60 правдивых историй - Коллектив авторов - Страница 90

– А чиновники не мешают?

– Да не особенно. Они ведь не дураки, тоже понимают, что отрасль трудная. В Московской области раньше было 28 заводов по производству молочной продукции, а сейчас, кажется, восемь или даже шесть осталось. Работать некому. Поэтому наш завод самый крупный в регионе, зачем же нас трогать? Мы налоги платим. Когда мы туда пришли, там работало 120 человек, а сейчас работает 530.

– Как-то неловко после такой победной реляции спрашивать вас: неужели ни когда не хотелось бросить бизнес?

– Сто раз! И не потому, что трудности были какие-то, у кого их нет. Либо ты идешь на это и чувствуешь силы в себе это преодолеть, либо вообще не стоит заниматься бизнесом. Но, понимаете, при всем том, что меня можно назвать успешным бизнесменом, прошедшим огонь, воду и медные трубы, это -не мое.

– Как???

– Так.

– Мне очень хочется обратно в музыку. И поэтому у меня постоянно возникает желание бросить тут все и снова заняться творчеством. Мне деньги были нужны, потому и ушел в бизнес. Тогда ведь все рухнуло в музыке. Сейчас еще хуже, чем тогда. Вокруг одна попса. Куда делся тяжелый рок? Его практически не видно, хотя есть очень талантливые молодые исполнители. Просто они в диком загоне. А попсой заниматься я никогда не смог бы. Лучше я землю буду копать лопатой, чем буду петь под фонограмму плохие стихи на отвратительную, фактически отсутствующую мелодию, где нет ни мысли, ни драйва, ни музыки, ни полета, одно «умца-умца».

– А глазированный сырок – это не попса? Не камамбер ведь…

– Попса! – соглашается Сандлер.– Но качественная попса. Майкл Джексон – тоже качественная попса, и Мадонна – попса, но опять-таки качественная. Такой попсой заниматься не стыдно, тем более если это твой бизнес. Вот я и занимаюсь. Но и время для творчества стараюсь находить.

– Поете? Играете?

– И пою, и играю. Потому что деньги – это свобода, возможность заниматься любимым делом. Я студию три года назад построил. Выступил соучредителем мюзикла «Иствикские ведьмы». Но главное – провожу рок-фестивали. Движение так и называется – «Молочные братья». Во-первых, мы вскормлены роком, во-вторых, молочный бизнес дает возможность все это организовать. Это счастье – вкладывать деньги в любимое дело. Когда понимаешь, что это – альтернатива, ей надо немного помочь.

– То есть студия звукозаписи – это тоже бизнес?

– Нет. Это хобби. Это не окупается, совершенно дотационный проект. Просто мне нравится, и я этим занимаюсь, потому что могу себе это позволить.

– Хорошо вам.

– Хорошо, но трудно. У меня с одной стороны тяжелый бизнес, а с другой стороны тяжелый рок. Иногда чувствую дикую усталость. Но это нормально, наверное. Однако есть другое чувство, которое сильнее усталости – чувство нереализованности. Я упустил 15 лет в музыке. Это причина душевного дискомфорта, а дискомфорт – отличный мотор. Он заставляет встать с дивана, поставить себе цель и стремиться к ней. Так и приводится в движение мой молочный бизнес.

– Но ведь это сублимация! – восклицаю я.– Вы не можете по-настоящему петь, играть, не можете позволить себе быть артистом в полном смысле слова, и это приумножает качество ваших глазированных сырков!

– Да, конечно. Это тоже неплохо. Но, прошу заметить, недавно я выступил со своей программой на фестивале «Движение вне…» вместе с Kid rock и «Черным обелиском». И побывавший на нашем фестивале продюсер Eminem одобрил ее и сказал, что хочет со мной работать, несмотря на то что возраст у меня уже не тот, чтобы стартовать в шоу-бизнесе.

– А сколько вам?

– 49 лет.

– Вы просто-таки человек-оркестр! – говорю.– И молочный бизнес, и упаковочный (всем известные вспененные стаканчики для супов «Роллтон» тоже производит холдинг Сандлера), и студия, и мюзиклы, и фестивали…

– Движение – жизнь,– философски отвечает Сандлер.

– А оно может когда-нибудь закончиться? То есть может наступить момент, когда вы заработаете достаточно денег, чтобы заниматься только творчеством.

И тут Игорь Сандлер сказал то, чего я от него никак не ожидал.

Что для себя он давно уже заработал деньги. Но хочет развивать рок-культуру. А сама себя она не окупит, так что он должен руководить процессом.

– То есть вы все-таки дирижер?

– В известном смысле.

– Дирижер – авторитарная фигура. У вас жесткий характер?

– Когда надо. Я не сентиментальный человек. Или скажем так: моя сентиментальность не злокачественная. Я умею не раскисать и отделять чувства от разума.

– Это как?

– Вы, наверное, поняли, что я и бизнес делаю, и творчеством занимаюсь, и по жизни, что называется, иду вместе с теми самыми людьми, с которыми меня свела молодость. Так вот однажды был такой случай. Мой старый знакомый, даже, можно сказать, друг, бывший музыкант, сидевший без денег, влачивший жалкое существование, пришел ко мне, попросился на работу. Возьми, говорит, меня менеджером. Я взял его. Он стал работать. И через два года я случайно вдруг узнаю, что он открыл параллельную фирму на свое имя и торгует налево запчастями к моему же оборудованию. Я его уволил без разговоров, несмотря на 20 лет дружбы, что нас связывали. А скорее наоборот – за эти 20 лет и уволил. И даже слушать не стал. Хотя он просил дать ему шанс. Очень просил.

«БИЗНЕС», No40(59) от 09.03.05

Наира Сироян

Главный технолог «Олимп»

Торт не от хорошей жизни

ТЕКСТ: Мария Петрищева

ФОТО: Александр Басалаев

Чтобы попасть в офис чемпионки мира по тортам Наиры Сироян, нужно приехать в район Очаково, найти по карте Проекторный проезд, 1980 и вычеслить среди прочих фабрику «Олимп 21». Если на этом этапе вы не сломаетесь, остается главное испытание – миновать три этажа рыбного цеха. Устойчивый запах рыбы обволакивает вас задолго до появления едва уловимого аромата кондитерской на самом последнем этаже. Именно здесь Наира делает свои шедевры – в прямом и переносном смысле – на вес золота.

Наира Сироян стала печь торты не от хорошей жизни. Сейчас мало об этом вспоминают, но распад Советского Союза начался именно с трагических событий в Армении. Тогда, десять лет назад, Наира с мужем работали в обычной средней школе, он директором, она преподавателем музыки, и денег на жизнь катастрофически не хватало. «В детстве я жила роскошно, ни в чем не нуждаясь. Когда моя мама купила груши для того, чтобы приготовить из них варенье (а мы до этого никогда не делали варенья из груш, в Ереване среди обеспеченных людей было принято делать дорогое ореховое варенье, абрикосовое), я поняла, насколько плохо мы живем, до чего мы докатились. Может быть, это кажется странным, но для меня эти груши были настоящим шоком». Нужно было как-то подрабатывать, кормить ребенка. Тетя Наиры, импортировавшая продукты из России в Армению, посоветовала ей печь: в магазинах принимали торты, сделанные в кустарных условиях, на дому.

– Я была уверена, что у меня получится не хуже. Откуда такая самоуверенность, я и сама не знаю, но торты пошли.

Ей приходилось работать по ночам, так как электроэнергию включали с 12 ночи до 6 утра.

– Мужчины были в России на заработках, и я сама относила готовый торт в магазин, а на улицах было очень много голодных собак, они за мной гонялись целыми стаями. Это было и смешно, и страшно одновременно.

Потом Наира с мужем купили цех, оформили лицензию, расширили сеть поставок. Тогда их компания никак не называлась, более того, по законодательству они не имели права нанимать сотрудников, даже уборщицу. Все, может быть, шло бы и неплохо, но после отставки президента Армении Левона Тер-Петросяна произошел очередной спад в бизнесе. «Клиенты убавлялись с каждым днем, мы понимали, что они выезжают. И мы выехали вслед за ними».