Слеза Жар-птицы (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 1

Слеза Жар-птицы

Слеза Жар-птицы

Тревожным багрянцем и медью пылал над лесом закат, и на его фоне догорал княжеский терем. Но это беспощадное пламя, с легкостью перемалывающее столетние дубы, не могло сравниться с пожаром, бушевавшим в душе покинутой женщины. Стоя на высоком косогоре возле кузнечного посада, она смотрела на зарево, заламывая тонкие руки. Потом обнимала плечи, из которых когда-то росли крылья, и, не имея сил плакать, изливала душу в горьком причитании:

— За что, Кощеюшка? За что? Как ты мог со мной так поступить? Зачем тебе понадобилась княжеская дочь?

А ведь поначалу все так хорошо складывалось, ничего не предвещало беды. Или предвещало? Правду говорили старейшины: не пара Жар-птице ящер из Исподнего мира…

* * *

Как на море Окияне да она острове Буяне лежит камень Алатырь. Из-под того камня бегут три ключа: ключ с мертвой водой, ключ с живой водой и ключ с одолень-водой, которая утешает все скорби и лечит любые раны — и телесные, и душевные. Питают те ключи Мировое древо, корни которого уходят глубоко в Исподний мир, а могучий ствол достигает горних высот великого Неба.

День и ночь шумит раскидистая крона, простирающаяся далеко на Полудень и Полуночь, на Закат и Восход. На ее ветвях в дивном Ирийском саду, не зная боли и тревог, живут вещие птицы: Сирин и Алконост, Стратим и Могол, Рарог и Гамаюн, Феникс и Жар-птица. Крик Стратима вызывает на море бурю, падение Гамаюна предвещает низвержение земных владык, Рарог и Финист хранят небесный огонь и передают людям волю богов, Сирин и Алконост поют дивные песни и придают целительную силу любым плодам, а Жар-птица охраняет дарующие молодость золотые яблоки.

Хотя и не обладают птицы силой бессмертных богов, но могут принимать человеческий облик. Рассыпаются по широким плечам огненные кудри Рарога и Финиста, до пят струится коса белокожей Сирин, украшает скатный жемчуг венец румяной красавицы Алконоста, смех ее звенит серебряным колокольчиком. А краше всех все равно Жар-птица. Косы долгие отливают золотом, лик сияющий луне подобен, кожа атласная, тонкая, под кожей видать, как в сахарных косточках мозг переливается.

Вот в таком облике, когда не хотят, чтобы их узнали, спускаются вещие птицы из Ирия к людям в Явь или встречаются там с насельниками Нижнего мира — хранителями корней Мирового древа, владеющими волшбой мудрыми ящерами.

Народ ящеров немногочислен, но все они храбрые охотники и искусные кузнецы, хранители несметных подземных и подводных богатств. А разумнее и краше всех — Кощей. В обоих обличиях добрый молодец хорош. Примет свой истинный облик — залюбуешься, как переливается черная, гладкая чешуя, как под ней играют могучие мышцы. Перекинется добрым молодцем — и остановишься, завороженный статью богатырской да красой белого купавого лица, обрамленного черными, точно смоль, густыми кудрями. Выйдет Кощей на кулачный бой — одолеет не только всех добрых молодцев человеческого рода, любых царевичей-королевичей, но и Рарогу с Финистом спуску не даст. Пойдет плясать — всех перепляшет, а уж, казалось бы, наилучшие песельники и плясуны живут в светлом Ирии.

Вот так и вышло, что полонили эта удаль и краса молодую Жар-птицу, необоримыми кольцами обвили сердце девичье, нарушив все традиции и спутав все планы.

Встретились-то они на день Летнего Солнцеворота, который люди называют Купалой. В эту пору обитатели всех трех миров вместе встречаются: жгут высокие костры, водят хороводы, поют звонкие песни, прославляющие мудрость устройства мира и величая ярое солнце. А еще в этот день и люди, чья жизнь быстротечна и подвержена тлену, и вещие обитатели тонких миров ищут женихов и невест. Выбирают чаще по договоренности и с благословления племени и родных. Но, случается, увлекшись веселой игрой в умыкание или потеряв в хороводе среди переплетенных берез ту, которую батюшка с матушкой нарекли, ведут к священному огню совсем другую, с ней об руку прыгают через высокий костер, ее вводят в дом счастливой невестой.

Вот так и у Кощея с Жар-птицей случилось. Вроде бы и его родные благословили брак с пригожей дочерью Водяного, раскрасавицей из подводного народа с волосами цвета липового меда, прозрачной, нежной кожей и зелеными манящими глазами. И Жар-птице обещался ясен сокол Финист, молодец из молодцов, первейший удалец и красавец, златокудрый и голубоглазый, чье оперенье исцеляет любые болезни.

А как увидел Кощей Жар-птицу в хороводе нарядных подруг, как заприметил исходящее от ее волос и атласной кожи сияние, так ему нежная красота русалки тусклой и блеклой помнилась. Как узрела Жар-птица черные кудри, спускающиеся на могучие плечи, покрытые переливчатой рубахой тонко выделанной кожи, так ей огненная копна Финиста и кумачовый кафтан показались кричащим и безвкусным. А уж как увлек ее Кощей в круг зажигательной пляски, как подхватил на могучие руки, как закружил заворожил, не только род свой и честь девичью — себя красавица забыла.

Ох, много горестей обоим народам принесла та ночь. Разлилась бурной рекой изошедшая слезами русалка. И бедный Финист, чьи огненные крылья от муки неразделенной любви сгорели дотла, не смог вернуться на Небеса. Поселился среди людей, стал их лечить и обучать премудрости кузнечной.

Только и нарушителям спокойствия в их родные пределы старейшины вход закрыли, не желая слушать никаких оправданий. Да и не оправдывались влюбленные толком, просто хотели чувствами с близкими поделиться.

— Люб он мне, — пыталась достучаться до подруг Жар-птица. — И я ему по сердцу. Он мне сам об этом сказал.

— Да где же такое видано? — качала головой, звеня височными кольцами, робкая Алконост. — Где слыхано, чтобы Ирийская птица возмечтала о жителе Нижнего мира?

— Да где ж вы с ним жить собираетесь? — переплетая косу, вопрошала суровая Сирин.

— Одна нам теперь дорога — в Средний мир к людям, — пояснила Жар-птица, без сожаления покидая родной небесный сад.

— Да как же вы там собираетесь жить? — поразилась Алконост. — Там же даже до неподвластных тлену обитателей тонких миров может добраться смерть.

— Проживем как-нибудь, — улыбнулась Жар-птица. Главное, вместе.

Обняли ее на прощание подруги. А Финист подарил свое перо:

— Если будет муженек тебя обижать, только покличь. Сразу явимся с братом на помощь! У меня хоть крыльев теперь нет, зато жить буду от вас неподалеку. Пригляжу, если что.

Первое время о подарке Финиста Жар-птица и не вспоминала, занятая обустройством на новом месте, увлеченная новыми впечатлениями, очарованная жаркими ласками Кощея. Как и Финист, молодой ящер поставил рядом с домом кузницу. А золотые жилы и самоцветные россыпи он умел не просто находить, а к себе приманивал. Да и кузнь узорчатую ковал такую, что и в заморских странах, где сплошь маги да кудесники живут, такой отродясь не видывали. Тянул из золотой и серебряной проволоки тончайшую филигрань, напаивал на привески и височные кольца крупную зернь, заливал колты эмалями, украшал скатным жемчугом. Куда уж Финисту до такого умения.

Слава о невиданном златокузнеце разнеслась по всему дольнему миру. Приходили к нему князья да бояре, гости торговые именитые, заказывали браслеты да ожерелья, диковинную утварь да узорчатую сбрую и пояса. Платили серебром и златом. Да и жены их с дочерями приезжали. И не только на кузнь полюбоваться, а у Жар-птицы разным премудростям рукодельным поучиться. Все ведали, что жена Кощея непревзойденная вышивальщица, создает узоры невиданные, а на ее рушниках и шалях плоды да деревья выглядят, как настоящие.

И жить бы себе молодой чете да не тужить, но запечалился Кощей, закручинился. Повесил буйную голову на правое плечо. Увидела это Жар-птица, испугалась, что милый ее разлюбил, подошла с расспросами. Стала узнавать, что гнетет его и гложет.

— Всех ты, любушка моя, мне милей, — подтвердив слова горячим поцелуем, успокоил ей Кощей. — Разве могут женщины Среднего мира сравниться с вещей птицей из Ирия? А тоскую я потому, что вижу краткость и бренность земной жизни. День за днем смотрю, как молодые да цветущие мужчины и женщины внезапно погибают, тогда как дряхлые старики кряхтят, но живут. Вот и подумал я, что жизнь кузнеца полна превратностей, а золото, которое мне больше всего по сердцу, имеет свойство смущать людские умы. Разбойников я не боюсь. Пусть приходят, я их всех одолею. Да только не всегда люди, чтобы достигнуть своих целей, прибегают к честной борьбе. А от удара из-за угла не убережет ни верный меч, ни вещее око.