Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич - Страница 38

В лагере жило человек шестьдесят: сорок студентов и добровольцев, двадцать персонала. Была обслуга из местных. Каждые две недели двадцать человек уезжали, двадцать приезжали.

Мне выделили отдельную кабанью. Оказывается, старперам делают такие поблажки. Студентов селили по двое.

– Когда отправляетесь в поле, закрывайте ставни, – сказал комендант лагеря, – не то зальет.

– Дожди?

– Каждый день. Льет не долго. Долго сохнет.

Возле моего сарайчика росло одинокое дерево – хороший ориентир в темноте. Между кабаньями были натянуты бельевые веревки. Внутри – две кровати и два стула. Простыню, подушку и полотенце я привез с собой, как и оговаривалось.

Я сложил два поролоновых матраса на правую кровать, распаковал сумки и двинулся на собрание. День приезда отводился на знакомство с лагерем, а руководство, в свою очередь, знакомилось с новичками.

Новички собрались на палапе, под натянутым пологом стояли столы, гамаки и стулья. Каждый по очереди вставал и рассказывал о себе. Потом инструктаж. Потом экскурсия по лагерю. Здесь душ с артезианской водой (воду качали из подземного резервуара, профессор сказал, что ее можно пить без кипячения). Здесь туалеты, септики, не бросать использованную бумагу – забьются танки. Здесь лаборатория, камералка. Здесь коммунальный центр: слева столовая с главной кухней, справа – «народная» кухня, кабинеты, общая комната, которую называли «кают-компанией», комната с холодильниками. Грязные вещи оставляйте у столовой, мешки подписывайте. И так далее и тому подобное.

После ужина забурился в кабанью и заснул без задних ног.

Утро первого трудового дня.

Побудка в шесть часов. Я продрал глаза в темноте, оделся и вышел из сарайчика. Упал на стул в восточном конце палапы и, потягивая местную колу из общинного холодильника, встретил рассвет. Солнце поднималось над холмами, над развалинами древних поселений майя.

Почистил зубы и направился в столовую. В столовой властвовала огромная меннонитская повариха с двумя пухленькими дочками, которые постоянно косились на студенток в шортах и майках. Поварихи носили цветастые платья до щиколоток. Кормили хорошо, от пуза.

Я отстоял очередь за добавкой и вернулся за длинный стол. Руководство сидело отдельно. Большинство аспирантов, начальников групп, за своими столами. Группа молодых девушек-археологов – за своим. Такие вот столовые компашки.

Меня прибило к компании, «ядром» которой был Лотар, немецкий аспирант тридцати лет. За нашим столом оказалась и красотка Нира. После университета ей светила ссылка в магазин отца, и она рванула в Рэд-Баши. Нира хорошо смотрелась с Лотаром, но у Лотара в лагере была подружка, тоже аспирантка. Еще была молчунья Хейли из Манитобы, студентка. Была Эмили – дама лет пятидесяти, секретарша в квебекской клинике, волонтер. Англичанин Фрэнк – полненький и рыженький увалень. Фрэнк работал в Лондоне брокером, а потом решил податься в аспирантуру по антропологии майя, его взяли в Оксфорд. Камила – венесуэлка, профессиональный археолог, звонкая и худенькая. Шарил – заводная и энергичная американка, тридцатилетняя лесбиянка и хипстер, здоровая, как мужик. Шарил носила мужские майки, демонстрируя небритые подмышки и тату. Был еще восемнадцатилетний паренек, Глен, решивший перед университетом хлебнуть археологии; трудный подросток с женскими чертами лица. Такая вот «наша банда».

Позавтракав, я переоделся и прихватил инструмент. На пятачке перед столовой ждали старые пикапы. Начальники раскопов разобрали людей в бригады. Лотар взял меня на раскоп № 85.

В кузове прилично трясло. Над гравийкой висело облако пыли.

– Ты чего в кузов залез? – спросил Лотар.

– А куда?

– Старикам можно в кабине. – Лотар хлопнул меня по плечу (я чувствовал, что мы подружимся).

– Так то старикам.

Пылили вдоль фермерских полей. Страшно представить, сколько денег и сил вложили в эти зеленые поля меннониты. В Рэд-Баши жила группа меннонитов, бежавших из канадских прерий. Купили земли, обустроили общины, занялись сельским хозяйством. Профессор Джон втерся в доверие к одной из таких общин – купил на холме участок, организовал лагерь.

У водопоя паслись коровы индийской породы (Камила сказала, что брама очень популярна в тропиках). Затем свернули к джунглям, дорога пошла круто вверх, но траки вытянули. По склону доползли до широкой поляны.

Вот и настоящие джунгли! Хотя, если начистоту, ничего особого в этих джунглях нет – ну лес и лес, тонкие зеленые деревца, разве что обезьяны-ревуны в ветвях шастают – вот главная экзотика.

Выгрузились, потащили к раскопу бутыли с водой и бидоны с обедом. Лотар шел впереди, на голове – ковбойская шляпа, на хипповой куртке – канадский кленовый лист, в руке – мачете.

Небо заволокло зеленой пеленой сельвы. Внизу почти ничего не росло – лишь толстые корни, о которые я несколько раз споткнулся, да тонкие голые прутики с кустиками. Лотар махал мачете, что тот Индиана Джонс. Мачете разрешалось носить лишь «штабистам»: техника безопасности, все такое. Впрочем, джунгли здесь были сносные – можно продраться и без мачете. И видимость нормальная.

Наша бригада вышла на расчищенную тропу, помеченную желтыми лентами, которая привела к раскопу. Затянутый джунглями городок майя: поляна – центральная площадь, холмики – здания. Самый высокий холм с раскопанной верхушкой (четырехугольной, как Земля в представлении майя, площадкой) – пирамида.

– Что там? – кивнул я на пирамиду.

– Профессор надеется, что дворец какого-нибудь царька, – ответил Лотар.

На раскопе № 85, кроме меня, новичками были Нира, Шарил и Камила. Еще были две студентки-дылды из старожилов, Лотар назначил светленькую старшей. Итого шесть человек. В тяжелых работах группам помогала парочка местных индейцев – ставили тарпаулины, разбирали большие камни, валили деревья.

За предыдущие сессии оказалась не только раскопана верхняя площадка пирамиды, но и начат угол западной стороны.

– Ну-с, приступим, – сказала светленькая, свежеиспеченная начальница.

Я надел резиновые перчатки и полез с мастерком на крышу пирамиды. Копать было трудно – постройку затянуло почвой, корнями и камнями. Корни приходилось рубить кайлом, камни обкапывать и вынимать. К тому же с моими габаритами было тесновато, особенно в компании девчонок. Поэтому я вызвался выносить ведра с землей.

Отвал находился в тридцати метрах от пирамиды. Просеивал каждое третье ведро. Сначала показывал подозрительные находки Лотару (он рассказал, что в археологии оказался случайно, подумывал после колледжа об армии, но потом переклинило), который тоже носил ведра или чертил профили. К концу смены я немного вкурил, что к чему. Когда попадались осколки кремней и керамики, складывал их в пластиковые мешочки с метками. Хорошая такая полевая практика.

Студентки-дылды и Шарил выкапывали верхушку, Нира и Камила – угол пирамиды. Рыли, что те землеройки. С Шарил понятно, она десятикилограммовые камни одной рукой выкидывала, но остальные! Выносливые, красивые. Только смотреть на их стертые колени было больно – но ничего, молодые, нарастет.

Полог джунглей прятал от прямого солнца, но жара и влажность доканывали и в тени. С меня текло в три ручья. Мучила одышка. Каждые два часа я опрыскивался спреем, чтобы отвадить москитов (их не было в лагере, потому что на холме постоянно дул ветер). Ужасно хотелось пить. Стоишь весь такой мокрый и хочешь пить. Даже если только что вернулся от бутыли.

Рабочий день подходил к концу, я как раз возвращался к раскопу с пустым ведром, когда услышал, как вскрикнула Нира. Мы с Лотаром обежали пирамиду, спрыгнули в траншею.

Оказалось, сошел слой грунта с камнями, открыв подкоп, сделанный мародерами. Нира отряхивалась от земли. Мы заглядывали в дыру. Пирамиду вскрыли давно – грабители проломили кладку, а потом, уходя, засыпали камнями.