По ту сторону зимы - Альенде Исабель - Страница 9

Банда, начинавшая в Лос-Анджелесе, за тридцать с лишним лет своего существования протянула щупальца по всей территории Соединенных Штатов, Мексики и Центральной Америки и насчитывала более семидесяти тысяч членов, совершавших убийства, вымогательства, похищения, торговавших оружием, наркотиками и людьми, и славились такой зверской жестокостью, что другие банды имели обыкновение поручать им самую грязную работу. В Центральной Америке, где они пользовались большей безнаказанностью, чем в Соединенных Штатах или в Мексике, члены банды метили территорию, оставляя на своем пути трупы, которые невозможно было опознать. Никто не решался связываться с ними, ни полиция, ни военные. Соседи по кварталу знали, что старший внук Консепсьон — член банды МС-13, но говорили об этом шепотом и при закрытых дверях, чтобы не навлечь на себя возмездие. Вначале они сторонились бабушки и других ее внуков, никто не хотел нарываться на неприятности. Со времен репрессий люди привыкли жить в страхе и с трудом представляли себе, что жизнь может быть другой; МС-13 была для них еще одним бедствием, еще одним наказанием за грех земного существования и еще одной причиной быть осмотрительным. Консепсьон встретила такое отторжение с высоко поднятой головой, не обращая внимания на то, что все умолкали, когда она шла по улице или в субботу являлась на рынок, чтобы продать кукурузные лепешки с начинкой или ношеную одежду, присланную Мириам из Чикаго. Вскоре Грегорио исчез из округи, какое-то время его не было видно, и страх, который он вызывал, несколько поутих. Были другие, более насущные проблемы. Консепсьон запретила младшим внукам даже упоминать о старшем брате. Не надо притягивать беду, предупредила она.

Первый раз Грегорио вернулся через год. У него было два золотых зуба, бритая голова, татуировка в виде колючей проволоки на шее, а на костяшках пальцев цифры, буквы и черепа. Казалось, он подрос на несколько сантиметров, и если подростком он был кожа да кости, то теперь нарастил мускулы, приобрел шрамы и выглядел как бандит. Он обрел семью, обрел себя в «Сальватруче», ему не нужно было нищенствовать, он мог иметь все, что хотел: деньги, наркотики, алкоголь, оружие, женщин, — и все это здесь и сейчас. Он почти не помнил о временах унижения. Он вошел в дом бабушки, громко топая и во весь голос заявляя о своем приходе. Та вместе с Эвелин лущила кукурузу, а Андрес, который подрос совсем мало и не выглядел на свой возраст, делал уроки на другом конце единственного в доме стола.

Увидев брата, Андрес вскочил на ноги, открыв рот от страха и восхищения. Грегорио дружески похлопал его по спине и, приняв стойку боксера, стал теснить в угол, сверкая татуировками на сжатых кулаках. Потом он приблизился к Эвелин и хотел ее обнять, но вдруг остановился. В банде он давно научился не доверять женщинам и презирать их, но его сестра была исключением. В отличие от всех прочих, она была добрая и чистая, совсем девочка, еще не развившаяся. Он подумал об опасностях, окружавших ее только потому, что она родилась женщиной, и поздравил себя с тем, что может ее защитить. Никто не посмеет причинить ей вред, ведь тогда обидчику придется иметь дело с бандой и с ним.

Бабушка наконец решила подать голос и спросила, зачем он явился. Грегорио смерил ее презрительным взглядом и, выдержав слишком долгую паузу, ответил: он пришел просить благословения. «Да благословит тебя Господь, — пробормотала старая женщина, она всегда говорила это своим внукам перед тем, как лечь спать, и прибавила шепотом: — И да простит Он тебя».

Парень достал из кармана широких джинсов пачку денег, из осторожности упрятанных на уровне лобка, и с гордостью протянул бабушке свой первый вклад в семейный бюджет, однако Консепсьон Монтойя отказалась взять купюры, сказав при этом, чтобы он больше сюда не возвращался, потому что подает плохой пример брату и сестре. «Да пошла ты, проклятая старуха!» — выкрикнул Грегорио, швыряя деньги на пол. Он ушел, изрыгая угрозы, и миновало много месяцев, прежде чем он опять появился в доме. В редких случаях, когда ему доводилось оказаться в родной деревне, он ждал брата и сестру, спрятавшись где-нибудь за углом, чтобы его не обнаружили, охваченный неуверенностью, которая преследовала его с детства. Он научился ее скрывать; в банде было принято выставлять напоказ, какой ты крутой. Он перехватывал Андреса и Эвелин, когда они вместе с другими детьми выходили из школы, уводил в какой-нибудь переулок, давал деньги и спрашивал, не слышно ли чего о матери. Девизом банды было освободить себя от любых привязанностей, вырвать с корнем чувствительность, ведь семья — это путы, это груз, — никаких воспоминаний, никакой тоски, надо быть мужчиной, а мужчины не плачут, мужчины не жалуются, мужчины никого не любят, мужчины всегда сами по себе. Единственная стоящая вещь на свете — это смелость; честь защищают кровью, уважение заслуживают кровью. Несмотря на то что он во все это верил, Грегорио связывали с братом и сестрой воспоминания о годах, проведенных вместе. Он пообещал Эвелин, что на ее пятнадцатилетие устроит праздник, невзирая на расходы, и подарил Андресу велосипед. Мальчик прятал его от бабушки несколько недель, пока до нее не дошли слухи и она не потребовала открыть правду. Консепсьон надавала внуку оплеух за то, что тот принимает подарки от бандита, пусть даже это его брат, и на следующий день продала велосипед на рынке.

Андрес и Эвелин чувствовали по отношению к брату ужас и почтение одновременно и в его присутствии были скованы, словно параличом. Цепи с крестами на шее, очки с зелеными стеклами, как у авиаторов, высокие американские ботинки, татуировки, которые множились на его коже, словно сыпь или зараза, его слава убийцы, его безумная жизнь, безразличие к боли и к смерти, его тайны и преступления — их восхищало все. Они говорили о брате шепотом и вдали от бабушки, чтобы та ничего не услышала.

Консепсьон опасалась, что Андрес пойдет по стопам брата, но мальчик был не склонен к жизни в бандитской шайке, для этого он был слишком правильный, честный и не любил драться; его мечтой было уехать на север[4] и преуспеть. Его план состоял в том, чтобы зарабатывать деньги в Соединенных Штатах, но жить там как нищий, накопить побольше и перевезти к себе бабушку и Эвелин. Там он бы дал им хорошую жизнь. Они нашли бы какого-нибудь койота[5], знающего, где достать паспорта с визами и сертификаты о прививках от гепатита и тифа, которые иногда спрашивают гринго[6]. Они будут жить вместе с мамой в каменном доме с водопроводом и электричеством. Сначала нужно эмигрировать. Ехать через Мексику, на крыше грузового вагона, причем стоя, но это большой риск, могут напасть люди, вооруженные мачете, или полицейские с собаками. Упасть с поезда означало потерять ноги или даже жизнь, а кому удавалось пересечь границу, мог погибнуть от жажды в необъятной калифорнийской пустыне, или его мог застрелить какой-нибудь владелец ранчо из тех, кто охотился на мигрантов, как на кроликов. Так рассказывали парни, которые уже проделали такое путешествие и которых депортировали на «Автобусе слез», голодных, оборванных, истощенных, но не сломленных. Через несколько дней они приходили в себя и снова собирались бежать. Андрес знал одного такого, который сделал восемь попыток и собирался осуществить девятую, но самому Андресу на это не хватало смелости. Он предпочитал ждать, ведь мать обещала найти для него койота, как только он окончит школу, чтобы уехать до призыва на военную службу.

Бабушка устала слушать о планах Андреса, зато Эвелин вникала в мельчайшие детали, хотя и не собиралась пока менять место жительства. Она знала только свою деревню и дом своей бабушки. Она по-прежнему хранила воспоминание о матери, но уже не так сильно зависела от почтовых открыток и нерегулярных телефонных звонков. У нее не было времени мечтать. Она вставала на заре, чтобы помочь бабушке, приносила воды из колодца, смачивала земляной пол, чтобы не поднималась пыль, приносила поленья для плиты, подогревала черную фасоль, если она оставалась со вчерашнего дня, и пекла кукурузные лепешки, жарила кружочки бананов, которые росли во дворе, и готовила кофе для бабушки и Андреса; ей также нужно было покормить кур и поросенка и развесить белье, замоченное накануне. Андрес такой работой не занимался, это было женское дело; он уходил в школу раньше сестры, чтобы поиграть в футбол с другими мальчишками.