишну, Калки, всадник на белом коне, относится к будущему времени. Его приход ожидается в конце нашей недоброй и мрачной эры, когда на земле окончательно возобладают бесстыдные негодяи и в сердцах людей угнездится пагубное безверие. Кажется, ждать осталось недолго.

Воплощения Вишну относятся не только к мифологическому времени или отдаленному будущему. Случалось, его аватарами объявлялись и реальные исторические личности, как, например, бенгальский поэт-мистик Чайтанья, религиозный реформатор и проповедник кришнаитского бхакти.

Все перечисленные аватары объединены идеей спасения и охраны миропорядка, и современному человеку при знакомстве с ними могут прийти разные ассоциации, например, из области экологии. Не случаен и порядок аватар: в нем можно усмотреть и отражение процесса эволюции на земле, и результат особого восприятия времени, и свидетельства о постепенном совершенствовании человека, который должен сочетать стойкую героику с высокой духовностью.

Танцующий бог

История существования другого индуистского лидера, Шивы, ведется с еще более раннего, чем у Вишну, времени, — с периода протоиндийской цивилизации. Его далеким предшественником считают божество, восседающее на троне в окружении зверей, а его имя возводят к древнему дравидскому корню со значением «красный», «краснота», но иногда трактуют и как Благосклонный. Видимо, тогда же определились и основные черты его мифической биографии, вполне хорошо сочетающиеся друг с другом, несмотря на кажущуюся противоречивость: эротизм и аскетизм.

В ведийской мифологии образ Шивы еще почти неразличим в тени яростного и неукротимого Рудры, Ревущего, зловещего стихийного бога, воплощающего разрушительную силу грозы и способного нагнать ужас, но в то же время и целителя, лучшего из врачей, знающего секрет лекарства, что дарует долгую жизнь. Возвышение Рудры-Шивы началось, видимо, со времен упанишад, где его образ расцвечивается яркими красками владыки вселенной, а в эпосе он уже предстает как вполне утвердившийся главный бог, оспаривая пальму первенства у Вишну.

Между богами-соперниками устанавливается некое подвижное равновесие: «И Вишну, и Шива по очереди и по усмотрению авторов признаются главными богами», — пишет голландский индолог Я. Гонда. Впоследствии между богами, как и между их адептами, сложились в целом компромиссно-партнерские отношения, хотя случались и моменты напряженного противостояния — ив мифах, и в жизни, среди их приверженцев.

Двойственность Шивы, видимо, «генетически» заложенная в нем, проявляется во всем. Так, некогда боги хотели, чтобы Шива и Парвати родили сына-воителя, который убил бы докучавшего им демона Тараку: по предсказанию, только он мог это сделать. Но Шива предавался столь глубокому созерцанию, что вывести его из этого состояния было невозможно, как ни усердствовал Кама, бог любви. Зато когда удалось пробудить любовь в его сердце, она приняла необузданные формы, и под угрозой оказалось само существование мира.

Той же двойственностью отмечены и другие образы бога. Часто он изображается в позе йога, пребывающего в глубокой медитации где-нибудь в Гималаях, или в виде странствующего аскета с телом, посыпанным пеплом, в набедренной повязке и с чашей для сбора подаяний. Но от глубокого мистического созерцания ему ничего не стоит перейти к яростному, неистовому танцу. Эта его ипостась так и называется — Натараджа, Владыка танца; считается, что он изобрел сто восемь танцев, среди которых есть и спокойные, медленные, и стремительные, устрашающие. Его приверженцы верят, что мечущийся в танце Шива порождает при этом своей магической силой видимость всех вещей во вселенной, а в конце космического цикла разрушает мир.

Обитает Шива не только в любящих сердцах своих адептов и в храмах, но и в самых зловещих местах: на полях сражений, на площадках для сожжения трупов, на перекрестках дорог, которые считаются небезопасными. Да и некоторые его ипостаси способны внушить скорее ужас, чем благоговение: на его шее надето ожерелье из черепов, его обвивают змеи, в руках он держит трезубец, а его горло посинело от яда, проглоченного во время пахтанья океана. Тогда из воды появлялись не только полезные и приятные вещи, но и страшный яд, несущий смерть всему живому. Спасая мир от гибели, Шива проглотил его, но остановил у себя в горле, и с тех пор он зовется Синешеим.

В своей гневной форме Шива обычно воевал с другими богами, напоминая бурный космический поток, все сметающий на своем пути. Особенно буйствовал он на жертвоприношении Дакши, отца своей возлюбленной супруги Сати. Отношения этих богов с самого начала складывались далеко не лучшим образом, и потому, когда Сати подросла и отец пригласил всех богов на церемонию выбора жениха, Шиву он не позвал. Однако Сати, любившая его еще с предыдущих рождений, ни о ком другом не хотела и думать.

Не увидев возлюбленного на собрании богов, она подкинула свой обручальный венок вверх, призывая Шиву. И тот неожиданно появился с венком на шее. Дакше ничего не оставалось делать, как признать его своим зятем. И все бы обошлось, если бы строптивый Шива оказал подобающие почести тестю, но он этого не сделал. Самолюбивый Дакша проклял его, сказав, что не получит Шива своей доли в жертвоприношении. Шива рассвирепел и сотворил невиданное тысячеголовое, тысячерукое и тысячеглазое огненное существо престрашного вида, вооруженное копьями и дубинами.

Оно породило из себя тысячи других таких же мощных и грозных существ, и они учинили страшный погром: перевернули жертвенные котлы, разбросали посуду, осквернили еду, жадно заглатывали сметану, мясо, сласти, мед, зерна и выпили приготовленный для богов священный напиток. Потом они накинулись на оцепеневших от ужаса богов и стали над ними измываться и бить их. Хуже всех пришлось Дакше: вконец обезумевший Шива отсек ему голову. Правда, потом он пришел в себя и стал оживлять мертвецов. Но голова Дакши куда-то закатилась, ее так и не нашли и приставили взамен козлиную.

Однако Шива не всегда сражался с богами; чаще он все-таки воевал с демонами, противниками богов и людей. Одно из самых знаменитых его деяний — уничтожение Трипуры, Тройной крепости, или Троеградья. Его — золотой град на небе, серебряный в воздухе и железный на земле — даровал асурам Брахма в награду за их подвижничество. Те безмерно возгордились и объявили богам войну. Боги оказались на грани гибели, но Шива спас положение.

Он приготовился к бою, и ни у кого во всей вселенной не было такой превосходной боевой колесницы, как у Шивы. Основой ее была земля, сиденьем — гора Меру, осью — гора Мандара, солнце и луна — ее колесами, а небесная твердь — передком. Четыре веды стали конями в той колеснице, а дугами — четыре юги, мировых периода; поводья же заменил огромный змей Дхритараштра. Луком Шиве служил год, отмеряющий время, стрелами — ядовитые змеи наги, а тетивой — страшная Каларатри, ночь конца мира, сестра бога смерти Ямы. Дождался Шива, пока три града, двигавшиеся как планеты, не сблизились и не оказались на одной линии, и пронзил их своей стрелой, и сверкание ее слилось с лучами солнца. С той поры ко множеству божественных имен Шивы прибавилось еще одно — Трипурантака, Разрушитель Трипуры.

Шива многократно и разными способами доказывал свое превосходство, и одолеть его не удавалось никому. Противники его веры насылали на него грозного тигра, но Шива содрал с него шкуру ногтем мизинца и завернулся в нес, как в легкий шелковый шарф. А подосланного к нему огромного змея обернул вокруг шеи, как ожерелье. Бывали и другие колоритно описанные в мифах и легендах эпизоды, которые не оставляли никаких сомнений в превосходстве Шивы в глазах его почитателей.

Неистощимую животворную силу и неиссякаемую энергию Шивы воплощает его главный символ — лингам (фаллос). Он почитается по всей Индии, и его можно увидеть не только в шиваитском, но и в любом другом индуистском храме страны. Часто его изображают весьма реалистично, и он вызывает вполне конкретные ассоциации, тяготеющие к сфере плодородия и чадородия. Но при этом он может быть и совершено абстрактным символом, уводящим в глубины духа или интеллекта. Как писал М. Элиаде, лингам заключает в себе «тайну жизни, созидания, плодоносности, которые проявляют себя на всех космических ступенях», и делает возможным «религиозное усиление через образ и символ».