Орден Небесного клинка (СИ) - Грай Владислав - Страница 4

Клиент Рупа стоял неподвижно больше получаса, выжидая свой карандашный рисунок и представив, как он разозлится за то, что был обманут, юный художник не на шутку испугался. Но обратной дороги уже не было. Младший Свивер развернул свой лист фанеры, и глаза заказчика округлились, его брови сошлись вместе. Казалось, что он вот-вот взорвётся, точно шахтёрский динамит. Мужчина прищурился, взял кусок фанеры и, встав спиной к солнцу, начал крутить свежую работу, подбирая лучшие варианты освещения.

— В новой технике моим первым же клиентом оказался столичный меценат по имени Александр Август. Он предложил мне комнату в студенческом общежитии в обмен на посещение его занятий.

Новый наставник и покровитель Руперта был выходцем из семьи аристократов, он преподавал философию и искусство в гуманитарном университете Ваюты, а в свободное время занимался поиском талантов. Август оплатил Рупу место в общежитии на месяц, с наказом после этого зарабатывать самому.

Учились у него абсолютно разные люди. Самому младшему исполнилось всего девять, а старший был почти ровесником Александра. Среди учеников находились дети столичных богачей, сироты, беспризорники и простые работяги. Каким-то чудесным образом Августу удавалось пресекать любые возможные конфликты, а обучение с упором на индивидуальный стиль позволило зазнавшимся богачам искренне изумляться творениям бедняков.

— На тех занятиях я наблюдал за художниками, поэтами, скульпторами резчиками по дереву, гончарами, — продолжал Руперт. — И Август всем уделял внимание. Я до сих пор удивляюсь, как ему это удавалось, ведь нас было человек пятьдесят, не меньше. Но я проучился там всего год.

Август внезапно умер. Никто из учеников так и не смог выяснить причин, а родственники не желали приглашать посторонних на похороны и что-то обсуждать.

— Но этот год был для меня важным, ведь тогда я сравнил разные направления и понял, чего хочу…

— И что же это? — поинтересовался Герман.

— Размыть грань между рисунком и скульптурой. Я свяжусь завтра с транспортной компанией, они привезут незаконченные картины.

— Любопытно, весьма любопытно… А что было дальше?

— Комендант выставил всех, кто не являлся студентом, и я вновь оказался на улице, — Руперт подлил ещё немного вина. — К тому моменту я уже поднакопил денег и набил руку. Сам не помню как, но я оказался на вокзале… взял билет на ближайший поезд и через пару дней приехал в Альпорро.

Жизнь в столице Северной Релии оказалась такой же нелёгкой, как и на родине. Руперт переезжал туда-сюда и искал всяческую подработку, но снова трудиться за гроши на каком-нибудь складе ему не хотелось. Чтобы сэкономить на жилье, Свивер поехал глубоко в Заполярье, где располагался один из самых северных городов — Иккасел. Там он снял комнатку, в которой не только жил, но и преподавал классический карандашный рисунок, а в свободное время оттачивал собственный стиль. Одним из его учеников стал студент-медик, к которому Руперт несколько раз ездил в Болунтур.

— У меня не было гражданства, поэтому во время войны на фронт меня не забрали, — продолжал Руперт. — Зато за мной начали следить. Не знаю, возможно, они считали, что я шпион или что-то такое.

— Следить?! — удивился старик. — Но кто?

— Не знаю, я называл их «Парни в чёрном». Они буквально носили всё чёрное, даже рубашки. Замечал их пару раз в неделю.

— А как война кончилась, они отстали?

— Трудно сказать, в какой-то момент я к ним настолько привык, что почти перестал замечать. Может, они следили за мной даже перед отъездом, не знаю.

— Надеюсь, они успокоились, — буркнул Герман. — Вы упоминали, что были женаты…

— Недолго, мы развелись в начале прошлого года, а познакомились во время моего путешествия на восток. Мы жили в одном и том же городе, но встретились на другом конце материка.

Руперт вспомнил их первую ночь и её томный взгляд в слабом свете вечерней лампы.

Поняв, что вино вот-вот ударит ему в голову, Руперт пожелал дворецкому доброй ночи и отправился на третий этаж, в свою старую спальню. Всё было таким же, как в день отцовских похорон. Райан комнатой не пользовался. А может, это Герман подготовил её к возвращению прежнего хозяина. В любом случае разницы Руп не заметил.

Его больше беспокоил завод. Младший Свивер бывал там всего пару раз и понятия не имел, как отец управлял семейным делом.

— Отправить старика на пенсию, а дом продать?.. — Руп вспомнил прадедов склеп. — Нет… не пойдёт.

Глава 2. Сирень и льдинка

Особняк Свиверов, кабинет хозяина. Полдень.

— Герман, заварите чаю, пожалуйста! — высунувшись из кабинета, крикнул Руперт.

— Как пожелаете, господин! — раздался голос дворецкого из малой гостиной.

Руперт закрыл дверь и повернулся обратно к центру кабинета. Массивный широкий стол из чёрного дерева был завален различными накладными, учётными книгами, описями, старыми договорами и ворохом прочих документов.

Руп с самого утра пытался вникнуть в принципы работы семейного предприятия и порядком утомился. Он понятия не имел, что делать с помещениями, простаивающими станками, пустыми складами и полным отсутствием контрактов. На заводе Свиверов он бывал всего несколько раз и, как правило, не вникал в процесс. Руперта мало интересовал сам бизнес, но, судя по документам, предприятие нахватало долгов, из-за которых банки могли позариться на особняк, а терять родительский дом Свиверу хотелось меньше всего.

Утомлённый Руперт решил не возвращаться к документам без чая и ещё раз окинул взглядом кабинет: стена напротив стола была заставлена стеллажами, полными рабочей и технической литературы, справочниками по устройству станков, учебниками по управлению коллективом, толстыми папками сопроводительной документации и великим множеством… чего угодно, но не того, что Руп мог легко понять.

Если не считать содержимого стеллажей, кабинет был красным. Доски на полу покрывала бордовая краска, тот же цвет окрашивал деревянные панели на потолке, красное дерево лежало в основе лакированных стеллажей, полки которых заполняли книги и документы, а вокруг рабочего стола распростёрся большой круглый ковёр с бордово-чёрным узором. А ещё картина. Над входом надзирателем возвышался погрудный портрет. С полотна смотрел не молодой, но и не старый мужчина: одни дали бы ему пятьдесят, другие тридцать; щёки, губы и глаза выглядели живо, в то время как лоб сковали морщины, а виски тронула седина. Серые глаза строго смотрели прямо на зрителя. Мужчина носил коричневый костюм, а фон заливали медные лучи солнца, точно писали портрет на закате. Подпись в уголке полотна сообщала о том, что работу выполнили в начале года.

«Значит, именно так выглядел Райан, перед смертью».

Портрет являлся единственной картиной во всём доме, написанной незнакомцем, все остальные вышли из-под руки покойной матери Рупа, включая и ту, что висела над стеллажами. Широкое полотно изображало заснеженное побережье, а из-за похожих на скелеты оголённых деревьев выглядывали увенчанные острыми шпилями башни какого-то замка. Подпись гласила: «Место, где сбудутся наши мечты». В основном матушка Руперта изображала на своих работах владения друзей или какие-то памятные для семьи места, но замок на заснеженном побережье Руп никогда не видел, а спросить не успел — он тогда гостил у школьного товарища и даже не знал, что мама начала писать новое полотно. Она закончила свою работу за день до смерти.

Младший Свивер вновь повернулся к брату и, словно играя с ним в гляделки, не моргая уселся на край стола. В детстве они были сильно похожи.

«Жаль, ты сюда фотографию не повесил, — подумал Руп. — Возможно, она бы стала для меня зеркалом. Зеркалом в будущее».

Игру в гляделки прервал стук в дверь.

— Открыто.

— Господин Руперт, чай готов, — заглянул в кабинет дворецкий. — А ещё, к дому подъехали две машины. Думаю, вам стоит лично поприветствовать наших гостей.

Руп подошёл к окну и увидел, как рядом с воротами парковался грузовик, на территории же остановился роскошный легковой автомобиль белого цвета.