Харшини - Фаллон Дженнифер - Страница 8

Дамиан все еще не представлял себе, что она собирается делать, но решил подчиниться. Взяв Адрину за руку, он направился к Тамилан, стоявшей с лошадьми в отдалении. Альмодавар сел на лошадь и шагом последовал за ними. Подойдя к коню, Дамиан вскочил в седло, посмотрел на кариенцев, перед которыми стояла Р'шейл.

— Что она собирается делать? — спросила Адрина, забравшись на лошадь и разобравшись с поводьями.

— Ты знаешь столько же, сколько и я.

— Дрендин был единственным в Кариене, кто относился ко мне как к человеку, — тревожно сказала она, глядя на собравшихся.

Это объясняло, почему она просила прощения у молодого рыцаря.

— Если бы она собиралась убить их, она бы это уже сделала. Ему хотелось верить в лучшее. Хотя, казалось, именно это Р'шейл и собиралась сделать.

— А может, она ждет, пока не останется свидетелей, — предположил Альмодавар.

— Она сказала, что не хочет, чтобы мы что-то слышали, — напомнила Адрина. — Что она может им сказать…

Словно ответ на ее вопрос, до них донесся голос. Высокий, чистый и прекрасный. Это была песня, поражавшая самые глубины души Дамиана. Он не сразу понял, что это поет Майкл. Слов было не расслышать; ветер относил звуки в сторону, но он сидел, застыв, ловя доносившиеся дивные обрывки. Песня очаровывала и увлекала. Она вливалась в душу, как сладкое вино в пустую чашу. Она и согревала, и вгоняла в озноб. Образы мест, которых он никогда не видел, наполнили его сознание, и он почувствовал с изумлением, что душа его стремится к ним. Песня вызывала желание одновременно смеяться и плакать. Хотелось слушать ее снова и снова. Она пугала и убаюкивала. Любовь и ненависть переплелись и исчезли. Он хотел, чтобы это никогда не кончалось.

— Дамиан! Нам надо убираться отсюда. Сейчас же!

Голос Адрины вернул его к реальности. Он посмотрел на пленников и осознал, что как бы сильно ни подействовала песня на него, эффект, произведенный на кариенцев, был в сотни раз сильнее. Он развернул коня и пустил его галопом, а обрывки музыки летели за ним, соблазняя остановиться и прислушаться.

Потом доносившиеся звуки переменились, и красота песни больше не влекла его раствориться в ней. Она стала пронзительней, красоту вытеснили темные, мрачные образы, преследовавшие его до тех пор, пока они не отъехали достаточно далеко, чтобы больше не слышать доносившегося голоса певца.

Оказавшись на безопасном расстоянии, они обернулись назад. Р'шейл стояла перед пленными рыцарями, но издалека рассмотреть выражение ее лица было невозможно. Возле нее стоял Майкл, поющий кариенцам удивительно прекрасным голосом, который и прельщал, и терзал одновременно.

Джеймс, казалось, не обращал внимания на пение. Он стоял, положив руку на плечо брата, словно помогая ему удержаться на ногах под порывами ветра, но остальные кариенцы были потрясены.

Некоторые рыдали, некоторые застыли на месте. Жрец Гаранус стоял на коленях, зажав уши руками. Юный Дрендин во все глаза глядел на мальчика, словно погрузившись в религиозный экстаз. Все, казалось, были охвачены или восторгом, или муками.

— Что это? Что она делает? — спросил Дамиан.

— Это песня Гимлори, — благоговейно ответила ему Адрина, не отрывая глаз от происходящего.

— Но это же просто легенда, — усмехнулся Альмодавар.

— Нет. Это вполне реально. Мой отец как-то пытался уговорить чародеев исполнить ее в Талабаре. Он думал, что это даст ему законнорожденного сына. Ни один из храмов не стал бы даже рассматривать это предложение, хотя он обещал им золото, если они сделают это. Но они все же решили, что это слишком опасно.

— Так как же Майклу удалось выучить эту песню?

— Надо полагать, это дело рук Р'шейл. — Адрина задумчиво повернулась к нему. — Знаешь, если легенды не лгут, то устами исполняющего песню Гимлори поют сами боги.

— В это легко поверить, — согласился Дамиан, находясь под впечатлением, произведенным на него долетевшими издалека обрывками песни.

Они молча ждали, пока Р'шейл не велела Майклу прекратить петь. Майкл тут же осел на землю, словно пение отняло у него все силы. Брат заботливо поднял потерявшего сознание мальчика на руки, и вместе с Р'шейл они пошли по равнине навстречу ожидающим их друзьям.

Глава 7

Несмотря на заверения Адрины, что приземление среди центрального сада Летнего дворца просто обязано привлечь внимание Габлета, при въезде в Талабар Брэк решил пожертвовать драматическим эффектом. Теплым пасмурным днем, через трое суток после отбытия из Медалона, он приземлился на драконе, слитом из демонов, севернее столицы и вошел в город пешком.

Брэк не готовился к путешествию, но это не слишком его беспокоило. Сбросив зимнюю одежду, он встал на дорогу и двинулся на юг, по направлению к раскинувшейся впереди розовой столице, уверенный в том, что опыт нескольких столетий бродячей жизни даст ему возможность справиться со всем, чем сможет удивить его Фардонния.

Брэк уже многие годы избегал участвовать в делах харшини, но не видел причин отказываться от легкой магии, если она направлена на доброе дело. Единственным делом, обременявшим его в последнее время, было помогать дитя демона, и он считал вполне оправданными те вольности в обращении с силой, которые могли бы ужаснуть его чистокровных родственников.

Местной валюты он не имел, и так как ему было лень шагать пешком всю дорогу до Талабара, он уговорил леди Эларнимир обернуться большим неограненным рубином. Рубин он сторговал купцу из проходящего каравана, глаза которого жадно разгорелись, когда Брэк попросил за самоцвет только лошадь с седлом, кое-какую мелочь из снаряжения и маленький мешочек с монетами.

Если Брэк и чувствовал себя виноватым, это прошло, когда он увидел, как торговец содержит своих рабов. Жалкие и недокормленные, со стертыми в кровь босыми ногами, они еле тащились по каменистой дороге. Даже богато одетая курт'еса, сидящая на сиденье ярко раскрашенного фургона, выглядела совершенно запущенной.

Брэк отъехал на новоприобретенном коне, уверенный, что купец получит по заслугам. На следующее утро леди Эларнимир возникла на луке его седла, заливаясь смехом при воспоминании о том, как вытянулось лицо жадного купца, когда он обнаружил пропажу своего драгоценного рубина.

Казалось, Фардонния не меняется со временем. Люди вокруг были так же смуглы, темноволосы, улыбчивы и выглядели простаками, если и не довольными, то вполне смирившимися со своей долей. Его всегда поражала жизнерадостность фардоннцев. Может быть, причиной тому было то, что их король, хваткий, хитрый и вероломный, все же понимал, что довольный народ, по крайней мере, не станет бунтовать. Габлет мудро ограничивал свои возмутительные выходки королевским двором и соседями, оставив народ в покое.

Рабы махали ему руками, когда он проезжал мимо черных суглинистых полей, на которых они заботливо ухаживали за зелеными стрелками алтаера и фильганара, дожидаясь наступления весенних дождей. Здесь, в Фардоннии, эти злаки чувствовали себя как дома и были основной пищей большинства жителей. По своему опыту Брэк знал, что они растут повсюду, где им хватает тепла и влаги. О голоде в Фардоннии и не слыхали; тоже хорошая причина для жителей не брать в голову, что именно затевает их король. Легко быть снисходительным на полный желудок.

На третий день после продажи рубина показался Талабар. Сделанный из того же розового камня, что и окрестные скалы, он сверкал под полуденным солнцем, обнимая гавань, как женщина, прильнувшая к спине заснувшего любовника. Ярусы домов с плоскими крышами покрывали приморские холмы, перемежаясь изумрудами тенистых пальмовых парков. Повсюду возвышались храмы. Это был прекрасный город, не такой строгий и белоснежный, как Гринхарбор, и не такой серый и печальный, как Ярнарроу. Только Цитадель в лучшие свои времена могла соперничать с его величием.

Прошло много лет с тех пор, как Брэк был здесь. В последний раз он путешествовал инкогнито, безликий никто в огромном городе, считающем его расу исчезнувшей с лица земли. До этого он бывал здесь в пору царствования прадеда Габлета. В те дни его звали лорд Брэкандаран, и рабы и короли равно боялись и уважали его. Ему не слишком нравился Брэкандаран-полукровка, но это была внушительная маска, и он тешил себя надеждой, что хотя бы в определенных кругах ее помнили и поныне.