По ту сторону зимы - Альенде Исабель - Страница 35

Он мельком вспомнил Сьюзен, с которой регулярно встречался в отеле на Манхэттене в качестве профилактического средства. Они подходили друг другу и после очередного физического удовлетворения говорили о чем угодно, кроме чувств. Они никогда не спали вместе, но, если время позволяло, шли обедать в марокканский ресторан, стараясь никому не попадаться на глаза, после чего расставались как добрые друзья. Если они случайно встречались в одном из университетских зданий, то здоровались вежливо и равнодушно, и не потому, что хотели сохранить в тайне свои отношения, а потому, что таковы были их подлинные чувства. Они относились друг к другу с уважением, но попытки влюбиться не было никогда.

Чувства, которые у него вызывала Лусия, были совсем другие, даже противоположные. С ней он ощущал себя на десятки лет моложе, время шло вспять, и ему было восемнадцать. Он считал, что неуязвим, и вдруг оказалось, что он, совсем как молодой парень, — жертва гормонов. Если бы она догадалась, то беспощадно высмеяла бы его. Впервые за двадцать пять лет он провел благословенные ночные часы так близко к кому-то, дыша в унисон. Было так просто спать рядом с ней, и таким сложным оказалось то, что чувствует он сейчас: смесь счастья и ужаса, стремления ускорить события и поскорее сбежать, а еще, ко всему прочему, это невыносимое желание.

Чистое безумие, решил он. Хотелось поговорить с ней, прояснить ситуацию, узнать, чувствует ли она то же самое, но он решил не торопить события, это может испугать ее и все разрушить. Кроме того, в присутствии Эвелин возможности поговорить все равно не было. Нужно подождать, но ожидание как раз и было для него невозможно; быть может, уже завтра они будут не вместе, и момент, когда он должен ей сказать то, что должен, будет упущен. Если же он все-таки решится, то скажет все как есть, без предисловий, что он любит ее, что предыдущей ночью ему хотелось обнять ее и больше не отпускать. Знать бы, что думает она, тогда он смог бы ей открыться. Но что он может ей предложить? На своих плечах он тащил огромный жизненный багаж; в его возрасте так у всех, но его багаж весил, как гранитная глыба.

Он еще раз посмотрел на нее спящую. Она была похожа на маленькую девочку и не почувствовала, что он уже встал, как это бывает у старой пары, которая делит постель многие годы. Он хотел разбудить ее поцелуем, сказать, что открыл в себе новые возможности, поведать о том, что его наполняет, предложить ей жить в его доме, чтобы она заняла всю его жизнь, до самого последнего уголка своей ироничной и властной любовью. Никогда он не был так уверен в своих чувствах. Если Лусия полюбит его, подумал он, это будет чудо. Он спрашивал себя, чего он ждал, прежде чем понять: то, что он чувствует, и есть любовь, и она заставляет колотиться его сердце, наполняет каждую клеточку его существа — о чем он только думал раньше? Он потерял четыре месяца как законченный придурок. Этот любовный вихрь не мог образоваться за мгновение, он рос в его сознании начиная с сентября, когда она только приехала. У него щемило в груди, как будто там была сладостная рана. Благословенна будь Эвелин Ортега, подумал он, благодаря тебе произошло это чудо. То, что он чувствовал, было именно чудо, по-другому не скажешь.

Он открыл дверь; ему хотелось, чтобы свежий воздух успокоил его, ему не хватало кислорода, он задыхался от нахлынувшей на него лавины чувств, неожиданной и неудержимой. Однако Ричард не смог сделать ни шагу, поскольку прямо у дверей стоял огромный лось. От неожиданности он отступил, громко вскрикнув, и разбудил Лусию и Эвелин. Лося это не испугало, он наклонил голову, пытаясь просунуть ее в комнату, но ему мешали мощные ветвистые рога. Эвелин замерла от ужаса, она никогда не видела таких чудовищ, а Лусия судорожно искала телефон, чтобы сделать фото. Возможно, лось все-таки пробрался бы в комнату, если бы не Марсело, который взял на себя решение проблемы и хрипло залаял, как настоящий сторожевой пес. Лось попятился, сотрясая до основания деревянный домик, после чего удалился рысью под грозный лай и хор нервных смешков обитателей комнаты.

Вспотев от выброса адреналина, Ричард объявил, что сходит за кофе, пока дамы будут одеваться, но уйти далеко ему не удалось. В нескольких шагах от двери лось оставил огромную кучу свежего навоза — килограмма два, не меньше, мягких комьев, — в которую Ричард и погрузил ногу по щиколотку. Он выругался и допрыгал на одной ноге до ресепшена, где, по счастью, было окошко, выходившее на парковку, и попросил шланг, чтобы отмыться. Он так старался не привлекать внимания, чтобы никто не запомнил их в их рискованном странствии, а наглый зверь свел на нет все предосторожности. Нет ничего более запоминающегося, чем какой-то идиот, перепачканный в навозе, заключил Ричард. Плохая примета на оставшийся путь. Или, наоборот, хорошая? Ничего плохого не может случиться, решил он, я защищен нахлынувшей на меня ребяческой влюбленностью. И он засмеялся, потому что, если бы ему не открылась любовь, расцветившая мир пылающими красками, он посчитал бы себя жертвой чьих-то злых чар. Вдобавок к несчастной Кэтрин Браун на него наслали плохую погоду, блох, отравленную еду, язву желудка, понос и кучу лосиного дерьма.

ЭВЕЛИН

В лагере Нуэво-Ларедо дни Эвелин Ортеги, заполненные тоской и удушающей жарой, тянулись бесконечно, а едва наступала ночная прохлада, это место превращалось в притон пороков и подпольной деятельности. Кабрера предупредил Эвелин и остальных пассажиров, чтобы они ни с кем не вступали в разговоры и никому не показывали деньги, но оказалось, что это невозможно. Их окружали такие же мигранты, как они, но еще более нуждающиеся. Некоторые уже несколько месяцев вели нищенское существование, пытались по несколько раз переплыть реку, но безрезультатно, — их арестовывали на другом берегу и депортировали в Мексику, потому что отправлять их в страны постоянного проживания было слишком дорого. У большинства не было денег, чтобы заплатить койотам. Больше всего страдали беспризорные дети, тут уж самый скупой человек не мог удержаться, чтобы хоть чем-нибудь не помочь. Группа Эвелин делилась провизией и чистой водой с двумя такими детьми, которые всегда ходили за руку, — мальчик восьми лет и девочка — шести. Год назад они сбежали из Сальвадора, из дома своих дяди и тетки, которые плохо с ними обращались, бродили по Гватемале, прося милостыню, и несколько месяцев странствовали по Мексике, присоединяясь к другим мигрантам, которые на время принимали их в группу. Они собирались найти свою мать в Соединенных Штатах, только не знали, в каком она городе.

Ночью пассажиры Кабреры спали по очереди, чтобы их не обобрали до нитки. На второй день начались ливни, картонная крыша намокла, и они оказались в непогоду под открытым небом, как и все прочие в этом жалком временном поселении. Наступила ночь на субботу, и, казалось, лагерь очнулся от летаргического сна, как будто все только и ждали эту безлунную тьму. Кое-кто из мигрантов собирался переправляться через реку, так что бандиты и муниципальная полиция были наготове.

Но Кабрера уже сговорился насчет безопасной переправы своей группы и с бандитскими группировками, и с людьми в форме; на следующую ночь, когда небо было затянуто тучами и не было видно ни одной звезды, пришел знакомый Кабреры, низенький, костлявый, с желтоватой кожей и блуждающим взором завзятого наркомана, который представился как Эксперт. Кабрера заверил их, что, несмотря на сомнительную внешность, нет никого более квалифицированного, чем он; на суше он пропащий человек, зато на воде ему можно всецело доверять, он, как никто, знал все течения и водовороты. Когда он не употреблял, то проводил время, изучая передвижения патрулей и ночных прожекторов; он знал, когда выбрать момент, чтобы ринуться в воду, проскочить между двумя лучами света и добраться до нужного места через кустарник, чтобы никто ничего не заметил. Он брал плату в долларах и за каждого отдельно, обязательное вознаграждение для койота, потому что, если бы не его ловкость и смелость, было бы очень трудно переправлять пассажиров на американскую землю. «Вы плавать умеете?» — спросил их Эксперт. Никто не смог дать утвердительный ответ. Он велел им не брать с собой ничего, кроме документов и денег, если есть что-то еще, все оставить. Потом приказал снять одежду и обувь, положить все в черные пластиковые мешки для мусора и привязать их к огромной шине от грузовой фуры, которая служила плотом. Он показал им, как нужно держаться одной рукой за плот и грести другой рукой без всплесков, чтобы не шуметь. «Кто отцепится, тот пойдет ко дну», — сказал он.