Японский любовник - Альенде Исабель - Страница 38

ИСПОВЕДЬ

Альма не вернулась в Ларк-Хаус ни в тот день, ни на следующий и не позвонила справиться, как там Неко. Кот не ел три дня и с трудом глотал воду, которую Ирина вводила ему в глотку шприцем; лекарство никак на него не подействовало. Девушка хотела попросить, чтобы Ленни Билл свозил их к ветеринару, но в Ларк-Хаус приехал Сет — свежий, выбритый, в чистой одежде и с выражением раскаяния на лице — ему было стыдно за минувшую ночь.

— Я только сейчас узнал, что крепость саке — семнадцать градусов…

— Ты на мотоцикле? — перебила Ирина.

— Да. Он простоял всю ночь там, где мы его оставили.

— Тогда отвези меня к ветеринару.

Их принял доктор Каллет, тот самый, что несколько лет назад ампутировал лапу Софии. И это не было совпадением: ветеринар служил волонтером в организации, искавшей хозяев для румынских собак, вот Ленни и порекомендовал его Альме. Доктор Каллет диагностировал кишечную непроходимость; кот нуждался в срочной операции, однако Ирина не могла принять такое решение, а у Альмы не отвечал телефон. Сет взял ответственность на себя, заплатил положенные семьдесят долларов и передал кота медсестре. После этого они с Ириной пошли в кафе, где девушка работала до того, как перешла к Альме. Их обслуживал Тим, который за три года по карьерной лестнице не продвинулся.

Сету все еще было муторно после саке, но в голове у него прояснилось, и парень пришел к выводу, что забота об Ирине — его долг и медлить с этим нельзя. Сет не был влюблен так, как раньше влюблялся в других женщин, когда всепоглощающая страсть не оставляла места для нежности. Он хотел Ирину, и он долго ждал, чтобы девушка сама ступила на узкую тропу эротики, но все его терпение оказалось напрасным, и теперь пришел час переходить к прямому действию или окончательно от нее отказаться. Ирину не пускало что-то из прошлого — ничем иным ее биологический страх было не объяснить. У Сета было сильное искушение прибегнуть к помощи своих агентов, однако он давно решил, что Ирина не заслуживает такого предательства. Он надеялся, что загадка разрешится как-нибудь сама собой, и не задавал лишних вопросов, но время подобных рассуждений прошло. Требовалось срочно вытащить девушку из крысятника, в котором она жила. Сет подготовил аргументы, как для выступления на суде, однако, когда он увидел ее мордашку под дурацкой шапочкой, вся речь вылетела из головы, и Сет без предисловий предложил Ирине перебираться к нему.

— У меня удобная квартира, квадратных метров в избытке, и для тебя будет отдельная комната и отдельная ванная. Это бесплатно.

— В обмен на что? — недоверчиво спросила девушка.

— Ты будешь работать на меня.

— Как именно работать?

— Помогать с книгой про Беласко. Все время требуется что-то выяснять, а мне некогда.

— Я работаю по сорок часов в неделю в Ларк-Хаус и еще двенадцать на твою бабушку, еще мою собак по выходным и собираюсь учиться по вечерам. У меня времени меньше, чем у тебя, Сет.

— Ты могла бы отказаться от всего, кроме бабушки, и заняться моей книгой. У тебя будет жилье и хорошее жалованье. Я хочу проверить, как это — жить с женщиной; я никогда этого не делал и нуждаюсь в небольшой практике.

— Вижу, моя комната тебя удивила. Я не хочу вызывать у тебя жалость, Сет.

— А это не жалость. Сейчас ты вызываешь у меня ярость.

— Ты хочешь, чтобы я бросила свою работу, отказалась от верных доходов, от комнаты в Беркли с фиксированной оплатой, заполучить которую мне стоило больших трудов, чтобы я поселилась в твоей квартире, а потом, когда я тебе надоем, оказалась на улице? Весьма убедительно.

— Ирина, ты ничего не понимаешь!

— Еще как понимаю, Сет. Тебе нужна секретарша с доступом в постель.

— О господи! Я не собираюсь тебя умолять, но предупреждаю: я уже готов развернуться и исчезнуть из твоей жизни. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, это очевидно даже для бабушки.

— Альмы? При чем тут твоя бабушка?

— Это была ее идея. Я хотел предложить тебе выйти за меня, да и все, но она говорит, нам лучше попробовать пожить вместе год или два. Так ты успеешь привыкнуть ко мне, а мои родители успеют свыкнуться с тем, что ты не еврейка и что ты бедная.

Ирина даже не пыталась сдерживать слезы. Она только спрятала лицо за сплетенными руками, побежденная головной болью, которая усилилась в последние часы, и смятая лавиной противоположных чувств: нежностью и благодарностью к Сету, стыдом за собственную неустроенность, неверием в будущее. Этот мужчина предлагает ей любовь, как в романах, но такая любовь не для нее. Она способна любить стариков из Ларк-Хаус, Альму Беласко, нескольких друзей вроде Тима, который в этот момент с тревогой смотрел на их столик из-за прилавка, бабушку с дедушкой, поселившихся в стволе секвойи, Неко, Софию и других питомцев из пансиона; Сета она любила больше всех, но все равно недостаточно.

— Что с тобой, Ирина? — растерялся парень.

— Ты тут совершенно ни при чем. Это все мое прошлое.

— Расскажи.

— Зачем? Это ничего не изменит, — ответила она, сморкаясь в бумажную салфетку.

— Это очень важно, Ирина. Вчера я хотел взять тебя за руку — и ты меня чуть не ударила. Конечно, ты права: я нажрался как свинья. Прости. Это больше не повторится, обещаю. Я люблю тебя уже три года, тебе это хорошо известно. Чего ты ждешь, что тебе нужно, чтобы меня полюбить? Берегись, Ирина, имей в виду: я ведь могу заполучить и другую девчонку из Молдавии: сотни таких эмигранток готовы выскочить замуж ради американского гражданства.

— Хорошая мысль, Сет.

— Ирина, со мной ты будешь счастлива. Я самый добрый чувак на свете, абсолютно безобидный.

— Ни один американский адвокат на мотоцикле не безобиден, Сет. Но да, я признаю, ты потрясающий человек.

— Так что, ты согласна?

— Я не могу. И если бы ты знал почему, то вылетел бы отсюда пулей.

— Дай-ка я угадаю: контрабанда экзотических животных вымирающих видов? Не имеет значения. Переселяйся ко мне, а потом разберешься.

Квартира Сета в современном здании в районе Эмбаркадеро, с консьержем и большими зеркалами в лифте, была такой незапятнанно-чистой, что казалась необитаемой. Не считая кожаного дивана салатного цвета, гигантского телевизора, стеклянного столика с аккуратными стопками журналов и книг и нескольких датских торшеров, в этой Сахаре с окнами во всю стену и темным паркетом больше ничего не было. Никаких ковров, картин, украшений и цветов. На кухне главенствующее положение занимали стол из черного гранита и сверкающая коллекция медных кастрюль и сковородок, которые никем не использовались, а просто висели на крючьях под потолком. Ирина из любопытства сунула нос в холодильник и обнаружила там апельсиновый сок, белое вино и обезжиренное молоко.

— Ты вообще ешь твердую пищу, Сет?

— Да, в гостях у моих стариков или в ресторанах. Здесь, как выражается моя мать, недостает женской руки. Ты умеешь готовить?

— Картошку и капусту.

Комната, которая, по словам Сета, ее заждалась, была такой же стерильной и аскетической, как и остальная квартира: там размещались только широкая кровать с покрывалом из грубого льна и подушками трех кофейных оттенков — что вовсе не оживляло интерьер, — ночной столик и металлический стул. На стене песочного цвета висела одна из черно-белых фотографий Альмы, сделанная Натаниэлем Беласко, однако в отличие от других снимков, на которых Ирина открыла для себя новую Альму, на этом была оставлена только половина ее сияющего лица в окружении туманной дымки. Это был единственный элемент декора, который Ирина заметила в пустыне Сета.

— Сколько ты здесь живешь? — спросила она.

— Четыре года. Тебе нравится?

— Вид впечатляющий.

— Квартира тебе кажется очень холодной, констатировал Сет. — Что ж, если хочешь что-то здесь поменять, нам придется договариваться о деталях. Никаких кружавчиков и пастельных тонов, они не гармонируют с моей личностью, но я готов пойти на мелкие уступки в дизайне. Не прямо сейчас, а потом, когда ты будешь умолять меня на тебе жениться.