Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 63

Аристарх шевельнулся.

– Молчи и слушай! – отец Меркурий взъярился не на шутку. – Запомни: моё дело – это моё дело, и оно у нас сейчас общее. Рознь разводить – дьявола радовать. Думаешь, не знаю я, что священники у вас из отхожего места носа не казали? Меня в задницу не загонишь и закрыться там изнутри не заставишь. Убить можешь, но не загонишь. Я тебе сказал, а ты услышал. Хочешь, чтобы я тебе и воеводе союзником был – не кусай протянутую руку. Не хочешь – будем воевать, но я, пока жив, не дам вашей дурости сделать эту землю пусту. Я за людей пред Богом отвечаю. Ты тоже! Ясно тебе?!

– Вон ты как себя мыслишь! – слабым голосом, но твёрдо произнёс Аристарх. – Удивительно.

– Так и мыслю!

– Ну что ж, спасибо тебе, – тьмы в глазах старосты уже не было, а вот какой-то неясный огонёк появился. – А сейчас Егора всё же позови. Мне сначала с ним поговорить надо. Тогда и что делать подумаем.

– Погоди, воин Аристарх. Мы не закончили. Десятник Георгий тебя ждёт. Воевода тоже не задержит. Но ты позвал меня первого, так что ответь сначала на вопрос: принимаешь мою помощь и союз? Или воевать будем?

– Едрён дрищ! – усмехнулся Аристарх. – И правда, таких попов у нас ещё не бывало! Значит, перед Богом за людей отвечаешь?

– За всех и без изъятия!

– Добро! Тогда принимаю. – Староста слабо кивнул и по лбу его прокатилась капля пота.

– А раз принимаешь, то подумай, воин Аристарх, всё ли ты как должно совершил за последнее время? Покаяться не хочешь? Сам ведь знаешь, что есть в чём. По глазам твоим вижу.

Аристарх надолго замолчал, а потом твёрдо произнёс:

– Прими мою исповедь, отче, ибо грешен я.

– Слава богу, – отец Меркурий истово перекрестился. – Ты вернулся в себя, сын мой, и душа твоя на пути к исцелению. Слушаю тебя, воин Аристарх!

Исповедь постепенно перетекла в беседу. Отец Меркурий почувствовал, что много староста не договаривает, но виду не подал.

«Что ж, если Аристарху угодно утаить от меня большую часть, то от Бога тайн нет. Пусть его. Будем надеяться, Макарий, что таит Аристарх не грехи, а информацию, которая, попав в чужие руки, может стоить кому-то жизни. Наверняка так оно и есть – уж больно ловко староста устроил засаду. Точно знал где, когда и какими силами. Таких совпадений не бывает.

Тем более что и ты сказал ему далеко не всё. А ведь спрашивать он умеет не хуже моего брата-ищейки Феофана! Вот и пусть думает, дерьмоед! Надеюсь, Господи, ты простишь мне умолчания – в конце концов, это он мне исповедывался и каялся, а не наоборот!

Но каков хитрозадый засранец! Сначала основательно взбесил меня. Я ему что – сопляк, на одной ноге за декархом Георгием по сугробам скакать? Ведь действительно чуть не заехал ему деревянной ногой по черепу, прости меня за то, Господи. А потом снизошёл. И как красиво раскручивал меня на информацию! Как будто и не собирался подыхать два часа назад. И ведь чуть не преуспел! Я ему чудом не выложил того, что ему знать не надо. Мастер, малака!

Но это не важно! Важно, что он одолел отчаяние, и дьявол не смог овладеть его душой! Он вернулся – вот главное!

Но ведь это Чудо Господне! На самом деле! Таких, видевших всё и вся, не вытянуть, что ни делай. Они сами всё знают и всё умеют, и имели, прости меня, Господи, все эти заходы! Но тут получилось! Спасибо тебе, Создатель, что надоумил меня! Не за меня самого, не за моё дело, а за тех людей, что может спасти этот старый упрямый пердун! Укрепи и направь его, Господи!»

– Отпускаю тебе, воин Аристарх, грехи вольные и невольные, – отец Меркурий накрыл голову выздоравливающего епитрахилью. – Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Аристарх, как того требует канон, коснулся губами руки священника.

– Вот что я тебе скажу, брат-воин, – священник упаковал ногу в сапог и пристегнул обратно на культю, – не винись в том, в чём не виноват. Я не знаю, почему Он забрал твою жену, как не знаю, почему забрал у меня Елену, Николая и Маврикия. Его пути и правда неисповедимы. Но ты всё сделал, как должно. И она смотрит на тебя оттуда с гордостью. Живи и делай своё дело. Пока ты его делаешь, ты будешь жить, а как станешь не нужен, так и придёт к тебе смерть, и тогда ты отдохнёшь. А сейчас отдыхать некогда! За грех отчаяния налагаю на тебя епитимью – искупить отчаяние деянием! Сегодня к тебе придёт воевода Кирилл, десятника Георгия ты сам позвал, а завтра и иные прочие потянутся. Ты лучше меня знаешь, что с ними делать.

– А тебе-то откуда известно, едрён дрищ?! – даже с какой-то веселинкой в слабом голосе осведомился староста.

– Долго живу, много видел и о многом догадываюсь, – улыбнулся отец Меркурий.

– Догада, – прошептал Аристарх. – Точно, такого попа у нас отродясь не было.

– Всё случается в первый раз, – усмехнулся отставной хилиарх. – Я уже говорил тебе, воин – я тебе не враг. Ратному тоже. Мне нужен мир. Рознь лишь порадует дьявола. Я сказал, а ты услышал. А теперь я позову десятника Георгия.

Отец Меркурий направился к двери.

– Погоди, – окликнул его Аристарх. Спросить хочу, ты по-каковски меня обложил давеча?

– По-гречески, – усмехнулся священник.

– Да, едрён дрищ, ясно, что не по-телячьи! Сказал-то чего? Или послал куда? Всяко меня крыли, но по-гречески раньше не сподобился.

– Расскажу, когда выздоровеешь, – священник широко улыбнулся.

– Тьфу на тебя, едрён дрищ! – Староста и правда едва не плюнул. – Егора зови!

«Палиа эксипни малака!»[98]

Отец Меркурий был прав. На самом деле произошло чудо. Очень трудно, почти невозможно вытянуть обратно к жизни битого, ломаного и тёртого мужика, если он решил умереть. И вдвойне трудно, если этот мужик прошёл не одну войну, много раз переведывался со смертью, хоронил своих товарищей и спасал их. Он уже всё знает, всё умеет и всё видел. И уж если ему на жизнь плевать, то это на самом деле плевать, а не метания юной гимназистки, что от прохожего забеременела. Тут решение осознанное и окончательное. И всё равно находятся те, кто не отступается, кто в окопах, госпиталях или в насквозь прокуренных квартирах, хватаясь когда за соломинку, когда за бутылку, когда вообще стыдно сказать за что, вытаскивают таких вот, решивших поставить в своей жизни точку мужиков, обратно в наш неласковый мир.

Как у них это получается? Да кто ж знает? Они и сами не скажут – не знают. Словом. Когда Божьим, когда матерным, когда дружеским. Бывает, что и деянием. Оплеухой или добрым мордобоем – лишь бы подействовало. Но никто никогда не знает, подействует или нет, а если подействует, то что. А если подействовало, то это и есть чудо. Всегда!

Вот и отец Меркурий так и не понял, что вернуло Аристарха к жизни: упоминание о жене, напоминание о долге, обвинения в трусости и предательстве или ещё что – не дано это понять. Никому.

Глава 3

Декабрь 1125 г. Село Ратное. Михайлов Городок

Сразу после службы к отцу Меркурию протолкался Бурей. Точнее, не протолкался, а просто смёл стайку женщин, окруживших священника, одним своим видом. Видок, надо сказать, был что надо. Обозный старшина, и без того похожий на похмельного чёрта, после столкновения с вразумляющей палкой отца Меркурия приобрёл роскошнейшие фонари под обоими глазами. Так что разлетелись прихожанки чуть ли не с визгом.

– Благослови, отче, – Бурей поклонился, но отнюдь не низко.

Отец Меркурий перекрестил обозного старшину.

«Однако зашито прекрасно! На такой дублёной шкуре, может, даже и шрама не останется. Эта язычница великий лекарь – лишний раз убеждаюсь. Ни в коем случае нельзя оставить её в языческой тьме! Просто преступление отдать эту душу сатане!»

– Поговорить надо, отче, – прорычал обозный старшина, как только выпрямлся. – Отчёт тебе дать.

– Слушаю тебя, сын мой, – священник всем своим видом изобразил благосклонное внимание.