Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 45

«Красиво говоришь, протоспафарий. Будем надеяться, что искренне. Выбора у меня всё равно сейчас нет. Но это сейчас…»

– Принято, – отец Меркурий склонил голову. – Только Иллариона ты недооценил. И всех ромеев тоже.

– Это в чём?

– В том, кто вы для нас. И для него.

– Ну-ка, поясни, брат мой во Христе, – Феофан посмотрел на отца Меркурия с прищуром, то ли хитрым, то ли оценивающим.

– Посылая меня сюда, Илларион заявил мне следующее: «Между нами, временами я тоже не люблю наших соплеменников. Не всех, правда, но большинство точно. А у скифов причин для любви к нам ещё меньше. Они всегда были слишком смышлеными варварами, да ещё и научились у нас многому. Поразительно многому. Пожалуй, варварами их считать уже нельзя. Не ромеи, конечно, но, по крайней мере, умеют читать, писать, регулярно моются и умеют пользоваться при еде вилкой, а не хватать горстью из общего блюда, как дикие франки».

– Ну и где тут противоречие с тем, что говорил я? – в голосе Феофана, как показалось отцу Меркурию, промелькнуло разочарование. – Одни палку умеют носить, а другие нет.

– Чтобы понять разницу, надо быть ромеем, брат мой во Христе, – отставной хилиарх выделил голосом слово «брат». – Ты слыхал о готском возрождении во времена базилевсов Льва и Зенона?

– Это когда вы даже волосы в рыжий цвет красили, как у готов? – усмехнулся Феофан. – Слыхал. Только это полтыщи лет назад было!

– Угу, – теперь пришла очередь Меркурия усмехаться, – Красили. Только впитав готов вместе с их волосами, империя воспрянула. И вот готов нет, а ромеи есть.

– Ты это к чему? – Феофан прищурился откровенно нехорошо.

– А к тому, что участь готов Илларион приготовил вам, – грек наставил палец на собеседника. – Волосы мы, так и быть, в русый цвет покрасим.

Повисла нехорошая пауза.

– Вот, значит, как, – Феофан посмотрел Меркурию прямо в глаза. – А сам об этом что думаешь?

– Несть ни эллина, ни иудея пред Господом, – отставной хилиарх не отвёл взгляд. – Когда-нибудь на свете останется одна Церковь и одна империя как отражение царства Божия на Земле, только это будет не на нашем веку, протоспафарий. И на каком языке станут говорить в той империи, я загадывать не хочу, хоть и надеюсь, что на греческом. Но сейчас моей родине нужна не столько свежая кровь, сколько соратник, с которым можно встать спина к спине в бою.

Отец Меркурий поднялся.

– Куда, торопыга? – Феофан внезапно расплылся в улыбке. – Лариосю чего обо мне врать будешь?

Гость сел и вопросительно уставился на хозяина кельи.

– Значит, так, – Феофан наклонился к отцу Меркурию, – для начала скажешь, что я тебе в подробностях рассказал историю Туровской епархии, о епископах, кафедру сию прославивших. Не забудь упомянуть, что Туров Христа раньше Киева принял. Сам-то эту историю знаешь?

– Знаю.

– Вот и добро, – кивнул монах. – Потом про княгиню Ольгу расскажешь и про святость её.

– Она же не канонизирована.

– А зря. Так и скажешь, мол, упирал ищейка, что зря. Не верят в Константинополе чудесам на могиле её. По недомыслию, а может, и злокозненности. И про внука её князя Владимира, что Русь крестил и по праву должен Апостольноравным зваться, тоже не верят. Зря.

– Кажется, я начинаю понимать, – кивнул отец Меркурий.

– Ясно дело, понимаешь, – согласился Феофан. – Не дурнем уродился. Потом скажешь, что на митрополитов киевских я свернул. Каждого по косточкам разобрал.

– И особо упирал на тех, кто стоял за автокефалию?

– Ага. А также вещал я, каким достойным христианином должен быть тот, кто занимает епископскую и митрополичью кафедру, ибо тяжек крест любого христианина и вдвойне тяжек крест пастыря душ, а уж пастыря пастырей и вовсе мало кому вподъём.

– Я оценил, – усмехнулся отец Меркурий. – Губа не дура. Для начала епископскую панагию, а потом и митрополичий клобук с крестом.

– Вот и наш носатый друг так поймёт, – Феофан подмигнул, – и оценит.

– Не сомневаюсь. У него самого немалые амбиции. И у тебя, как он понимает, тоже.

– А разве он не прав? – усмехнулся Феофан. – Но и это не всё. Потом скажешь, что я долго страдал о судьбе патриархов Александрийского, Иерусалимского и Антиохийского, стенающих под гнётом магометан и латинян.

– Это понятно, – кивнул отставной хилиарх. – А что взамен?

– А взамен царство Русское, кое стоять будет лишь на одну ступень ниже царства Ромейского, даст на общее дело золото и железо. И Церковь Русская, что по справедливости должна быть первой сестрой Церкви Вселенской, тоже. И ещё скажи, что не только царство и церковь, но и смиренный служитель Божий в меру своих скромных сил поспособствует. Есть чем.

Глава 5

Конец ноября 1125 г. По дороге в Ратное

Отец Меркурий зябко передёрнул плечами и огляделся – ничего не изменилось: обоз, ёлки по обеим сторонам дороги, жёлтый от мочи снег да сгорбленная спина Харитоши, поклёвывающего носом на облучке. Разговаривать не хотелось, спать тоже, и отставной хилиарх вновь нырнул в воспоминания.

Илларион внимательно выслушал пришедшего с докладом отца Меркурия, покивал головой, задал несколько уточняющих вопросов о поведении Феофана во время разговора, хмыкнул и подвёл итог:

– Ты справился даже лучше, чем я думал, оплитарх. Я доволен!

– Благодарю, друнгарий, – отец Меркурий церемонно поклонился. – Я могу идти?

– И даже не задашь ни одного вопроса? – Илларион приподнял бровь.

– Я быстро учусь, ты знаешь, – Меркурий улыбнулся одной половиной рта. – Что мне нужно знать, ты мне и так скажешь со временем.

– А что ты сумеешь узнать сам сверх того, то твоё, – кивнул головой епископский граматевс. – Да, ты быстро учишься. Вот только у кого?

– Посмотри в кадку с водой, друнгарий, – отставной хилиарх улыбнулся с преувеличенной сердечностью, – а ещё вспомни, где я был в последние годы и с кем ты меня давеча познакомил. Ведь ты же не думал, что я остался тем же двадцатилетним лохагом, каким был в пору начала нашего знакомства, а?

– Уел, старина! – Илларион рассмеялся. – Действительно не думал, но и всего не знал. Думаю, что и теперь не знаю, ведь правда?

– А тебе нужен оплитарх, про которого ты знаешь всё?

– Ты прав, идиот в качестве правой руки не нужен, светлейший…

– Кстати о светлейшем, – отец Меркурий принял позу почтительную, но подчёркнуто далёкую от уставной, – что мне говорить Порфирородной, когда она захочет поговорить со мной с глазу на глаз?

– Думаешь захочет?

– Уверен в этом, светлейший!

Илларион по-дружески обнял отца Меркурия за плечи, притянул к себе, заглянул в глаза и прошептал:

– Ты и правда вырос, старый друг. Очень вырос. Но пусть об этом никто кроме меня не догадывается. Особенно Варвара. Со временем я поведаю тебе всё. А теперь иди, мне надо подумать.

Отец Меркурий кивнул и вышел из кельи, не оглянувшись.

Взаправду ли отставной друнгарий собирался не иметь больше тайн от отца Меркурия или по палатийской привычке лгал, так и осталось неизвестным, и виной тому стали события, понесшиеся, как закусившая удила лошадь.

Сначала пришли вести с литовского рубежа, что в своих лесах зашевелились дикие жмудины и под началом кунигаса Живбунда отправились в набег. Ну, собственно, отправились и отправились – литовские набеги давным-давно проходили в Турове по разряду погодных явлений. Есть литвины, жрать им в лесах нечего, оттого что ни год набегают – всё одно дальше Городно не дойдут, крепость для того и поставлена, а взять её литвинам не под силу.

Но это были ещё цветочки. Ягодки созрели чуток погодя. Сначала прискакавший на взмыленном коне гонец принёс вести о том, что с литвинами идут и ляхи, и Город-но они прошли, хотя саму крепость вроде не взяли. Куда подевался князь Городненский вместе со своей дружиной, гонец не знал.

Сразу поползли слухи один другого нелепей. Говорили всякое: не то князь Всеволодко с малой дружиной бросился на перехват жмудинов, чтобы, как обычно, наподдать им и загнать обратно в леса, да на сей раз попал в ловушку и погиб вместе с войском, не то переметнулся к литвинам, соблазнённый возможностью княжить над ними, а чтобы княжеский титул его признали, стакнулся с ляхами и перешёл в латинство.