Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич - Страница 40

Закончив с безотлагательными делами, встал и внимательно осмотрелся. Меня не покидало ощущение чьего-то присутствия. Я стал продираться к раскопу. Стоило забраться в джунгли чуть-чуть глубже, как они загустели, превратились в сплошную стену. Мне померещилась какая-то тень, слева – наверное, кто-то из бригады. Я свернул туда.

Я шел и шел, несколько раз запнулся о корни. Повсюду торчали тонкие стволики, похожие на кривые карандаши. А кайло не очень-то приспособлено для рубки.

Я остановился. Все понятно. Заблудился. Легко потерять направление, когда не видно неба. Теперь я не был уверен, что видел за гущей кустов человека, – тень была низкой, юркой.

Я пошел в другую сторону.

Над головой метался надрывный крик туканов.

За мной кто-то шел. Присутствие обозначилось очень четко и пугающе. Я снова остановился и обернулся. Тот, кто меня преследовал, тоже остановился, его не было видно, но тишина была весьма красноречива. Я уверил себя, что это какое-то безобидное животное. Сейчас главное – выбраться. Или лучше оставаться на месте и начать кричать?

Я отбросил этот вариант (пока) и двинулся дальше. Что-то последовало за мной. Я рывком обернулся и успел заметить мелькнувшую справа фигурку. Показалось, что в кустах скрылся маленький человечек. Темно-красный карлик.

Мое лицо словно онемело. Я покрепче сжал рукоятку кайла и ломанулся через лес. Спотыкался, царапал руки и лицо, озирался на переплетение веток. Еще несколько раз мне казалось, что в кустах мелькает маленькая фигурка, движение коротких ручек. Останавливался, чтобы отдышаться. Воздух дрожал от комариного писка.

Вокруг были джунгли. Слева и справа, впереди и позади, сверху и даже снизу – змеистые корни расползались в разные стороны. Я был в древесном коконе, в ловушке. Кажется, я позвал на помощь. Но тут же заткнулся – крик мог привлечь не только людей.

Куда же идти? Однажды со мной случилось такое в Перу: нагулявшись в парке, я решил срезать и по итогу заблудился, несмотря на указатели, вышел не там, где хотел, намотав лишний круг.

В спину ударил порыв ледяного ветра (будто приближался сильный дождь, но откуда ветру взяться в густом лесу?), справа прокатился низкий шуршащий звук, похожий на смех.

Я пошел на лес грудью, скорее, от отчаяния и страха и неожиданно вывалился из влажных зарослей. Зацепился ногой о веревку, натянутую между колышками, и растянулся на земле. Веревки делили раскоп на квадраты.

– Эй-эй, полегче! – оторвался от черчения профилей Лотар. – Нулевую точку не завали. Ты где ползал? Ладно, погнали.

– Куда?

– Как куда. Брюхо набивать.

На обед. Выходит, я проплутал больше часа.

Обедали на поляне с траками. Как и в столовой, разбились на группки и застучали ложками. Холодная еда, приготовленная заранее.

Я забрался в кузов пикапа и уселся на борт. Накрапывал освежающий дождик.

Перебирать в памяти произошедшее в джунглях не хотелось, но я немного покопался. Удары по дереву. Потеря направления. Тени в кустах.

Ох и коварные эти джунгли!

В лагерь возвратились в полпятого.

До выезда в магазин оставалось полчаса. Я переоделся, простирнул и развесил рабочую одежду (хлопковые вещи сохли на веревках больше суток, к стиралке постоянно была очередь, меня спасали штаны и рубашки из синтетики, которые сохли за пару часов) и вышел на пятачок перед столовой, к ярко-оранжевому минибасу. За рулем смолил Томас, веселый лохматый старик, который организовывал ежедневные поездки в универсам. Томас был ветераном вьетнамской войны; волонтерством он лечил психологические проблемы.

Желающие забрались в машину, и мы поехали. Поездки в магазин виделись мне отдушиной, глотком цивилизации. Универсам располагался в пяти километрах от лагеря. На выезде мы встретили бегущую Ниру. И где силы берет на пробежки после дня в поле? Томас посигналил девушке.

В небольшом универсаме было все, от еды до электроники. Принимали кредитки. Я побродил между стеллажей, прикупил лимонада для работы в джунглях. На улице возле патрульной машины стояли два индейца-солдата в военной форме. Из автобуса выбирались пыльные фермеры.

– Слушай, Томас. А с мачете через границу пустят?

Томас смолил, не помню его без сигареты.

– Без проблем. Сельскохозяйственный инвентарь.

Я вернулся в магазин и купил себе мачете и кожаные ножны. Увезу как сувенир.

После магазина я принял душ, поужинал в столовой под тихие протесты желудка и засел с «бандой» в меннонитском кафе. За кассой хозяйничала девушка в длинном платье-халате, ей помогала молодая индианка. В кафе были вкусное мороженое и почти дармовой Интернет (доллар за пароль, который никогда не меняли). Мы уселись на веранде и погрузились в телефоны.

Хейли ругалась с парнем по-французски. Лотар с подругой выбирали обручальные кольца. Нира разговаривала с отцом. Фрэнк смотрел футбольный обзор. Камила и Шарил беседовали, уплетая мороженое. Интерес Шарил к Камиле явно выходил за рамки дружеского. Вокруг Глена крутились молодые студентки, он показывал им свои фотографии. Я проверил российские новости, а потом мило побеседовал с Эмили. Кажется, она со мной заигрывает. Не знаю, что из этого выйдет, хотя секретарша из Квебека вполне ничего себе, подтянутая, загорелая. И что во мне нашла? Или я просто старый фантазер?

Продолжить общение не позволили рези в желудке.

Всю ночь я промаялся с пищеварением. Что поделать – тропики. В лагере постоянно оставалось несколько человек, страдавших от диареи. Пришла моя очередь.

Профессор прикрепил меня к камералке, если, конечно, позволит здоровье. После завтрака, который я пропустил, мы с Каспером двинулись в лабораторию. Каспер намеревался посадить меня на промывку и сортировку. Я предвкушал интересный опыт и сачковую работу – отделяй себе керамику от кремней и биообразцов. Может быть, повожусь с атомным спектрографом. Да и алуша хваленого увижу.

Не тут-то было.

Глиняный человечек пропал. Пластиковый контейнер оказался пуст, на мягкой подстилке лежала лишь бурая пыль. Я стоял у стеллажей с пронумерованными экспонатами, пока Каспер, хватаясь за голову, носился по лаборатории.

Позвали профессора. Я впервые увидел Джона взбешенным по-настоящему (у разрушенной бульдозером пирамиды была легкая степень бешенства). Он ругался на чем свет стоит.

Комендант обыскал сарайчики. Профессор собрал всех, включая персонал. Если среди нас и был вор, то он очень умело изображал растерянность и полное непонимание. Ничего выяснить не удалось!

– Значит, статуэтка была живой, раз смогла уйти, – сказала Юма.

– И куда она пошла? – скептично спросил Лотар. – Вернулась в пирамиду?

Посудомойка покачала головой. Она выглядела испуганной.

– Сначала он напакостит тем, кто его нашел. А если его сделали злые люди, то всему лагерю.

Профессор прервал эти ненаучные разговоры. Бригады выехали на раскопы с опозданием.

Весь день я сидел на порошках, помогал мрачному Касперу в камералке, думал о своем.

Какие пирамиды майя считать значимыми? Я что-то читал про пирамиды ацтеков, Теночтитлан и прочие, а вот про пирамиды майя… Пришлось подтягивать знания на месте.

Когда пожаловали испанцы, цивилизация майя уже была в упадке, политических центров не было, богатств не водилось, майя ютились на краю империи ацтеков. На мертвые города с пирамидами майя, подножные ресурсы туризма, стали натыкаться в конце позапрошлого века. Потом отуристили Канкун, Чичен-Ицу, Тикаль, Паленке, и закрутилось. Столько их, пирамид этих, здесь оказалось – мама не горюй.

Вечером решился прокатиться в магазин.

Выезжая из лагеря, увидели Ниру. Только в этот раз все было по-другому. Нира не бежала, а ползла по шоссе на четвереньках.

Мини-бас остановился, все высыпали на дорогу. Увидев Ниру, я испытал ужас. Остатки волос вздыбились на моей голове. Лицо, шею, руки и ноги девушки покрывала кожная сыпь. Коричневые, красные и фиолетовые узелки и бляшки. Девушка явно подхватила какую-то кожную инфекцию, но я никогда не видел, чтобы болезнь действовала так быстро: если Нира вышла на ежедневную пробежку, значит, еще полчаса назад чувствовала себя хорошо. Ее лицо деформировалось, стало похоже на маску из гнилой коры.