Отважные капитаны. Сборник - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 38

А затем мы получили приказ возвращаться и присоединиться к флоту у Бантри.

Стоило подняться на борт, и прошедшие двенадцать месяцев можно было скатать в трубку, как уже не нужную карту. «Уютная кофемолка» приняла меня как брата, а удача улыбнулась мне еще и в том, что все остались на своих местах, те же лица встречали меня в маленькой кают-компании, и мы немедленно принялись болтать, как соскучившиеся друг без друга дети.

Видел ли я новые трапы на носу и корме, те самые, что нам удалось выцарапать у верфи? Лучшие механизмы — новые механизмы. Кроме того, мы немного поработали над дополнительной палубой под носовым мостиком, и теперь у сигнальщика есть где стоять (насколько я помнил, в прошлом году это было проблемой). И слышал ли я о новом угольном рекорде для крейсера третьего класса? Почти пятьдесят тонн в час, что в четыре раза больше, чем у эсминца! Слышал ли я о ветерке, что дул в порту Фуншала[23]; о негласных маневрах близ Менорки[24], о том, что старший лейтенант добыл краску, о недавних учебных стрельбах, на которых мишени разнесли вдребезги, об инфлюэнце, поразившей нашу паровую систему, и еще сотню других, не менее важных новостей?

Годовой отчет Флота Канала невозможно уложить в два часа, но меня посвятили в большую часть свершений, прежде чем я рухнул на привычную койку в тот радостный вечер.

Выходили мы в полдень следующего дня, никакие сигналы нас не ограничивали. Одно дело — отчаливать из Плимута на лайнере, и совсем другое — выбираться на крейсере из Девонпорта, лавируя между буями и учтиво уступая дорогу парусной регате, а затем маневрировать между грязно-коричневыми парусами местного рыболовного флота. Погода была божественная — штиль, безоблачное небо, спокойное море, — и мостик пришел к единогласному выводу, что лучшего дня для выхода в море и желать невозможно.

Берег Корнуолла проскользил мимо нас огромными серо-голубыми тенями за полосой морской синевы, тут и там вскипающей парусами. Однако мой взгляд был прикован исключительно к палубе и нашим благородиям, присутствующим на ней. С прошлого года на борту появилось немалое количество мелких новшеств. Корабль действительно «встряхнулся» и пришел в норму, как бывает с новым домом, как только владелец окончательно решит, как расставить мебель. Старший лейтенант, как обычно, объяснил мне, что крейсеру еще далеко до идеальной чистоты, что двадцать тонн угля из необходимых четырехсот только недавно погрузили, вся палуба была покрыта пылью, и привести ее в порядок меньше чем за две недели не представляется возможным.

— Нам предписали жечь уэльский уголь № 2. А это не уголь — придорожный мусор и пыль. Все дело в забастовке в Уэльсе. Видите эту сажу? Мы недавно точно такой же закоптили весь флот и всю Гибралтарскую скалу. Чем не свинарник?

С точки зрения любого сухопутного человека корабль был просто возмутительно чист, но любого старшего лейтенанта впечатлить гораздо сложнее. Наш, например, использовал задержку в Девонпорте, чтобы как следует вычистить крейсер снаружи; а сухая погода в Бантри позволила обстоятельно выкрасить судно внутри. Борт он покидал лишь ненадолго, и только ради того, чтобы обойти крейсер на шлюпке и осмотреть его как следует с разных сторон. И только после этого успокоился — почти на целую половину дня.

Напротив Фалмута мы решили, что в море достаточно свободного места, чтобы попрактиковаться в стрельбе, и начали работать с расстояния две тысячи шестьсот ярдов по маленькой треугольной холщовой мишени — довольно сильно поврежденной предыдущими стрельбами. В этом году трехфунтовые орудия использовали снаряды с черным порохом, и мы, стоя под ветром, окутались пороховым дымом. Но, несмотря на это, все снаряды легли в крохотную цель. Один осколочный взорвался прямо над мишенью, и море словно приперчили с небес мелко рубленным железом. Выглядело это как если бы Божья рука с кружевной манжетой высунулась из облаков (такие часто рисовали в старинных голландских книгах) и высыпали пригоршню камешков в пруд.

Чем больше видишь стрельб из крупнокалиберных орудий, тем меньше они тебе нравятся; однако большая яхта из Королевской яхтенной эскадры явно считала иначе — поэтому и поспешила к нам на всех парусах с любопытством мальчишки, увидевшего фейерверк за оградой соседей.

— Похоже, они там сочли нашу мишень брошенным грузом, — послышалось с мостика. — И пытаются его спасти. Примерно через минуту эта посудина окажется на линии огня.

— Нет, не окажется. «Максим» правого борта на цель, дистанция тринадцать сотен ярдов.

Маленький демон зачастил своей отвратительной скороговоркой, столь не похожей на рев и уханье более крупных орудий, и буквально вспенил мишень, как коктейль в шейкере.

Тут-то наша новая аристократическая знакомая развернулась и с поразительной скоростью удалилась в наветренную сторону.

Позже я наслушался разных занимательных историй о том, как экскурсионные пароходы, капитанам которых удавалось разнюхать, что где-то проводятся учебные стрельбы, умудрялись встать на якорь между военным кораблем и мишенями, потому что пассажиры платили по шиллингу с носа за то, чтобы полюбоваться на веселье.

— Правда, им и в голову не приходило, — продолжал мой информатор, — что, если кто-нибудь пострадает, именно меня одновременно повесят, утопят и четвертуют. Один из них встал на якорь как раз за островом, где были установлены макеты береговой батареи противника, — экспериментальные стрельбы из всех шестидюймовок, а вдобавок и всеми «максимами». И слышали бы вы, как он возмущался, когда мы велели ему убираться!..

Из мощных атлантических береговых волн — густо-синих, словно сапфир, — устремлялся ввысь двузубый пик крохотного островка Фастнет-Рок. Мы шли достаточно близко, чтобы рассмотреть сланцевые обрывы, основание башни маяка, установленного на скале, и сам маяк. Брызги волн, разбивавшихся у подножья скалы, взмывали на тридцать футов. Таков Фастнет при хорошей погоде, и увидеть его таким удается не чаще, чем полисмена во фраке. Об этой скале — ее считают самой южной точкой Ирландии — моряки вспоминают только тогда, когда приходится в шторм искать путеводный проблеск ее маяка.

Ирландское побережье без устали принимает на себя могучие удары больших атлантических валов. Они спотыкаются и теряют высоту на отмелях, недовольно вскидывают белые брови, а затем теряют самообладание, превращаясь в длинные пенные волны.

— Это Берехейвен, — прозвучало с мостика, вахтенный указал на едва различимый проем в изрезанной береговой линии. — Там мы встретимся с флотом. Вы не читали «Двух властителей Дунбоя»? Через пару минут откроется замок Дунбой, он тут буквально за углом.

— Девять с половиной! — пропел лотовый, вполголоса обругав длинный шток якоря, торчавший на манер кошачьих усов как раз у него под рукой.

Мы оказались между двух скалистых пляжей, измочаленных всеми штормами Атлантики: черные глыбы гранита поросли золотарником, а в тех местах, где длинные валы теряли свою мощь, в берилловых бухточках кипели водовороты. За пляжами виднелась зеленая равнина, покрытая заплатками полей, испещренная белыми коттеджами, а за ней — пустынные пурпурные холмы.

— А! «Эррогант» уже точно здесь. Видите его дым?

Чудовищный плюмаж тяжелого черного дыма вздымался в небо. Мы обошли бухту и очутились совсем рядом с флотом. Нас поджидали восемь броненосцев, на неискушенный взгляд совершенно неотличимых друг от друга, а рядом — четыре больших крейсера. На тот момент они не маневрировали и не патрулировали — просто тренировались в своих многочисленных умениях и талантах.