Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович - Страница 9

Вступив в строй 15 июля 1936 года, лодка прогремела на всю Балтику ещё до войны с финнами, когда в сентябре 1938 года её откровенно пытался протаранить финский броненосец береговой обороны «Вайнамейнен», хотя «М-79» по всем признакам находилась в нейтральных водах. Тогдашний командир лодки старший лейтенант Иванцов еле успел погрузиться. Финский броненосец прогрохотал своими огромными винтами над «малюткой», кильватерной струей лодку тряхнуло и отбросило в сторону, и весь случай лег в мрачную копилку взаимных обид и оскорблений, выплеснувшихся в кровавый конфликт ноября 1939 года.

Начало войны застало «малютку» в Либаве. К счастью, в отличие от большинства других лодок, «М-79» находилась в полной боевой готовности и в тот же день, 22 июня, лодка покинула Либаву вместе с двумя другими боеспособными лодками — «М-81» и «М-83». В Либаву «М-79» уже не вернулась, придя вскоре на Прибалтийскую базу около Риги, которую также пришлось эвакуировать к 27 июня, после чего лодка пришла в Таллинн.

Некоторое время затем лодка находилась в распоряжении БОБРА — береговой обороны Моонзундского архипелага,— но вскоре генерал-майор Елисеев открыто заявил, что лодки ему для обороны островов совершенно не нужны и он с удовольствием обменяет их на зенитки. Получил ли отважный комендант архипелага зенитки или нет — осталось неизвестным, но «М-79», придя в Таллинн в начале августа, так и стояла там без действия и без всякой пользы, приткнувшись за широкой материнской кормой плавбазы «Серп и молот».

01:55

Капитан-лейтенант Гладилин, командир подводной лодки «М-102», наблюдал с рубки, как матросы во главе с боцманом Серегиным ремонтируют откатник сорокапятимиллиметрового орудия. Лодка стояла пришвартованной к «М-79» под кормой плавбазы. Стояла непривычная тишина, нарушаемая только лязгом гаечных ключей и руганью боцмана. Моросил дождь, крепчал ветер, заходя от норд-оста.

Подводная лодка «М-102» принадлежала к «малюткам» XII серии, насчитывавшей к началу войны 45 единиц. Эти лодки были несколько больше предыдущей серии и имели, при том же вооружении, лучшую автономность, будучи способными пройти в надводном положении со скоростью 14 узлов почти 3500 морских миль. «М-102» вступила в строй в декабре 1940 года, проплавала в апреле и мае 1941 года в восточной Балтике, сдавая различные задачи и совершенствуя боевую подготовку личного состава. В начале июня 1941 года лодка пришла в Таллинн, где встала в док Судоремонтного завода для производства планово-профилактического ремонта.

25 июня «малютка» вышла из Таллинна, направляясь в свой первый боевой поход на позицию северо-западнее маяка Ристну, где пробыла 10 суток, ничего не обнаружив. 6 июля, когда «М-102» возвращалась в Таллинн через проливы Соэловэйн и Муховэйн, она чуть не погибла, с трудом уклонившись от торпед сидящей в засаде немецкой подводной лодки южнее острова Осмуссаар.

Вскоре лодка снова вышла в море, ведя разведку в районе маяка Верти, докладывая о минировании авиацией противника фарватеров.

В начале августа «малютка» вернулась в Таллинн, где встала на ремонт к плавбазе. Требовалось перебрать дизель, сменить крышки торпедных аппаратов, повреждённых от удара о грунт и исправить откатник орудия. Хотя Гладилина постоянно предупреждали о том, что приказ о выходе в море может последовать в любую минуту, шли дни, а никакого приказа не поступало. «Малютка» стояла за кормой плавмастерской, ежеминутно рискуя быть уничтоженной попаданием шального снаряда...

02:00

Старший лейтенант Ефимов, морщась от боли в раненой руке, стоя за штурвалом своего тральщика «Т-203», подвёл корабль в полной темноте к дощатому пирсу на острове Эзель. За кормой к пирсу приткнулся «Вистурис», а верный «МО-208», пройдя вдоль борта тральщика, пропал в темноте, заняв сторожевую позицию со стороны входа в бухту. На какую-то минуту зажглись и погасли навигационные огни, а с пирса сигналили синим маскировочным огнем, обозначая подход к причалам.

Моросил дождь, усиливался северо-восточный ветер. При подходе к причалу выставили кранцы. Какие-то люди в плащах с капюшонами, зловеще выглядевшие при свете нескольких синих маскировочных ламп, приняли концы. «Патрон» покачивало, наваливая на пирс. Приходилось отрабатывать машиной...

На мостик поднялись трое, представились: старший инженер бомбардировочного полка, военный инженер 2-го ранга Баранов, воентехники 1-го ранга Власкин и Прусаков.

— Доставлены ли тонные бомбы?

В вопросе была скрытая надежда на отрицательный ответ.

Командир тральщика ответил утвердительно. Доставлены. И тонные, и полутонные.

Началась разгрузка. Стрелой подавали бомбы в бомботаре на пирс. Матросы откатывали их к стоявшим у причалов двум «полуторкам», вручную закатывали в кузов.

Старший лейтенант Ефимов обошел корабль, выясняя состояние боеготовности тральщика. Двое убитых, шестеро раненых. Борта и надстройки изрешечены осколками. Несколько подводных пробоин, правда не очень крупных. Боцман, главстаршина Шевченко доложил, что все пробоины заделаны, вода внутрь тральщика не поступает. Имевшуюся спустили в междонное пространство и откачали за борт.

Ефимов вернулся в свою каюту и прилег отдохнуть, ожидая окончания разгрузки.

В дверь постучали.

Вошел командир отделения радистов старшина Нестеров с бланком радиограммы.

Ефимов прочел расшифрованный текст:

Поднявшись на мостик, Ефимов приказал готовиться к походу. Последним с корабля выносили ящик с детонаторами. Старший лейтенант Ефимов лично, из рук в руки, передал его военному инженеру 2-го ранга Баранову.

02:20

Известие о доставке 1000-килограммовых бомб на Эзель застало полковника Преображенского в разгаре совещания в штабном бункере с генералом Жаворонковым и представителем Ставки полковником Коккинаки, специально прилетевшим на аэродром Когул на истребителе «И-16». Недавно вызванный к Сталину Коккинаки уверил вождя, что самолёт «ДБ-3» вполне может нести бомбу в одну тонну. Прославленный летчик-испытатель был в этом искренне убеждён. Но присутствовавшие на совещании летчики и штурманы доказывали ему обратное: состояние бомбардировщиков такое, что они не способны нести тонные бомбы (или две полутонных). Особенно много о ненадежности матчасти говорил сам полковник Преображенский, лично водивший свои бомбардировщики на Берлин. Над самым Берлином на его собственной машине отказал один двигатель и он каким- то чудом дотянул на одном моторе обратно на свой аэродром. Да что там Берлин?!

Совсем недавно от командования обороной Таллинна поступила заявка уничтожить командный пункт 18-й немецкой армии в Пярну. Преображенский решил вести звено сам. К его самолёту были подвешены три бомбы по 250 килограмм. Стояла страшная жара, моторы перегрелись, что Преображенский почувствовал уже на взлёте. Еле-еле оторвав машину от взлётной полосы и с трудом перелетев через небольшой участок леса, полковник убедился, что тяга одного мотора упала окончательно. Бомбардировщик, не успев набрать высоты, стал стремительно снижаться на какой-то луг, усеянный валунами. Сбросить бомбы уже было невозможно. Преображенский успел выпустить шасси, но когда они коснулись, земли, выяснилось, что ко всем бедам ещё отказали и тормоза. Самолёт несло по инерции через пни и валуны. Стоило одной из бомб наткнуться на подобное препятствие и машину разнесло бы на атомы со всем экипажем. К счастью, опустившийся хвост бомбардировщика зацепился за какой-то валун и самолёт остановился, протаранив ветхий забор и положив левое крыло на камышовую крышу сарая одного из лесных хуторов.

Комиссар полка Оганезов напомнил присутствующим на совещании, как вернувшись с бомбардировки Берлина на посадке взорвались и сгорели бомбардировщики лейтенантов Кравченко и Александрова. Изношенность боевых машин, почти восьмичасовой полет в ночных условиях при кислородном голодании и арктическом холоде на высоте 7000 метров, не говоря уже об опасностях при подходе к Берлину и над ним,— всё это изматывает летчиков до полусмерти. Физически и морально они устают так, что при заходе на посадку у них уже не хватает сил на точный расчет. В итоге экипажи гибнут всё чаще.