Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич - Страница 52

Дима достал телефон и написал Паше: «Засада, брат. Застряли часа на два, не меньше». Сообщения были единственной связью – роуминг для звонков Дима не включал: дорого.

С Пашей он познакомился на заработках в Москве. Оба подрядились на строительство коттеджа. С Белорусского вокзала Диму отвезли на загородную свалку, забрали у него паспорт и поселили его в ржавом автобусе. Колес у автобуса не было, окна без стекол занавешивали грязные тряпки. Диму, Пашу и других «строителей» заставили перебирать мусор. Работали без выходных: извлекали драгметалл из бытовой техники, реставрировали мебель, искали антиквариат. Питались отбросами, грелись у костров. Свалку охраняли амбалы с травматическим оружием, стреляли по поводу и без. Через охранников можно было достать выпивку (единственное лекарство от простуды), но деньги у Димы быстро закончились. Выручал Паша. За последнюю сотню «зеленых» Паша устроил им побег: договорился с водителем мусоровоза – так сплоченные лишениями друзья, страшные, грязные, тощие, оказались на заправке для дальнобойщиков, а дальше – автостопом по домам-городам. Рабство продлилось четыре месяца.

Дима поднял лицо к кресту на фоне стерильного неба: «Ну и где ты был эти четыре месяца?»

За ним заняли очередь несколько человек, хоть какая-то отрада – уже не последний. Дима задумался, насколько будет уместно, начни он читать в очереди книгу. Не молитвенник, а любимую фантастику. Во внутреннем кармане куртки лежали «Рассказы о пилоте Пирксе» в мягком переплете. Он нашел книгу на свалке (удивительно, как много книг выбрасывают люди и как мало икон), перед самым побегом. О замызганной книжонке, единственной вещи, которую прихватил из ада, пропахшего нечистотами и горелой пластмассой, он вспомнил спустя год, когда Паша позвал в гости.

Вернулась Настя. Очередь за это время продвинулась на один шаг.

– Ну как ты?

– Как вкопанный.

– А я свечи купила.

– Рад за тебя.

– Ну Дим…

Мимо них проехала инвалидная коляска с тощим парнем, корчащимся в судорогах. Коляску толкала сгорбленная старуха.

– Таким тоже в очередь?

– Без очереди. И с маленькими детьми не надо стоять.

– Давай я пройдусь, украду младенца, и мы…

Она толкнула его в бок.

– Не смешно. – Лицо Насти приблизилось. – Маркианушка немой родилась, зато с голосом Боженьки в голове, даром творить чудеса. Людей исцеляла, никому не отказывала. И после смерти помогает, икона ее и мощи…

Впереди стоящие сделали шажок, Дима и Настя повторили. Дима почувствовал, что на него кто-то смотрит. Девочка лет восьми в красном платке. Вжавшись плечом в стену храма, она внимательно изучала Диму. Затем подошла.

– А я ресницы сожгла. – Девочка показала пальцем на правый глаз.

Дима моргнул.

– Ой, как ты так?! – всплеснула руками Настя. – Осторожней надо…

Девочка недослушала и, юрко виляя между взрослыми, углубилась в очередь. Остановилась у парня с рюкзаком, дернула за рукав.

Дима пожал плечами: «Пускай попросит у Маркианы новые ресницы».

О житии блаженной матушки Маркианы Дима прочитал в поезде, тайком от Насти. Для чего? Чтобы аргументированно спорить? Найти в истории святой изъяны?

Жизнь Маркианы подавали под соусом духовного подвига, самоотречения и терпения. Родилась в конце позапрошлого века в крестьянской семье, многодетной и бедной, как водится. Немая от рождения. С шести лет проявились способности к целительству. В скитаниях ее сопровождали толпы страждущих. В военное время и пик репрессий помогала узнать судьбу пропавших людей. Умерла в первый год хрущевского правления, свою кончину предсказала за пять дней. Спустя сорок лет была канонизирована. И потянулся к монастырю поток паломников, и не иссякает по сей день.

Икона, висящая на стене с противоположной стороны храма, приблизилась на полшага.

– А почему икона на улице, а не в церкви?

– Чтобы Боженьку видеть.

Дима открыл и закрыл рот. Мысли ворочались вокруг жития немой женщины. «Знакомая история… При жизни арестовать хотели, ни крова над головой, ни еды нормальной, а после смерти почитать и молиться начали…»

– Насть, а может, мне нельзя здесь? Верить ведь надо…

Она погладила его по плечу.

– Место святое, чистое. Если пришел, значит, есть вера, хоть маленькая, угасшая, но есть.

– Так ведь я с тобой пришел.

– Все равно. Когда к иконе подойдешь, сразу почувствуешь.

– Что?

– Легкость. Любовь.

– Давай ты за меня их почувствуешь? А я тебя подожду в сторонке.

Настя не стала спорить: уже говорили об этом в поезде.

– А курить здесь можно?

Она глянула на него уже без терпения и улыбки. Он примирительно поднял руки: шутка.

К ним обернулась женщина в зеленом платке, которая держала под руку лысеющего мужчину в черной рубашке.

– Нам Маркиана с ребеночком помогла. Долго не получалось, четыре года лечились, все без толку. Тогда я отпуск взяла и каждый день сюда приходила, к мощам и иконе прикладывалась, просила матушку. А как месяц прошел, узнала, что ребеночка мне Господь послал. – В глазах женщины стояли слезы. Мужчина смотрел куда-то поверх головы Димы.

– Чудо! – просияла Настя, заглянула Диме в лицо. – Правда?

Дима кивнул.

Через сорок минут они свернули за угол. Очередь причудливо закручивалась по рельефу церкви. Дима облокотился на ограждение. Хорошо, если треть пути прошли…

Он распрямился, нашарил в кармане книгу, но доставать не стал. Настя прижалась к нему, положила голову на плечо. Было тепло и безветренно, но казалось, что Настя озябла.

– Бога нет… – произнес Дима одними губами.

Настя вздрогнула. Услышала.

– Зачем ты так говоришь?

– Это из «Золотого теленка». «Бога нет, – сказал Остап. – Есть, есть, – отвечали ксендзы».

– Не говори так.

– А то что – уйдем?

– Я не уйду.

– На вокзале ночевать будешь?

– Если надо – буду.

– С бродягами?

– Боженька защитит.

Пришло сообщение от Паши: «Скоро освобожусь. Вы как?»

– Паша скоро подъедет.

– Подождет твой Паша.

– Вот так даже?.. – выдохнул Дима.

– Пускай Библию почитает в машине.

Дима вдруг разозлился:

– Больше ничего, кроме этого вороха нелепостей, не посоветуешь?! Никакой другой книжки? – Он распалялся. Благо не кричал – его удивило, сколько раздражения умещается в шепоте. – Как может Бог или кто там Заветы написал – Святой дух? – создать столько бредовых суеверий? Ты хоть сама вдумывалась в то, что читаешь? Логику включить слабо?

Лысеющий мужчина и его жена шагнули вперед.

Настя опустила лицо в ладони.

– Не хочу тебя слушать.

– Почему? – Он уже понимал, что перегнул палку, но слова лились по инерции. – Правду не любишь? А видела, на каких машинах священники твои катаются? А пакеты какие за крещение берут? Посредники эти между небесами и землей. И Бог… что он хорошего сделал? Лучше бы Бога в родителях искали, в друзьях, в доброте, справедливости…

Его легонько толкнули в спину. Случайно или подгоняют? Что решит этот шажок?! Дима хотел обернуться, но очередь снова пришла в движение, и он подчинился вялому потоку. Взял Настю за плечи – она по-прежнему прятала лицо в ладонях – и продвинулся вдоль ограждения. Может, раскупорится, быстрее потечет?

На Диму недобро смотрела тетка в белом платке, но, как только он перехватил ее взгляд, отвернулась.

Настя опустила руки. Лицо было сухим и неподвижным.

– Я сейчас приду.

– Куда?

– В туалет.

Дима остался в человеческой реке, которую вновь сковал лед. С проклюнувшейся головной болью и чувством вины. Зря он так с Настей… глупо… Зачем он на нее давит?.. Что, если бы Настя стала доказывать, что его любимые книги – нелепые выдумки? Она ведь так редко что-то у него просит, его отдушина, спасение…

Они познакомились три месяца назад. Настя помогла Диме пережить некрасивый развод, вновь почувствовать себя кому-то нужным. Даже с работой помогла – через знакомых нашла место в строительной компании. Деньги, конечно, пыль, точнее, их отсутствие, но сколько же он натерпелся от этой пыли, до и после московской свалки, сколько начихался… А потом появилась Настя. До сих пор каждое ее слово или движение будило в нем волну теплоты – хотелось обнять, крепко-крепко. Только не сегодня.