Министерство мертвых. Невозможная принцесса - Пашнина Ольга Олеговна - Страница 3

– К тебе это не относится, Аида. О твоей смерти никто не переживает.

На этом мы замолчали. Я сидела насупившись и сложив руки на груди, а мужчина безмятежно смотрел в окно, за которым, впрочем, ничего не было – только туман, густой и непроглядный.

– Как это случилось? – Я не выдержала первой. – Как я умерла?

– Понятия не имею, мне это не интересно. Да и тебе тоже. С этим пусть разбираются живые, у тебя свой путь.

– И куда же он ведет? – ехидно поинтересовалась я. – И почему его не видно?

– Потому что мы еще не перешли границу нашего мира. Сейчас я расскажу о нем побольше. Но сначала возьми печенье.

– Что? – не поняла я.

Вместо ответа незнакомец кивнул на дверь между вагонами, которая в следующую секунду открылась. Сначала показалась тележка со снеками и чаем, а следом за ней грузная женщина средних лет с абсолютно равнодушным выражением лица. Я бы сказала, на нем было написано что-то вроде: «задолбала работа».

Лишь при виде нас она немного оживилась.

– Сэм, ты сегодня лично?

– Да, Клара. Работаю внеурочно. Это Аида.

– Что будешь, Аида? – Она зевнула.

– Эм… ничего, спасибо.

– Возьми, – вздохнул мужчина, чье имя я теперь узнала. – Чтобы успешно перейти границу, тебе нужно съесть что-то из нашего мира. Ты что, мифов не читала?

– Это в смысле зернышко граната?

– Граната нет, – ответила Клара. – Печенье будешь?

– Давайте. – Вздохнув, я махнула рукой. Они все сумасшедшие.

Мне выдали пачку самого простого галетного печенья – и Клара с тележкой покатились дальше. Я не удержалась и вплоть до момента, когда за ней закрылась дверь, пыталась рассмотреть что-нибудь в соседнем вагоне. Там тоже едут души?

На вкус печенье оказалось похожим на пенопласт. И я не для красного словца сравнила: в детстве я отгрызла целый кусок от пенопластовой упаковки телевизора. Пережевывала белые гранулы, пока не спохватился папа и не отвез меня в больницу. Нас оставили там на ночь, мне не разрешали есть, а есть хотелось со страшной силой, и папа придумывал игры, чтобы отвлечь меня от голода.

– Мое имя – Самаэль, – сказал мужчина.

Это нехорошо. Точно не к добру.

– Когда человек умирает, его душа попадает ко мне, и я решаю, как с ней поступить – это если вкратце. Хотя на самом деле ко мне попадают единицы, в основном этой работой занимаются другие.

– И почему я в числе этих единиц?

– Разумеется, потому что ты – избранная с уникальным даром. Существует пророчество, согласно которому от ужасного проклятия наш мир спасет юная девушка необычайной красоты и редкого ума. Хм… И правда, а что, собственно, ты тут делаешь?

– Очень смешно.

– Все были заняты по моему же приказу. Решил прогуляться сам.

– И запутались в часовых поясах.

– Знаешь, не помню в последнее время ни одной души, которую бы мне так хотелось отправить в Аид.

Хм, забавно. Аид – похоже, так у них называется ад и мое имя – Аида. Немного нетипичное, надо сказать. Но мама ведь была актрисой. Им свойственны чудачества. Сейчас это прозвучало даже иронично.

– Значит, это не ад. И мы в него не едем.

– Не ад. А ты как думаешь? Куда ты попадешь?

– Мне кажется, я в целом неплохой человек, – пожала плечами я. – Наверное, в рай.

– Ты не хороший человек, Аида.

– Тогда зачем спрашиваете?! Что я такого сделала, что заслужила ад? Позаимствовала кредитку?! За это даже срока нет, а вы в ад отправляете!

– За это есть срок, вообще-то. Но я не сказал, что мы отправим тебя в ад. Все несколько сложнее. И вообще не относится ни к аду, ни к раю, ни к прочим концепциям загробной жизни. В нашей Вселенной, бесконечной и безграничной, есть два типа миров. Немагические – такие, как твой. И магические – как мой. Немагические миры самые ценные и прекрасные. Они уникальны. Земля – настоящее чудо. То, как она сформировалась, развилась, какой прекрасной и дарующей жизнь стала. Магические миры скромнее, хотя мы и научились создавать красоту для самих себя. Но все же ее не сравнить с красотой естественной.

Поняв, что не могу проглотить больше печенья, чем уже съела, я завернула остатки в пергаментную бумагу и положила на столик. Судя по тому, что Самаэль ничего на этот счет не сказал, я справилась с задачей.

– Испокон веков жители магических миров призваны хранить и оберегать немагические миры. К сожалению, мы не можем жить на Земле вечно, мы не созданы для такого мира. И ограничиваемся лишь короткими яркими жизнями, на которые способны наши тела. Ну а после смерти этих тел души возвращаются в родной мир, и мы оцениваем, как они справлялись со своей задачей. Хранили ли вверенный им мир? Или подталкивали его к гибели? Творили добро или множили зло? Нашли гармонию в красоте природы или погрязли в потреблении? Ну и так далее.

Сказать ему, что миссия провалилась, или пусть продолжает безмятежно мчаться в загробный Хогвартс на старом поезде с пенопластовым печеньем? Для чего бы ни заселяли Землю людьми, они определенно не продвинулись в ее сохранении. Откровенно говоря, я думаю, мы даже немного ее подпортили. Местами.

– Конечно, тех, кто справился с миссией, меньшинство. Они отправляются в Элизиум – колыбель всех душ, мир света, покоя и любви.

Зато теперь понятно, почему я мимо. Спасение мира, сохранение природы и все такое – точно не ко мне. Пожалуй, выражение «погрязла в потреблении» стоило бы вставить в резюме, оно очень четко описывает ступень развития, на которой я находилась до того, как неизвестный маньяк в автобусе устроил мне встречу с Самаэлем. Или не маньяк, а кирпич. Или грипп. А может, я сдохла со скуки на очередной лекции или меня пришибло стеллажом в библиотеке.

– Самые темные и грязные души, неспособные быть хранителями, отправляются в Аид на вечные муки.

Он произнес это как-то… холодно, угрожающе и бесконечно серьезно. В Аиде не шутят, это было ясно по взгляду Самаэля. Я хоть и постаралась сдержать реакцию, все же украдкой поежилась.

– Остальные, как правило, имеют нулевую ценность. Они немного творили добро, немного вредили своем миру, и вышли в ноль. Им дается еще один шанс, они перерождаются в новом мире и снова пытаются.

– И я…

Я бы не хотела переродиться. Наверное. В этой жизни я была симпатичной. Русая девушка с карими глазами – классический образ эмигрантки из России. А если я перерожусь в мужчину? Или в какого-нибудь аборигена с экзотических островов? Хотя уж они-то точно находятся в гармонии с природой и не оскверняют ее красоту айфоном.

– А ты – пограничное состояние. Ты не успела сгноить свою душу, однако уверенно к этому шла. Твои поступки по большей части не несли глобального вреда миру, который тебя отправили хранить. Однако они вредили душам вокруг тебя. Ты знаешь, что причинение физического увечья стоит куда меньше, чем нанесенная душевная рана? А ты, Аида, нанесла их многим. Мачехе, например.

– Ой, да я не так уж и много потратила с ее кредитки, тоже мне, душевная травма…

– Кредитка здесь ни при чем. Твоя мачеха любила тебя. Искренне о тебе заботилась. А ты? Грубила ей, сбегала, портила вещи. И за что? За то, что твой отец был счастлив с ней?

Я упрямо молчала, стиснув зубы. Любила… Сложно вспомнить времена, когда про мачеху можно было сказать, что она меня любила. И все же, надо думать, моя смерть ее немного расстроит.

– Это ее убьет, – сказал Самаэль, явно подслушав мои мысли. – Ты была ее ребенком, Аида. Приемным, проблемным, порой ты доводила ее до белого каления, но она никогда не простит себе, что ее последними словами тебе было: «Лучше бы тебя никогда не было!»

– А говорили, о моей смерти никто не переживает.

– Надеялся, ты вспомнишь сама, но ты, похоже, даже не замечала ее отношения к тебе. И этот аргумент не в твою пользу.

– А вы можете сказать ей… ну, что я в порядке и все такое? Что миссия по спасению мира провалена, но меня хотя бы не будут варить в котле с табличкой «их переходный возраст перешел в старческий маразм»?