Год 1914-й. Пора отмщения - Михайловский Александр - Страница 10

– Предварительно мы с вами это уже обсуждали, – ответил я. – Вы с супругой наденете защитные амулеты, сядете в поезд и поедете до конечной станции. Там гремит взрыв, при этом срабатывает заклинание стасиса, и вы остаетесь невредимы во вдребезги разрушенном вагоне, только немного недвижимы, ибо уже наложенный стасис можно снять только вручную. На этот шум, посмотреть на ваши трупы, сбегается вся верхушка заговора, иначе они не могут, и тут появляемся мы, имея при себе до зубов вооруженную команду силовой поддержки, кладем всех присутствующих мордами на перрон, после чего снимаем с вас защитное заклинание и начинаем разбор полетов на месте. Или вы предпочтете, чтобы вас заменили подставными лицами, на которых графиня Зул бин Шаб наденет ваши личины?

– Да нет уж, Сергей Сергеевич, – невесело усмехнулся Николай, – никаких подставных. Больше всего сейчас я мечтаю увидеть морду кузена Кира в тот момент, когда вы снимете с нас заклинание этого своего стасиса, и он поймет, куда его завели мечты о троне.

– Но, Ники! – воскликнула Александра Федоровна. – Это же может быть опасно!

– Я уже сорок шесть лет Ники! – огрызнулся император. – Двадцать лет я правлю Россией, но, Сергей Сергеевич прав, все у меня шло вкривь и вкось. Так что хватит! Моя главная задача, и как императора и как отца – передать престол дочери таким образом, чтобы ни одна собака потом не могла сказать, что она ненастоящая императрица. И самое важное в этом деле – ликвидировать всех прочих претендентов на престол, в первую очередь кузена Кира. В той, другой истории, выступив на стороне заговорщиков, своим неумеренным властолюбием он обрек нашу семью на страшную гибель, а Россию – на ужасающие испытания и жертвы. Как я уже понял, тогда, в феврале, он тоже рассчитывал стать революционным императором Кириллом Первым, да только господа демократы прокатили его на бобах, так как с самого начала собирались устроить в России Республику с собой во главе. В книгах, которые нашим дочерям дали в местной библиотеке, вся та история описана ярко и очень откровенно. И вот здесь, где Сергей Сергеевич постарался как можно тщательнее устранить все предпосылки для возникновения этой, как его, революционной ситуации, они снова пытаются устроить революцию там, где ее, по всем законам марксизма, быть просто не могло. Не так ли, господин Ульянов?

Ильич вскочил со своего места и, наклонившись к собеседнику, заложил большие пальцы за проймы жилета.

– Да, это так, господин Романов! – воскликнул он. – Революционной ситуации сейчас в России нет и быть не может, ибо товарищ Серегин пообещал бить палкой по голове любого, кто сделает хоть полшага в этом направлении, в первую очередь архитупорылых генералов, в другой истории сотнями тысяч без всякого толка укладывавших русских солдат в могилы. Война без жертв невозможна, но сейчас русские армии, даже неся потери, идут вперед к победе, а не топчутся на месте и не отступают после фактически выигранных сражений. Никакой бессмысленной кровавой бойни с миллионами жертв нет и не предвидится, а значит, не будет и предпосылок к буржуазной революции февральского типа, когда обманутым оказался не только ваш наивный кузен, но и самые широкие народные массы. При этом должен заметить, что всех этих людей: чиновников, министров и генералов, которые вас предали и сейчас хотят убить, вы лично выпестовали и пригрели на своей груди, и за это должны нести ответственность перед историей!

– О своей ответственности я помню, – тихо сказал Николай, – а потому считаю себя обязанным принять план Сергея Сергеевича. Ты, Аликс, как хочешь – если боишься, то можешь сказаться больной, и никто ничего не заподозрит, но я завтра сяду в поезд и отправлюсь навстречу своей судьбе…

– Но, Ники! – всплеснула руками императрица. – Куда же ты без меня? Если ты так решил, то я тоже отправлюсь вместе с тобой, и если нам суждено погибнуть, то пусть это случится в одно и то же время!

– Ни о какой гибели речь не идет, потому что мои методы абсолютно надежны, – сказал я. – Иначе я постарался бы придумать какой-нибудь другой, не столь опасный план.

– Скажите, господин Серегин, вы и в самом деле уверены в успехе своей авантюры? – спросил меня молчавший до того Спиридович.

– В своих методах я уверен абсолютно, – ответил я. – Вон сидят Великие княжны Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна, на сотрудничество с которыми у меня большие планы. Но если по моей вине что-то случится с их родителями, то мы сразу станем врагами. И то же самое касается Великого князя Михаила Александровича. Несмотря на девяносто девять процентов немецкой крови, все они чисто русские люди, для которых слова «брат», «ПапА» и «МамА» не пустой звук.

– Да, мы такие, – вызовом в голосе произнесла Ольга, – и верим Сергею Сергеевичу только потому, что знаем, что он всегда исполняет то, что обещал. Такая тут у него репутация! Если он говорит, что наши родители останутся невредимыми даже при взрыве фугаса, то значит, так и будет.

– Кстати, Александр Иванович, – сказал я, обращаясь к полковнику Спиридовичу, – вы и ваши люди, что будут сопровождать царскую чету в поездке, тоже не останетесь без моей защиты. Сотрудники ближней охраны, закрывающие царя и царицу своими телами, тоже получат защитные амулеты с заклинанием стасиса, но только одноразовые и без прочих функций – вроде истинного взгляда и распознавания лжи и ядов…

– Погодите, Сергей Сергеевич, – прервал меня начальник императорского летучего охранного отряда, – скажите, а что такое этот ваш «стасис»?

– Это банальная остановка времени для защищаемого объекта или субъекта, ответил я. – Через пленку нулевого времени не в состоянии пробиться ни один вид энергии, ни в каком количестве, именно поэтому такое заклинание и считается абсолютной защитой. Правда, и то, что защищено стасисом, переходит в состояние абсолютной пассивности, потому что время для него стоит. Говорят, что в магических мирах бывали прецеденты, когда защищенного таким образом полководца победившие враги попросту хоронили заживо, да еще приваливали камнями, насыпая сверху курган. И поделом. Люди, выбравшие своей стезей воинское дело, должны сражаться вместе со своими солдатами, а не прятаться от опасности в раковину. Понятно?

– Да, вполне, – ответил Спиридович, но тут же спросил: – А что будет, если фугасом попытаются взорвать уже вас?

– В лучшем случае, – сказал я, ощущая знакомую щекотку в области темечка, – я закроюсь заклинанием стасиса, а потом на место преступления придут мои друзья и размечут там все в прах. Одна Ника-Кобра, если разозлится, обладает огневой мощью вашего самого современного дредноута. Да и мой Патрон тоже подсыплет в эту огненную кашу своих молний, потому что специальные исполнительные агенты находятся под его прямой защитой. В худшем случае я просто не успею закрыться стасисом, так как он у меня не настроен на автоматическое срабатывание. Тогда я утрачу свое земное тело, превратившись из младшего в старшего архангела, и для покушавшихся, их ближних и дальних родственников, а также единомышленников, все будет очень печально, значительно хуже, чем в первом варианте. Разъяренный утратой человеческой сущности новопроизведенный старший архангел – это страшно, особенно в моем случае. У меня среди людей останутся любимая жена и маленький сын, поэтому тем, кто лишил их мужа и отца, я объявлю такую кровавую вендетту, что даже доны сицилийской и неаполитанских мафий, сколько их ни было во все времена, повылезают из ада, чтобы полюбоваться на разгул необузданной стихии. И не надо говорить мне о том, что устранять виновных целыми племенами и народами – это неправильно. Старшие архангелы мыслят совершенно в других категориях. Именно поэтому специальные исполнительные агенты – это всегда люди, достигшие архангелоподобия, а не бесплотные сущности, своей мощью способные сотрясать небо и землю.

Мой голос громыхал, перекатываясь волнами, и тот, кто задал мне этот дурацкий вопрос, выпустивший архангела на свободу, сидел, сжавшись в комок, ни жив, ни мертв. И в самом деле, что-то я уж слишком разошелся: демонстрация атрибутов пугает уже не только Спиридовича, но и прочих присутствующих, за исключением, пожалуй, моих соратников и… Ольги, потому что та не чувствует за собой никакой вины. А остальные, значит, хоть немного, но грешны – если не делом, то мыслью. Этот момент надо запомнить.