Боги мира реки - Фармер Филип Хосе - Страница 39

Судя по беседе, брат и сестра решили опохмелиться после вчерашней попойки.

Стэндиш перевел затуманенный взгляд на сестру.

— Где Линда? — спросил он.

— Там, — буркнула Мейзи, махнув рукой в сторону стула.

— Линда! Иди ко мне! — громко позвал блондин.

Малышка, прижимая куклу к груди, неохотно покинула свое убежище.

Стендиш расстегнул молнию на штанах и вытащил возбужденный член.

— Смотри, какая игрушечка. Ты когда-нибудь видела такую штуку?

Девочка отступила назад. Стендиш закричал, чтобы она подошла поближе.

Мейзи, покачиваясь, поднялась с кушетки.

— Что ты делаешь, трахнутый придурок?

— Заткнись, сучка. Сейчас трахнутой станет твоя дочь.

Фрайгейта затошнило, но он не стал отключать экран, надеясь, что Мейзи заступится за дочь. Однако та, поспорив немного с братом, махнула рукой и вновь улеглась на софу.

— Ладно, какая к черту разница! — сказала она, прикладываясь к бутылке. Все равно ей от этого никуда не деться. А так будет о чем вспомнить. Надо же! В три года! Собственный дядя!

И она захохотала визгливым пьяным смехом.

— Вот и я так думаю. Помнится, в семь лет тебя уже долбили во все дыры, верно?

Мейзи ничего не ответила. Стендиш повернулся к девочке.

— Иди сюда.

Она покачала головой, и он закричал:

— Иди сюда, сучонка! Или хочешь, чтобы дядя Билл задал тебе трепку? Не бойся, дура! Тебе понравится…

Фрайгейт не выдержал и отключил экран. Не в силах унять дрожь, он велел компьютеру прокрутить «фильм» на три дня вперед. В то время Стэндиш уже находился за решеткой. Вместе с ним в тюремной камере сидели двое других преступников, и он хвастался им, как нарезал резьбу у дочери своей сестры.

— Маленькая стерва давно хотела этого. И я дал ей то, на что она напрашивалась. А что тут плохого, правда?

— Бедная малышка, — прошептал Фрайгейт. — О Боже!

Отыскав в памяти компьютера телесную матрицу Стэндиша, Фрайгейт хотел разрушить этот файл — разрушить до такой степени, чтобы ватан безжалостного насильника никогда не нашел пристанища в новом теле и был обречен на вечное блуждание в холодных просторах вселенной.

Кусая губы и все еще сотрясаясь от дрожи, Питер встал из-за пульта и зашагал взад и вперед по комнате.

— Черт побери! — шептал он. — Вот же дьявол! Надо отправить его в ад, вернуть обратно и снова бросить в адское пламя! Нет, возвращать обратно не надо! Пусть веками горит в геенне огненной! — Он подбежал к пульту и прокричал:

— Когда я произнесу пароль, убери из памяти все, что составляет телесную матрицу Стэндиша!

Машина ответила, что для подобной процедуры он должен ввести свой персональный код, трижды подтвердить приказ об уничтожении телесной матрицы другого человека, а затем произнести пароль, который бы подтвердил правомочность доступа к программе разрушения.

— Тогда поставь телесную матрицу Стэндиша на задержку, приказал Фрайгейт. — Я не позволю этому скоту еще раз возродиться в долине.

Через несколько часов он почувствовал стыд за свои импульсивные поступки. Кто он такой, чтобы осуждать других людей? И все же, Стэндиш, изнасиловав ребенка, заслуживал… полного забвения.

На следующий день он рассказал о своем эксперименте Нуру. Мавр поднял брови и со вздохом сказал:

— Мне понятен твой гнев. Я не видел того, о чем ты говорил, но меня тоже одолевает ярость. Этот человек показался тебе неисправимым, и он вновь доказал, что Мир Реки не улучшил его характера. И все же, не забывай — у него еще осталось время, чтобы измениться к лучшему. Я знаю, ты не веришь в исправление таких людей, однако этики дали каждому из нас определенный срок для спасения своих душ. Лога не зря увеличил это время. Очевидно, он имел на то основания. Поэтому смири свои чувства, Пит. Ты не должен вмешиваться в их план.

— Но его нельзя подпускать к людям! — вскричал Фрайгейт.

— Возможно, его нельзя подпускать даже к самому себе, ответил Нур. — Тем не менее он должен пройти свой путь до конца. Сейчас тобой движет месть. И это понятно. Но не поддавайся ей. В повторных воскрешениях заложен глубокий смысл.

— Смысл! Какой смысл?

— Ты и сам все прекрасно знаешь. Смерть — великий учитель. Ее уроки помогли спастись многим — даже самым жестоким и, казалось бы, неисправимым.

Вспомни Геринга. Это самый яркий пример, но я уверен, что мы могли бы отыскать и множество ему подобных.

— Стэндиш умер в возрасте тридцати трех лет, — сказал Фрайгейт. Напившись, он угнал грузовой фургон и, проезжая перекресток на красный свет, врезался в борт рейсового автобуса. Я не знаю, к каким жертвам привела его выходка, но это не имеет сейчас значения. Ясно одно — Стэндиш никогда ничему не научится. Не жди от него раскаяния и стыда. Его не изменят и тысячи смертей!

Он никогда не изменится! Никогда!

— Я понимаю тебя, — ответил Нур. — Но, уничтожив его телесную матрицу, ты примешь на свои плечи непосильный груз вины.

— А почему же этики не страдали от вины? Они знали, что придет время, когда миллиарды людей будут осуждены на вечное забвение.

— Праведное негодование затуманило твой ум. Ты только что изложил причину, по которой не имеешь права вмешиваться в судьбы людей.

— Я? Ты хочешь сказать… По плану этиков нам отведен определенный срок.

Лога решил, что дополнительное время поможет многим достичь спасения. Но разве лишний год, или месяц, или день что-нибудь изменят?

— Основываясь на своих домыслах, Лога вмешался в планы этиков, и события сбились с пути. Я думаю, мы совершили ошибку, приняв сторону Логи.

— Теперь ты противоречишь самому себе.

— Я часто так поступаю, — с улыбкой ответил Нур.

— Тогда решим так, — предложил Фрайгейт. — Пусть матрица Стэндиша стоит пока на задержке. Я считаю, это никому не повредит. Однако если те восемнадцать миллиардов ватанов вновь начнут возрождаться в долине, я уничтожу файл с его записью.

— На это имеет право только та маленькая девочка. Спроси ее, захочет ли она обрекать человеческую душу на вечное страдание.

— Мне некого спрашивать. Она умерла от дизентерии в пятилетнем возрасте.

— Значит, ее воскресили в Мире Садов. Возможно, она стала одним из агентов, к записям которых у нас нет доступа.

«А почему я так настаиваю на этом? — спросил себя Фрайгейт. Неужели потому, что почувствовал власть над судьбой Стэндиша и других безволосых иеху? Власть сладка и любит лесть. Но она не для меня, потому что вместе с ней приходит ответственность. О, да! Я всегда пытался уйти от ответственности. В пределах разумного, конечно».

Глава 19

Другие все еще ломали голову по поводу того, кого им воскрешать в своих личных мирах. Однако Томас Мильен Терпин давно уже для себя все решил.

Прежде всего он хотел воскресить Скотта Джоплина, Луи Шовена, Джеймса Скотта, Сэма Паттерсона, Отиса Саундерса, Арти Мэтьюса, Юби Блейка и Джо Джордана. Этих парней он знавал в веселые дни своих рэгтаймов. Многие из них считались хорошими музыкантами, хотя самыми великими были, конечно, Джоплин и Човин. Том и сам играл на пианино, как ангел, но те двое парили на три небесных круга выше него, и он восхищался ими.

А как насчет женщин? Многие, кого он знал на Земле, зарабатывали себе на жизнь, торгуя телом. Однако некоторые из них выглядели очень мило и имели уживчивый характер. Однажды в долине он влюбился в женщину, которую до сих пор не мог забыть — красавицу Менти из Древнего Египта. Том решил, что обязательно поселит ее в своем мире, если она окажется в числе восемнадцати миллиардов убитых. Он не видел ее тринадцать лет, но надеялся, что она не забыла их страстные ночи. Менти родилась в Мемфисе, в семье рыночного торговца. Благодаря смуглой коже она ничем не отличалась от черных и, главное, ничего против них не имела. Конечно, Египту и Мемфису было далеко до штата Теннесси, однако в списке на воскрешение Том поставил Менти на первое место.

Он даже сочинил для нее рэгтайм «Моя египетская красавица». Попивая джин, Терпин мечтал о той ночи, когда она услышит эту прекрасную музыку и поймет всю глубину его любви.