Три пути (СИ) - Ульянов Сергей "Контра" - Страница 24

В самом конце решил навестить караульную. И не прогадал.

Там его ждал Лотар. Коренастый, крепкий для старика. Сумрачное лицо иссечено шрамами. Вислые, как у степняков, усы. Бледно-голубые глаза мечут молнии. Серьёзный предстоит разговор…

— Он ударил её? — гавкнул кастелян, словно пёс.

Фрай, поборов смятение, кивнул.

Старик выругался и махнул на дверь — мол, закрой. Скрипнули петли.

— Я растил его с детства…

Глаза Лотара повлажнели, в тоне сквозила горечь.

— Они с сестрой были не разлей вода. Мелкие сорванцы! Ги всегда защищал её. Ни разу не поднял на неё руку! Ни разу!..

Наёмник хмыкнул.

— Это — не Ги! — прошипел кастелян, злобно уставившись на него.

— Война меняет, — пожал плечами Фрай. — Тебе ли не знать.

Лотар сморщился как от зубной боли.

— Не-ет, не война. Та шомрова охота! Приехал бледный, как мертвец… С тех пор всё скрытничает, готовится…

Он снова вцепился взглядом в наёмника и спросил, раздувая ноздри:

— Ты ездил с ним — расскажи, откуда деньги?

— Нечего рассказывать. — Помолчав, Фрай добавил: — Мы просто забрали две бочки.

— Угу, — покивал ветеран. — Таинственные друзья… И могущественные враги. Маркис де Волор, например…

— Плохой пример.

— Ты даже не представляешь, насколько, — бросил старик, утирая лоб. — На всём Севере нет мерзавца опаснее!

Фрай тоскливо глянул в потолок. Безумный мальчишка, колотящий сестру, умышляет против первого рыцаря Марки… Не надо мозги́ горстями жрать, чтоб понять, чем всё закончится.

Лотар будто читал по глазам.

— Ты неплохой человек, арангиец, — молвил он негромко. — Я узнал это тогда, у ворот. Ты мог решить всё быстро, но не стал калечить моих парней. Поэтому дам тебе совет: уходи.

«Хороший совет», — подумал Хиттер. Скоро подсохнет слякоть, и граница опять запылает. Наёмник вроде него легко найдёт работу. Зиму в Хэмптуне он скоротал, деньжат подкопил — пора бы и честь знать. Но…

— Что будет с девушкой?

— Я позабочусь, — Лотар склонил голову. — Забудь её. И уходи.

Арангиец задумался. Тогда, во дворе отцовской усадьбы, он встал против Дитера с его громилами не ради Эльзы. Она-то знала, на что шла, отчаянная сука. Но в доме, в своей колыбельке, плакал малыш Йоганн. Потому что хотел внимания и молока. И ведать не ведал ни о каком наследстве…

…

— Я не воюю с детьми. И тебе не дам.

— Попробуй, щенок. Бей его!..

Хиттер схватился с двумя бандитами сразу — они опали подобно озимым. Бросил в третьего свой кинжал. И пошёл на родного брата с голыми руками…

…

Что ж, долг платежом красен. Фрай, скрипнув зубами, вспомнил, чем отплатила ему Эльза на суде. Так он очутился здесь.

Но был ещё один суд.

Взору явился Слепой. Под мрачным дубом, в неровном свете костра. Алые блики скакали по морщинистому лицу. Вязкая кровь, срываясь с ножа, красила чёрным опавшие листья.

«Спасибо, старик. Теперь мой черёд быть упрямым слепцом».

— Я остаюсь.

Кастелян разочарованно дунул в ус. Но глаза его улыбались.

Узел четвёртый

Рутсинги споро отцепили снасти и сняли мачты, после чего вытащили «змей» на берег. Аки смачно ругался, не желая оставлять «Морского Пса» на попечение гулам.

— Предпочитаешь побережников? — усмехнулся Рольф.

Краснорожий моряк густо сплюнул в ответ.

Побережниками или стрэ́ндрами звали лихих людей, изгнанных из Фиордланда и осевших в Поморье под властью Береговых Ярлов. Атли слышал, что у рутсингов с ними старые счёты. Но теперь предстояло сражаться бок о бок. Стрэнд-ярл Эйрик по прозвищу Свиное Рыло был давним союзником Нордланда.

— Эйрику этому нос размозжили в битве. Гулской палицей. С тех пор велит называть себя Диким Вепрем. Но мы-то знаем, на что это похоже!

Бьярне намекал на известную присказку: «со свиным рылом, да в ярлы!»

Рутсинги взвалили поклажу на плечи, и вскоре Рольф вывел их к союзному лагерю. У Подкидыша захватило дух. Столько людей! И палаток! Грязно-белые тенты усеяли поле, будто диковинные грибы. Гул голосов, конское ржание, бряцанье оружия, стук молотков и топоров. По обонянию ударила острая смесь запахов. Пот, нечистоты, дым. Свежее дерево. Железо. А вот манящий аромат наваристой похлёбки! Мясо, бобы, лук… Мальчик тут же проглотил слюну.

— Мы настреляли зайцев и птицы, — говорил тем временем Рольф, — даже кабанчика добыли. Будет чем отметить ваше прибытие!

Рутсинги ответили радостными возгласами. Сушёная рыба у всех уже сидела в печёнках.

Они шли мимо гулских палаток, среди которых возвышался красно-золотой шатёр конунга. Внимание Подкидыша привлёк воин, правивший лезвие огромного топора. Древко, если поставить на землю, точно достало бы Атли до подбородка! Горм рассказывал, такой топор может одним ударом разрубить всадника вместе с конём. Тогда не особо верилось, а теперь…

Бьярне проследил его взгляд и спросил, заговорщицки улыбаясь:

— Знаешь, почему у гулов всё такое здоровенное — луки, ножи, топоры?

— Почему?

— Да у них письки с ноготок моего мизинца!

Рагнар с Гуннаром загоготали. Атли тоже прыснул. Шутки разгоняли гнетущее напряжение.

Но вскоре стало не до шуток. Послышался свист и грубые крики. Вдоль пути отряда толклись молодчики в полосатых штанах и ярких рубахах. Бороды в мелких косичках, бритые виски. У многих на шее — молоты Гара. Побережники, догадался Атли. Они плевались, гнули руки в похабных жестах и горланили оскорбления.

— Островная падаль! Греби домой, мамок своих пердолить!

Фиордландцы в долгу не остались.

— Говноеды! Козотрахи! Береговые крысы!

Подтянулись ещё побережники. В воздухе запахло дракой. Гудмунду и Сванхельду — херсиру «Зверя Пучины» — даже пришлось прикрикнуть на своих воинов. Остаток пути рутсинги проделали угрюмо бурча и почёсывая кулаки.

Но вид костра, на котором жарился упитанный кабанчик, заставил забыть обо всём на свете. Они рванули вперёд, озарённые благостным пониманием: на сегодня путь окончен — можно сбросить поклажу и поприветствовать товарищей по оружию.

Не все люди Гудмунда вернулись с ним зимовать в Фиордланд. Некоторые воспользовались гостеприимством союзников и остались в Гулленгрë. Как Хъëрлëв Быстрый и его ульфхе́днары.

Так назывались воины, что посвятили себя Хёгану и в битве не ведали ни боли, ни страха, кидаясь на врага с яростью волков. В мирное время тоже любили покуражиться, поэтому в Фиордланде их не жаловали и стремились услать куда подальше. Первый муж мамы, Скъягги, был ульфхеднаром, и она от него натерпелась. Так что Подкидыш разделял эту неприязнь.

…И едва не вскрикнул, когда Хъёрлёв возник рядом, будто из воздуха.

Жилистый, длинный, темноволосый. Похожий на жуткую птицу. Костистое лицо, тонкие брови вразлёт, нос крючком. На бритых висках татуировки — два ворона разевали клювы, примеряясь к чёрным глазам ульфхеднара.

Он обнюхал Атли, словно собака, и хрипло спросил:

— Что, маленький колдун, нашёл, что искал?

— Я ничего не искал, — насупился мальчик.

Ему не нравился этот человек и его загадки.

— Значит, само тебя найдёт, — покивал Быстрый. Каркнул:

— Скоро!

И так же резво перенёсся к вождям рутсингов. Гуннар проводил его подозрительным взглядом.

— Говорят, Хъёрлёв жрёт мухоморы и общается с богами. Дескать, поэтому ульфхеднары его слушаются…

— По-моему, он просто жрёт мухоморы, — фыркнул Рагнар

Они разобрали вещи и запалили костёр. В ближайшей рощице нарубили кольев и шестов. С их помощью установили палатку. К тому времени и кабанчик поспел. Атли с братьями, жадно чавкая, поглощали жирное мясо и пышный хлеб. «Трапеза, достойная самого ярла!» — думал мальчик, запивая угощение водой из деревянной кружки.

После обеда Рагнар с Гуннаром разбрелись кто куда, а Подкидыша потянуло в сон. Он забрался в палатку и задрых, наблюдая мешанину из глаз, воронов и багровых огней. Братья растолкали его уже в сумерках.