Микки-7 - Эштон Эдвард - Страница 5

— Итак, — наконец произнесла она. — Вы ознакомлены с условиями. Они вас удовлетворяют? Уверены, что вам понравится такая работа?

Я улыбнулся как можно более уверенно и сказал:

— Да, думаю, она мне подходит.

Она продолжила пристально разглядывать меня, пока у меня пот на лбу не выступил. Я ведь упомянул, что мне очень-очень нужна эта работа? Я уже собирался открыть рот и начать рассказывать, как я люблю рисковать, просто хлебом не корми, и вообще могу выжить в любых, самых трудных обстоятельствах, как вдруг она наклонилась вперед и спросила:

— Вы и вправду полный дебил?

Я даже отпрянул.

— Нет, — пробормотал я. — Во всяком случае, я так не считаю.

— Вы ведь слышали все, что я рассказала? Полный список?

Я кивнул.

— То есть, когда я говорила «лучевая болезнь», вы поняли, что это означает. И поняли, что я имела в виду, когда говорила, что вас могут обязать выполнять работу, из-за которой вы подвергнетесь смертельной дозе ионизирующего излучения. И что это приведет к развитию таких симптомов, как лихорадка и жар, ваша кожа покроется сыпью и мокнущими волдырями, внутренние органы начнут разжижаться и будут на протяжении нескольких дней вытекать через анальное отверстие, и в результате, как мне объяснили, все это приведет к чрезвычайно мучительной смерти. Вы ничего не упустили?

— Нет, — сказал я. — Но ведь в действительности ничего подобного не случится?

— Напротив, — возразила она. — С большой вероятностью именно это и случится.

Я помотал головой.

— Понятно, что я могу подвергнуться облучению и чему угодно, но зачем выносить бесконечную агонию и терпеливо ждать мучительного конца? Я ведь могу просто покончить с собой, разве нет? Принять пилюлю, закрыть глаза и проснуться новой версией себя. Насколько я понимаю, для этого и придумали резервное копирование, так?

— Да, — согласилась Гвен. — Это первое, что приходит на ум. Но факты, к сожалению, подтверждают, что большинство расходников на это не идут.

Я ждал, что Гвен продолжит. А когда понял, что она не собирается ничего пояснять, спросил:

— Не идут на что?

Она вздохнула.

— На самоубийство. Насколько мне известно, это происходит крайне редко, несмотря на огромную практическую целесообразность. Очевидно, три часа учебных лекций не способны подавить вырабатывавшийся миллионами лет инстинкт самосохранения. Кто бы мог подумать. К тому же во многих случаях от расходника могут потребовать держаться до конца, хочет он сам того или нет. Взять, к примеру, медицинское исследование. Его невозможно прервать на середине преждевременной эвтаназией. То же касается исследования местных микроорганизмов. Командование должно точно знать, как они воздействуют на организм человека, и не позволит подопытному самоустраниться, пока не будут получены все данные. Это понятно?

Я кивнул. Честно говоря, я не ждал столь развернутого ответа. Гвен закинула голову и уставилась в потолок, а когда снова перевела на меня взгляд, мне показалось, будто она разочарована тем, что я все еще здесь.

— Итак, мистер Барнс, объясните мне, пожалуйста, что конкретно привлекает вас в данном предложении. — Она облокотилась о стол и подперла голову руками.

— Ну, — сказал я, — даже если я погибну разок-другой, по сути, я ведь стану бессмертным, так? Вы сами говорили.

Она снова вздохнула, еще громче.

— Да, так. Но вы и вправду идиот. Обычно мы против дискриминации, но в данном случае проблема в том, что расходник, который примет участие в миссии, имеет для экспедиции огромное значение. Даже такой очевидно простой ум, как ваш, требует немыслимого объема для хранения данных. На создание его резервной копии понадобится отвести солидное количество ресурсов. Если вы согласитесь занять эту позицию, то во всей колонии вы единственный будете той личностью и тем биологическим телом, которые подлежат восстановлению. А это означает следующее: если что-то пойдет не так, вы можете остаться единственным живым человеком на всем «Драккаре», и на ваши плечи ляжет полная ответственность за тысячи пребывающих в стазисе человеческих эмбрионов, не говоря уже о прочих материальных ценностях. Вы уверены, что хотите взвалить на себя такую ношу?

Я нервно улыбнулся Гвен. Она смерила меня еще одним долгим взглядом, потом откинулась на стуле, так что передние ножки оторвались от пола, заложила руки за голову и снова уставилась в потолок.

— Знаете, сколько претендентов подало заявку на эту должность?

— Э-э… нет, — промямлил я.

— Попробуйте угадать. Всего мы получили более десяти тысяч заявлений от желающих занять место в экспедиции. Только от пилотов, управляющих летательными аппаратами в атмосфере, поступило шестьсот запросов. Знаете, сколько в экспедиции мест для атмосферных пилотов?

Сейчас мне известен ответ, потому что Берто невзначай упомянул о конкурсе не меньше тысячи раз, стоило только нам спуститься с орбиты, но на тот момент я понятия не имел.

— Два, — сказала она. — У нас шестьсот заявлений от пилотов на два жалких места, и речь идет отнюдь не о любителях полетать по выходным. Каждый из этих шестисот обладает более чем необходимой квалификацией. Сам Мико Берриган изъявил желание возглавить физический отдел. Можете себе такое представить?

Я отрицательно покачал головой. Впрочем, я даже не представлял, кто вообще такой Мико Берриган, за исключением того факта, что, по-видимому, он гениальный физик.

В этом я впоследствии убедился.

Убедился я также и в том, что Мико Берриган — полный мудак, но к рассказу это отношения не имеет.

— Суть в том, — продолжила Гвен, — что мы можем отбирать для экспедиции не просто подходящих кандидатов, а лучших из лучших. Наверняка для вас не секрет, что избрание для высадки и основания колонии на другой планете — великая честь, многим ни разу в жизни не представится возможность исполнить такую миссию. Если бы по странной прихоти нам захотелось сформировать команду «Драккара» из людей, у которых один глаз голубой, а другой зеленый, мы смогли бы укомплектовать состав экспедиции специалистами, которые все до одного отвечали бы требованию и при этом обладали должной квалификацией.

Она качнулась на стуле вперед, с грохотом уронив ножки на пол, и наклонилась ко мне через стол. Я с трудом сдержался, чтобы не вздрогнуть.

— Что возвращает нас к вопросу о расходнике. Знаете, сколько у нас соискателей на это место?

Я покачал головой.

— Один, — сказала она. — Вы единственный, кто сам подал заявление на эту должность. Мы всерьез подумывали просить Ассамблею назначить кого-нибудь в приказном порядке, пока вы не появились у меня на пороге. По результатам стандартизированного теста я могу сделать вывод, что вы не совсем глупый человек. Здесь вот написано… историк?

Я кивнул.

— Это что, профессия?

— Вообще-то, да. Во всяком случае, была… когда-то. Изучение истории может…

— Но разве любые известные исторические сведения не доступны каждому в любой момент времени?

Я снова кивнул.

— Тогда объясните, почему вы считаете себя более компетентным историком, чем, к примеру, я?

— Потому что я в действительности озаботился тем, чтобы ознакомиться с доступными историческими сведениями.

Она закатила глаза.

— И кто-то вам за это платит?

Я замешкался с ответом.

— Полагаю, фактически это скорее хобби, чем работа. — Йохансен неотрывно сверлила меня взглядом в течение пяти секунд, потом помотала головой и вздохнула. — Так или иначе, позиция, на которую вы сейчас претендуете, никакое не хобби. Это определенно работа, причем такая, с которой вы никогда не сможете уволиться. Вот скажите, мистер Барнс, тот факт, что ни один человек на целой планете не хочет такую работу, вам совсем ни о чем не говорит?

Она смотрела на меня, будто ждала ответа, но я, если честно, не представлял, как тут ответить. Наконец Гвен снова возвела глаза к потолку и подтолкнула ко мне по столу считыватель биоданных. Я прижал подушечку большого пальца к панели и почувствовал крошечный укол, когда прибор извлек образчик ДНК. Йохансен придвинула машинку обратно и взглянула на дисплей.