Скандинав (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 12

Я, пользуясь тем, что между полянином и викингом продолжается разговор, выпрямляюсь, едва удерживаясь на связанных чуть выше лодыжек ногах.

— Возьмите меня, я хочу отправится в славный град Киев!

Глава 7

Командир викингов таращит глаза, пораженный наглостью пленника. В его взгляде одновременно удивление и злость. Оба чувства вызваны тем, что я, во-первых, посмел перебить разговор полянина и викинга, а во-вторых, самовольничал и поднялся без приказа. Разумеется, подобный поступок не останется безнаказанным. Каким будет наказание, викинг решает — хотя вся дума заключается в том, чтобы убить меня на месте или подождать окончание торга. Пока же в выбирает третье — ударить меня палкой и невзначай отправить обратно на землю. Замахивается, рычит, наступает. Я жмурюсь, предвкушая и готовясь принять удар. Мне же только шишки на лбу не хватает, блин. Будучи связан по рукам и ногам, я не окажу сопротивления и дернул же меня черт вскакивать…

— Да погоди ты бить, — вдруг говорит тот самый мужичок, переговаривающийся с данами от лица полян. — Убить всяко успеешь, давай сначала глянем, че он хотел.

Мужичок касается могучей, покрытой, словно буграми, мускулами руки викинга и чуть ли не повиснув на ней, заставляет воина опустить палку. Сам он выглядит гораздо более скромнее своего собеседника, уступая тому по всем фронтам. Однако, воин не спорит, морщась от раздражения скрещивает руки на груди.

Мужичок признательно кивает, отдавая должное выдержке воина. Он пришел на торг в окружении пятерых людей славянской наружности и как я и предположил, был немолод. У него весьма необычный наряд. Наряд этот разительно отличается от того, что я видел до того.

Распашной, приталенный, подпоясанный шерстяной кафтан, запахнутый по левую сторону и с видимым отворотом по вороту. Поверх плащ. Штаны с широким шагом заправляет в сапоги. На голове повязка. Ничего общего со славянской рубахой и портами, в которые надет в том числе я сам. Похожий наряд надет и на сопровождающих.

— Как тебя звать? — спрашивает мужичок, обращаясь ко мне.

— А как вы велите, так и звать, — отвечаю я, с одной стороны не хочу называть свое имя, с другой следует сгладить впечатление о своей взбалмошности перед будущими «хозяевами».

Полянин довольно улыбается, когда как викинг несдержанно ворчит:

— Грохнуть его и делов, — заявляет он.

— Погоди ты говорю, сам же сказал от вашего стола к нашему или это пустые слова? — напоминает мужичок. — Я может братца этого себе забираю. Покажешь, как есть?

Викинг качает головой, все видом показывая, что не одобряет выбор полянина. По разумению захватчика я уже давно должен валятся на земле в агонии и с выпотрошенными кишками. Однако викинг подходит ко мне, отбросив свою палку, достаёт меч и вместо того, чтобы пускать мне кровь, перерезает сковывающие меня путы. Следом подталкивает меня в спину, по направлению к полянину, от нетерпения скрестившему руки на груди. Я только за малым не заваливаюсь кубырем — ноги после нескольких часов в позе буквой «зю» ватные и непослушные. К лодыжкам приятно приливает кровь, разлившаяся по пережатым венам, а место, где веревка сжимала кожу, неприятно жжёт — вязали туго, чтобы наверняка.

Останавливаюсь напротив полянина, забавно выпячивающего губу и давлю в себе желание переступить с ноги на ногу — лишние движения будут расценены как попытка к бегству, а острие меча викинга до того несколько раз коснулось моей рубахи, напоминая о своем присутствии. Он держит оружие под прямым углом и не прочь пустить его в ход.

— Обернись кругом, — гаркает на ломаном славянском викинг, но тут же вспоминает, что разговаривает с пленным и не по чести оного утруждаться говором на славянском. Переходит на свой родной язык. За этим следует целый ряд сложных лингвистических конструкций, значения которых я не знаю и знать не хочу. Разумеется, я не понимаю ни единого слова из сказанного, но все, что от меня требуется, вражина сказал.

Медленно, без лишних движений, поворачиваюсь, как сказано, кругом. Ох и тяжело мне это дается — голова то кругом идет, температура все еще херачит дай боже. В голову отчего то приходит параллель с подвешенной на прилавке чучхеллой, которую выбирает дотошный покупатель.

— Чего с ним? — интересуется полянин, он придирчиво, как ту самую чучхеллу осматривает меня, останавливая взгляд на перевязи. Внешне крови нет — ладно, за это спасибо данам.

— Раненный, — говорит дан, тыча мне в бок, где рана.

Хочется ответить что-нибудь этакое, с перчинкой, а то и сразу на хуй послать. Но я сдерживаюсь — вижу холодные, полные решимости глаза викинга, не опустившего меч, и все желание как рукой снимает. На заданный вопрос отвечаю коротко — целый.

— Руки подыми, — распоряжается тот. — Вот так, выше, потянись вверх.

Подымаю, сначала одну руку, потом другую, а затем и обе, как будто нахожусь не на рабском рынке в древнем Полоцке, а в спортзале, а толстяк не работорговец, а тренер кундалины-йоги. У толстяка своя тактика, в отличие от воина в Новгороде, этот по другому пленников смотрит. Хищные, маленькие глаза толстяка полянина пожирают меня, эх влепить бы этому ублюдку прямо между глаз.

Следом приходится воспроизводить куда более увлекательные связки. Сначала полянин просит меня сесть, потом встать, было просит меня развязать рану, но отмахивается — передумал. Выбора у меня нет, повинуюсь, следую всем распоряжениям. Полянин после каждого подобного акта кивает.

— Рот открой. Шире или мне придется попросить молодцев, чтобы помогли.

Я колеблюсь, но вижу, как двое полян из окружения толстяка, решительно шагают ко мне навстречу. Выглядят они крайне недружелюбно, а их кулаками размером с хорошую спелую дыньку, можно забивать гвозди. Резонно предполагаю, что этой парочке ничего не стоит при желании оторвать мне челюсть. Потому тут же открываю рот как можно шире, так, как не открывал даже на приеме у стоматолога.

Зубы это такая штука, что лучше всякого расскажет о состоянии организма, как при жизни человека, так и после его смерти, не зря именно зубы брали для определения кода ДНК. Понятно, что со здоровых и крепких зубов спроса нет, а вот гнилые… я не так давно пребываю в новом для себя теле, и честно говоря не успел обратить внимание на состояние собственных зубов. Однако, полянин остаётся удовлетворен.

— Забираем живчика, — резюмирует он, и говоря эти слова лезет мне в рот своими грязными руками — хватается за передний зуб и шатает его.

Одёргиваюсь и брезгливо сплевываю, чувствуя на языке и губах тошнотворный привкус пальцев полянина. Я конечно не знаю какого на вкус дерьмо, но уверен, что оно имеет схожий вкус, потому что толстяк минутой ранее ковырялся этой рукой в своей заднице.

— Убери руки!

Убирает — я ухитряюсь прикусить его палец, на коже виден отчетливый след от укуса. Да, стоило сдержаться, но кому понравится, когда тебе в рот лезут пальцами, которыми ковыряются в жопе. Однако на укус полянин не реагирует, по крайней мере не подаёт виду. Но вот последовавшие из его уст слова заставляют меня облиться холодным потом и пожалеть, что вместо пальца полянина я не прикусил собственный язык.