Заморозки (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 33

Действо проходило в Конвеншн-Центре, то бишь центре конгрессов, здании новом, интересном, а главное — в нём будет проходить наш матч. Совсем скоро. Открытие планировалось вчера, но из-за нашего опоздания решили совместить: сначала открытие, и сразу — ну, после короткого перерыва — первая партия. Потому часть публики и была недовольна, у кого-то, вероятно, были другие планы.

Маркос спросил меня, хорошо ли долетел, не устал ли, смогу ли сражаться в полную силу? Он, вероятно, опасался, что я возьму законный тайм-аут: каждый из участников имел право на три тайм-аута без объяснения причин.

Нет, ответил я, шоу состоится при любой погоде, чем, очевидно, успокоил президента-диктатора. Жена его, госпожа Имельда, по совместительству министр культуры, вела беседу с девочками: как им удается издавать журнал в социалистической стране. Очень хорошо удаётся, отвечали девочки, у людей огромный интерес к культуре вообще, к литературе в частности, и не порекомендует ли госпожа министр советскому читателю интересных филиппинских писателей?

Наш посол, товарищ Михайлов, демонстрировал советскую гордость, глава шахматной делегации Миколчук — советскую принципиальность, отворачиваясь от Карпова и его сподвижников, а я пил из бокала минеральную воду и отсчитывал минуты. Не забывая кланяться, улыбаться и приветливо поднимать бокал.

Товарищ Миколчук подбивал меня объявить протест. По поводу шахматных часов. Организаторы решили, что в нашем матче будут применяться часы фирмы «Копман», западногерманские, а Миколчук настаивал на часах «Гарде», изделие Германской Демократической Республики. Вообще-то такие вопросы перед партией не решаются, было время утрясти проблему. Но нас не было, и Карпов единолично выбрал «Копман».

— Это он из-за денег на «Копман» польстился. Рекламирует западную продукцию, — сказал Миколчук.

— Вполне возможно, — согласился я. — Он теперь живет в капиталистическом мире, а там за каждый доллар сражаться нужно. Человек человеку волк, что делать.

— Заявить протест. Мол, давайте «Гарде».

— Во-первых, поздно. А, во-вторых, и те, и другие часы примерно одинаковы. С чего бы это я стану брать сторону «Гарде»? У меня с этой фирмой договора на рекламу нет.

— Это же фирма социалистической страны!

— Социализм социализмом, а табачок врозь.

— Вы, Михаил, совсем по-капиталистически мыслить начали.

— Не вижу ничего дурного. Сам товарищ Ленин учился порядку у капиталистов, и других призывал к этому. В экономике, говорил, нет мелочей. Том тридцать шестой, страницу не помню. Вот если бы они школе «Ч» выделили столько-то комплектов своих часов, я бы за эти часы бился бы не чижиком — соколом. А нет — то и нет.

Миколчук хотел возразить, но я невежливо перебил:

— Адольф Андреевич, через сорок минут начнётся матч. За двое суток мы пролетели тысячи и тысячи километров, сменили несколько часовых поясов, переместились в зону экватора, поднялись на полуторакилометровую высоту. Я дезакклиматизирован. Я совершенно не приспособлен к данным условиям. В отличие от Карпова, который за две недели привык и к климату, и связи нужные наладил, и вот с часами немецкими вопрос утряс, и, думаю, много ещё чего совершил.

Мне сейчас не до часов «Гарде».

Мне бы сейчас сознание за доской не потерять. И потому я на второстепенные вопросы отвлекаться не буду. Я и на первостепенные вопросы отвлекаться не буду. Я буду пытаться спасти то, что ещё возможно спасти.

И с этими словами я пошёл в буфет. Выпить чаю и съесть бутерброд. Сливочное масло пять граммов, осетровая икра зернистая пятнадцать граммов, хлеб белый, пшеничный — двадцать пять граммов.

Бутерброд принесёт из номера Антон. Икра — наше секретное оружие. Простой человек Женя Конопатьев раздобыл.

Люди — наше главное богатство!

Глава 17

22 июля 1978 года, суббота

Внимание!

Представим себе провинциальный город, не слишком большой, не совсем маленький. И вот в этот город приезжает на гастроли знаменитый театр со знаменитыми артистами. Ажиотаж! Билеты достают загодя, неимоверными трудами, гордятся билетами, любуются ими, видят в них не бумажки, а любимого артиста на сцене.

Праздник ожидание праздника, да.

И вот в назначенный день театрал приходит в зал, и в программке читает, что в связи с болезнью артиста А. в роли Гаева будет занят артист Б.

И всё.

Пропал праздник. Нет, артист Б. тоже хорош, но театралы-то ждали артиста А.!

И кто знает, что случилось с артистом А.? Может, в поезде съел и выпил лишнего? Может, и вовсе не собирался он ехать, а фамилию пустили, чтобы билеты раскупили? Или днём загорал на пляже и обгорел? Или свалился с инфарктом миокарда?

Нет, если публика ждёт — нужно работать. На все сто процентов. Она, публика, не виновата в том, что у артиста нет настроения, что артист в печали, что у него больная печень. У кумира нет печени!

Минутой спустя вышел и Карпов. Тоже приоделся, и выглядит празднично.

Мы обменялись рукопожатиями, уселись, устраиваясь поудобнее — в матче нет мелочей.

Судья Шмидт пустил часы, те самые, западногерманские.

И я двинул пешку на е четыре. По жребию мне выпало начать матч белыми, что обозреватели считают в безлимитном матче небольшой, но форой.

Карпов поставил свою пешку на це пять. Настроен на сражение.

Пока мы делали общеизвестные ходы, сицилианская защита, вариант Найдорфа, я осматривал зал. Он большой, огромный, отчасти напоминающий зал ООН, впрочем, точно не скажу, зал ООН я видел лишь по телевизору. В общем, амфитеатр, а сцена с игроками внизу, в центре. Несколько телекамер снимают действо и транслируют на большие экраны, так что видно всем. Всей тысяче зрителей, которые могли бы заполнить места.

Огорчает одно: зал заполнен едва на треть. Да, билеты дорогие, двести песо, это около тридцати долларов. А рабочий класс и трудовое крестьянство Филиппин экономят каждый сентаво. Да и для студента двести песо — сумма малоподъёмная. А матч безлимитный! Умножь двести песо на безлимитность — то-то деньжищи будут!

Но есть газеты, есть радио, есть телевидение! Не пропадут любители шахмат! Была бы игра интересной.

Карпов выбрал острое продолжение. Не ничья ему нужна, а победа.

Я подумал немного, и выбрал ещё более острое продолжение. Мне тоже не хочется начинать матч ничьей. Публика жаждет борьбы — публика получит борьбу!

На пятнадцатом ходу я был поставлен перед выбором: разменять ферзей и остаться с незначительным, но стойким преимуществом, или рискнуть.

Ну, чем я, собственно, рискую? Проигрышем? Так не на корову играем!

И я пошёл в атаку. Мои белые фигуры шли стройными рядами, как киношные каппелевцы на киношных чапаевцев: с развернутыми знаменами, не кланяясь пулям, под барабанный бой.

Но два слона Карпова простреливали поле почище Анки-пулемётчицы.

Удастся психическая атака, нет?

Я читал одно закрытое исследование. В тридцатые, сороковые и пятидесятые годы зрители были безоговорочно на стороне чапаевцев: так их, Анка, кроши интеллигенцию!

А вот в шестидесятые и семидесятые стали вздыхать, глядя на марширующих белогвардейцев — теперь таких не найдешь, всех повыбили. Теперь всё более ползком!

Хоть и ползком, да. Естественный отбор.

За Анку-пулемётчицу я отдал ферзя. Пожертвовал. И всё бы хорошо, но тихим промежуточным ходом Карпов опроверг мою жертву, его кони заняли доминирующее положение в центре, и на тридцать шестом ходу после безуспешного сопротивления я, придав лицу приличествующее выражение, сдал партию.

Корреспонденты ринулись к сцене, слепя вспышками, но я был начеку, тут же надел очки с маленькими квадратными тёмными стеклами. Вспышка, особенно мощная вспышка, которыми грешат фотографы, не есть хорошо для зрения. А очки — от австрийской фирмы «Чижик», владельцем которой я и являюсь. Совсем-совсем крохотная фирма, а что будет — посмотрим. Очки сделали на заказ, и первая партия, сто пар — в чемодане, да. Остерегайтесь подделок.