Валькирии Восточной границы (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 42

— Отпусти меня! Северный варвар! — бьется в моей руке барышня Лана и, кажется, даже пытается меня укусить: — Ванбадан! Что ты делаешь⁈

— Собираюсь насладиться лаврами победителя — доверительно сообщаю я ей. Она на секунду даже вырываться перестала — переваривает сказанное.

— Это как? — спрашивает она, пока я с чувством глубокого удовлетворения поглаживаю ее упругую попу, едва прикрытую лоскутами шелка. Гладить попу девушки через тонкую шелковую ткань даже лучше, чем гладить попу без ткани. Попробуйте. Рецепт удовольствия очень прост — возьмите одну разъяренную девушку из Восточной Ся и закопайтесь вместе с ней в землю. И конечно же нужен шелк… немного шелка, но все же.

— Я же тебя победил. Значит ты теперь моя наложница. Может быть на короткое время, но все же. Хотя… если до самой смерти мы вместе — это же долгий срок, верно? Ну вот, значит пришло время тебя насиловать.

— Что⁈ Я… буду просто терпеть! — барышня Лана в моих руках обмякает: — и ты не поймешь всей глубины своей потери! А я могла бы…

— У меня времени нет ухаживать — поясняю ей я: — ты — привлекательна, я… хм… чертовски привлекателен и очень силен, чего время зря терять. У тебя мужа, который маг нету случайно?

— Нету…

— Ну вот и прекрасно, никто меня в крысу не превратит. Это была бы очень похотливая крыса…

— Убери руки! Ты куда… ой! Не надо!

— Как не надо⁈ Ты же сама сказала — выполню любое твое желание, мой господин!

— Не говорила я такого! Ой! — треск шелковой ткани заглушает грохот расступающейся земли и яркий свет, вспыхивает, ослепляя нас.

— Уваров! — грохочет чей-то голос и я, щурясь от света — поднимаю голову. А не так уж и глубоко нас закопали, ага. Метров… десять? Или меньше?

— Ты там живой⁈ — земля расступается и на краю ее возникает сухонький старичок, генерал Троицкий, рядом с ним стоит Мещерская, ее глаза сужены, а губы поджаты.

— Как я рад вас видеть! — кричу я им наверх: — Мария Сергеевна! Я так рад что с вами все в порядке!

— Кобель! — бросает Мещерская и отворачивается. Над краем ямы возникает лицо гусара фон Келлера, он улыбается и показывает мне большой палец. Я не понимаю в чем причина такой резкой перемены отношения ко мне со стороны полковника Мещерской, я тут ее спасаю, понимаешь, а она…

— Руку из меня вынь — говорит барышня Лана, которая лежит у меня поперек колен: — я готова сдаться в плен на почетных условиях. А руки в пленных совать — это только такой варвар как ты может. И вообще…

— Прошу прощения за то, что помешал — говорит старичок Троицкий и складывает руки, формируя лестницу из камня, даже с перилами!

— Да что вы… — отвечаю я, убирая свои руки от барышни Ланы. Та фыркает и спешно поправляет на себе свои лоскуты с тем, чтобы они прикрывали стратегически важные места.

— Экспедиционный корпус принца Чжи отступил. Видимо у них целителей не хватило, им денек-другой придется восстанавливаться — сообщает мне Леоне: — а ты тут с девушкой. Нет, Володя, я в восхищении, ты везде себе бабу найдешь!

Глава 21

— Скотина такая! Пятнадцать суток гауптвахты! Нет, сорок! Будешь сидеть там до морковкина заговенья! Кобель! Приказы нарушать! — бушует полковник Мещерская, расхаживая взад и вперед передо мной и почему-то — фон Келлером, который шустро встал справа от меня, образуя эдакий импровизированный строй. Слева от меня почему-то встала барышня из рода Цин, ей полковник накинула на плечи свою шинель, видимо потому, что сама Мария Сергеевна сейчас в теплой одежде не нуждалась, если ее сейчас холодной водой облить — так пар пойдет, пожалуй. Вот прямо из ушных раковин и пойдет, со звуком паровозного свистка.

— Ради всего святого, Мария Сергеевна — дождавшись, пока Мещерская сделает паузу, чтобы вдохнуть немного воздуха в легкие, вмешивается генерал Троицкий: — о каких приказах вы говорите? Вы отдавали этим… ммм… блистательным молодым людям приказ не вмешиваться? Когда?

— Нет… но! Они же под домашним арестом! Слово офицера давали! Два… кобеля! Уу… зла не хватает. Что можете сказать в свое оправдание⁈ Уваров! Слово давали⁈

— Так точно! Давали! — соглашаюсь я.

— Нарушили⁈

— Никак нет! Не нарушили! — вытягиваюсь «во фрунт» я, только что каблуками не щелкаю. Затруднительно знаете голыми пятками щелкать, опять на мне обувь разлезлась. Вот только пнул кого-то хорошенько — так и разлезлась. Эх…

— Как это не нарушили? — упирает руки в бока Мещерская. Позади нее проезжают всадники лейб-гвардии и сочувственно качают мне головами, кто-то лыбится и подмигивает. Чертова легкая кавалерия, начинаю проникаться к ним антипатией, совсем как Мария Сергеевна.

— Так нас под домашний арест посадили — находится Леоне фон Келлер: — а дома у нас нет! Разломали твари все! И сейчас наш дом — это родная страна! Родная тайга, заснеженные поля и местечко в сердце у красивых барышень, которые неравнодушны к судьбе одинокого гусара…

— Вот-вот — подхватываю я: — двух одиноких… ээ… гусаров.

— Ты-то куда, Уваров, ты же не гусар… — скрещивает руки на груди Мещерская.

— В душе, в глубине сердца Володя гусар — горячо защищает меня фон Келлер: — такой гусар, что всем гусарам! Да и делал он все чтобы вас спасти! Мария Сергеевна, Богородицей клянусь, Владимир Григорьевич как узнал, что вы навстречу чжурчженям отправились — так и побледнел весь! Я, говорит, такого допустить не могу, чтобы Мария Сергеевна в лапы к чжурам попала. И на коня! А вы знаете как он на коне ездит, бедное животное…

— Вполне себе здоровое животное, как я погляжу… — цедит сквозь зубы Мария Сергеевна: — лицо довольное, будто меда поел… что ты там делал с бедной девушкой⁈

— А… это не девушка — беру пример с гусара фон Келлера я. Если я хочу развивать свою «гусарость», то мне надо учиться языком вот как он — лихо и не задумываясь.

— Уже не девушка? — сужаются глаза у Мещерской, барышня Лана тут же закутывается в шинель и с осуждением бросает взгляд в мою сторону. Так, надо срочно выправлять ситуацию.

— Никак нет! — кричу я, действуя как гусар — по наитию: — это не девушка! Она — опасный противник, солдат войск противника, боевая единица. Во время попадания в яму, согласно Уставу Императорских Войск, была подвергнута допросу третьей степени! Со всем тщанием и старанием!

— Ой, что ты мелешь! — хватается за голову гусар: — что ты несешь! Дай мне, Володя, ты же только хуже делаешь! Помолчи ради бога.

— Нету такого Устава! И такого положения тоже нету! — рычит Мещерская и по ее глазам — лететь мне сейчас далеко и высоко. Она уже и локоть назад отводить стала… интересно как тут с рукоприкладством по отношению к нижним чинам? Судя по всему, поле непаханое.

— Мария Сергеевна… — раздается снова голос Троицкого, он мягко придерживает ее за локоть: — ну что вы, в самом деле. Мальчики погорячились. Ну так бывает, Уваров и фон Келлер вас вытащили, а вы уже — нас всех исцелили. Вот не пойди они за нами — окоченели бы уже… а там никто и не поднял бы. Они герои. Ну… на гауптвахту, конечно, посадить их стоит, а фон Келлера еще и жалования лишим… но в остальном вы, голубушка, уж слишком к ним суровы.

— Константин Георгиевич! — поворачивается к нему она: — но вы же видели! Стыд и срам! А еще офицер гвардии! Руками своими…

— Дело молодое — вздыхает генерал: — он же хоть и не гусар, но сердце у него гусарское, сразу видно. Видать и руки… тоже гусарские. И остальное…

— Почему это фон Келлера жалования лишить, ваше высочество? — возмущается гусар: — да лучше бы вы меня поколотили, ей богу! На что мне жить-то? Я и так уже в столовой у валькирий питаюсь! С голоду сдохну-с!

— Нельзя тебя, фон Келлер бить. Во-первых, ты у нас дворянин и первый сын. Наследник рода. А телесные наказания в отношении дворян запрещены высочайшим указом. А во-вторых, тебя ж ударить как следует — помрешь же. — вздыхает генерал Троицкий: — за то, что полковника Мещерскую из боя выволок и спас — награжу. Денежной премией. В размере месячного довольствия, с голоду не помрешь.