Последний свет (СИ) - Лекс Эл - Страница 28

А потом мороженое немного подтаивает, можно вскрыть упаковку и впиться зубами в холодную освежающую мякоть…

Если это не яркие эмоции, то я — Папа Римский. И, если сейчас выяснится, что я все же ошибся, то у меня хотя бы останется вариант основать здесь собственную католическую церковь… Или чего там главой является этот самый Папа.

Я открыл глаза.

Люксия в цилиндре не было.

Глава 15

Я задумчиво пошевелил пальцами, которые не ощущали никакого сопротивления и даже холода, повернул руку ладонью к себе и внимательно осмотрел ее. Никаких следов воздействия люксия. Вообще никаких следов воздействия чего бы то ни было. Даже покраснения кожи, какое возникает, когда холодная кожа снова попадает в тепло, не наблюдалось. Словно за то время, что я стоял с закрытыми глазами, вспоминая свое прошлое, люксий просто растворился в воздухе и перестал существовать… Но так же не бывает.

Я опустил руку и развернулся, глядя на своих зрителей этого театра одного актера. На мгновение у меня даже промелькнула мысль, что это кто-то из них весело пошутил, что-то сделав с люксием, пока я стоял с закрытыми глазами, и я даже, пожалуй, знал как зовут этого «кого-то»… Вот только он, Арамаки, стоял нарочито далеко от меня — метрах в пяти, так, что я обязательно заметил бы, если бы он ко мне подошел, и даже закрытые глаза мне бы не помешали в этом. Но это только одна причина. Была еще и вторая.

Арамаки стоял, улыбаясь и глядя на меня так, словно я — беговая лошадь, на которую он поставил, только что вырвавшаяся из самого хвоста гонки и возглавившая ее за два метра до финишной черты. Это совершенно точно не такой взгляд, каким смотрел бы тот, кто только что сыграл со мной пусть не злую, но все же шутку.

Зато вот девчонки смотрели на меня так… Так… Даже не знаю… Хотя нет, знаю. Они смотрели на меня точно так же, как смотрели, когда впервые услышали от меня истории о других мирах и моей к ним принадлежности. Точно такой же взгляд — недоверие, разбавленное смесью из опаски и восхищения. Да, пожалуй это самое правильное определение.

— В чем дело? — спросил я, не сводя с них взгляда.

Кейра молча, но очень выразительно, указала глазами на мою руку. На левую руку, которой я пытался коснуться люксия.

Странно, чего это она? Я же уже осмотрел руку, и ничего интересного на ней не было.

Я осмотрел ладонь еще раз с разных сторон, покрутил, но так ничего и не нашел и снова вопросительно уставился на девчонок.

— Рукав. — сдавленно произнесла Кейра, словно ей спазм перекрыл гортань.

Я взялся за манжету рейдовки и потянул ее вверх, открывая скрытую под рукавом руку…

Черт, теперь я кажется знаю, что такое дежавю…

На моей руке, прямо посередине предплечья, теперь жил узкий, в два пальца шириной, серебристый браслет. «Жил» — потому что он правда жил. Он не был твердым, как привычные аксессуары, он вообще будто бы отрицал такое понятие как «твердость» и оставался жидким, несмотря на то, что каким-то образом держал форму. Каждое мельчайшее движение руки, даже всего лишь одного сухожилия на ней, вызывали мелкую рябь по поверхности жидкого металла и колебания. Волны, вызванные внешним раздражителем, убегали за край браслета, скрывались где-то там, в месте соприкосновения металла с кожей, и с другой стороны уже не появлялись, словно их там что-то гасило и останавливало.

Я несколько секунд поигрался с новым приобретением, шевеля пальцами на руке и глядя, как металл реагирует на это, потом коснулся его пальцем другой руки. Ничего сверхъестественного не произошло — палец спокойно продавил матовую серебристую поверхность, словно теплый пластилин, погрузился в металл до середины ногтевой фаланги и без проблем достиг кожи. А когда я вытащил его оттуда — на пальце не осталось ни капли металла, ни единого следа. Бьюсь об заклад, что если посмотреть в самый мощный микроскоп, то окажется, что даже одной молекулы не перенеслось на мою кожу.

Я попробовал сдвинуть браслет по руке вверх или вниз, но пальцы все так же проходили сквозь металл, не встречая никакого сопротивления. Только новые волны принимались бегать по поверхности.

Я еще несколько секунд поигрался с интересным металлом, а потом снова перевел взгляд на свое сопровождение:

— Что тут вообще произошло?

— Это ты нам скажи! — фыркнула Лизка, которая быстрее прочих пришла в себя. — Этот металл просто потек, обволок твою руку и втянулся под рукав! Как живое существо!

— Быстро?

— Что быстро? — не поняла Лиза.

Я вздохнул:

— Быстро втянулся?

— Ну так… — Лиза повела плечом. — Как змея.

Я перевел взгляд на Арамаки, который продолжал загадочно улыбаться и обратился к нему:

— А вы что скажете?

Арамаки лишь развел руками:

— А что я могу сказать? Я понятия не имею, что произошло. И уж тем более не имею понятия, что вы для этого сделали.

— И что, вы даже не будете против того, что произошло? — не поверил я.

— Свет с вами, Майкл… В смысле, Лайт, я хотел сказать. Что мне до этого металла, когда всем нам… — он оборвал сам себя на полуслове, стрельнул глазами по сторонам и закончил иначе. — Когда вокруг такое творится… Если вы смогли найти с нашим материалом общий язык… Что ж, будем считать, что это наш вклад в возможную победу.

— Победу? — хмыкнула Трилла.

— Конечно же. — уверенно кивнул Арамаки. — Если кто-то и сможет совладать с творящимся вокруг, то это Лайт, ведь люксий создавался как оружие. Просто это оружие оказалось не под силу никому… До этого момента.

— Оружие, говорите… — усмехнулся я, опуская руку. — Сейчас проверим, что это за оружие.

И я пустил Свет в новоприобретенный браслет точно так же, как делал это со своим проводником. Пустил и захотел, чтобы люксий принял вид оружия, одновременно гадая, что же из него получится.

Браслет на руке засветился, засиял, и потек вниз, к запястью, захватывая все предплечье и обволакивая его словно бы световой броней. Но на броне он не остановился — Свет выползал за пределы руки, истончался, превращаясь в сияющий шнур, и, когда он достиг пола, он не перестал удлиняться. Он продолжал ползти вниз, а часть, которая коснулась пола, не начала укладывать на него улиткой, чего я подсознательно ждал, а стала толстеть и округляться, превращаясь в шар.

И, когда этот шар достиг размера моего кулака, все остановилось. Свет перестал как-либо шевелиться и застыл, полностью оформившись. Оформившись в светящуюся цепь с тяжелым шаром на конце. Как кистень, только без рукояти. Как кистень, только цепь не заканчивается в руке, а перетекает на нее, обволакивая ее как перчатка.

А из рукава другой руки свисал тоже откликнувшийся на Свет роупдарт.

Я махнул свежеприобретенным кистенем и с удовлетворением отметил, что он не собирался ограничиваться своей длиной — он спокойно ее менял, как и мое первое оружие. Удлинялся, укорачивался, даже менял форму — в общем, делал все то же самое. Не уверен, что он смог бы вонзаться в стены, как гарпун роупдарта… Но это надо пробовать, вполне возможно, что и это ему под силу. Как ни крути, а это сейчас — самое мощное световое оружие из всех, что существуют в этом мире… И оно мое.

И даже если бы Арамаки попробовал его теперь вернуть, я бы не отдал. Оно мне нужно для дела.

Я развернул руку ладонью вниз и шар молота-метеора послушно взлетел в нее, податливо ткнулся в пальцы и перестал существовать. Снова растворился в массе серебристого металла, что перетек на свое место и принял форму браслета.

— Что ж… — Арамаки нарушил всеобщее молчание, что повисло между нами в тот момент, когда я взялся за проверку нового оружия. — Это не то, чего я ждал… Но я вовсе не разочарован!

— А чего же вы ждали? — усмехнулся я.

— Это уже неважно. — Арамаки махнул рукой. — Ничего хорошего, скажем так. Лучше скажите, что вы теперь намерены делать?

— Что я намерен делать… — задумчиво повторил я. — Тут есть окно?

— Окно? — удивился Арамаки. — Нет, ближайшее окно в моем кабинете.