Леха (СИ) - Закутаев Константин Олегович - Страница 19

Наконец, один из участников протянул ладонь для заключения пари, а его сосед пошёл в комнату за краеугольным камнем спорного вопроса. Еремеев же, добив «пяточку», сполоснул горло мутной водой из‑под крана.

– Щенки! Фигляры! – точечные зрачки будущего филолога обежали окружившие его физиономии, – канальи! Стакан мне!

Интонации отдавали грибоедовским «Карету мне! Карету!».

Хлоп! Первые двести грамм прошли по луженому пищеводу. Компания одобрительно загудела. Ваня уверенно, но с элементами плавной хореографии, пристроил ягодицы на подоконник. Следующая доза была чуть меньше, граммов 150. Но уже более чувствительная.

Леха, будучи выше всех на голову, четко увидел признаки нокдауна и открыл счёт.

Однако, Иван как истинный алкобоксёр, удержался на ногах, отстоял до мысленных «девяти» и протяжно выдохнул.

Какие‑то средневековые выражения лиц сделались у сгрудившихся на кухне зрителей. Словно парижане вылезли на Грев‑скую площадь понаблюдать, как четвертуют очередного преступника. Третьим стаканом ему должны были отрубить голову.

– Вань, – Леха решил немного облегчить задачу лучшему ученику Артемия Бобикова, – может, пельмешкой закусишь? Скоро подойдут…

– Это лишнее, – булькнул в ответ растопыренной жменей Еремеев, – н о спасибо за поддержку, друг.

Остатки сорокаградусной жидкости перетекли в треснутый стакан. Чуть более половины.

– Вот и здесь недолив, – заплетающимся языком констатировал спорщик, – эту страну погубит коррупция!

Третья доза пошла совсем сложно. Через тернии. Но школу Бобикова Иван не опозорил. С видимым усилием, сопровождая процесс каким‑то унитазным вслипом, солдат алкогольного фронта сглотал последнюю дозу спиртного.

Придав лицу выражение римской статуи, он заполнил создавшуюся паузу неопределённым жестом руки. Который, очевидно, нужно было понимать, как «приз в студию».

Леха, еле сдерживая смех, скомандовал:

– Где заслуженная награда? Несите уже, Ваня отметить победу хочет!

Двое проигравших, о чем‑то бурча меж собой, отправились в сторону своей комнаты, ещё двое откровенно пялились на Ваню, ожидая логической развязки.

– Я пописать в туалет схожу и вернусь, – Еремеев каким‑то непостижимым образом стек с подоконника, – здесь ждите, плебеи…

Понимая, что сейчас может произойти и, в душе поддерживая бойцовский дух товарища, пусть и в таком неспортивном мероприятии, Леха, прихватив кастрюлю, пошёл вслед за ним.

Туалет находился в самом конце коридора. Победитель брёл туда с неумолимостью подбитого Б‐29 , цепляя стены и меняя режим захода на посадку. К этому времени в воздухе уже витало ощущение праздника, и продольная коридорная тропа была весьма оживлённой. Но Ваня никого не видел, кроме покосившейся двери общественного туалета. Это его и сгубило. Малыгин, притормозив в дверях своей комнаты, увидел, как достигший заветной цели водочный гедонист, толкнув загаженные врата, плашмя повалился в темноту заблёванного сортира.

– Ушёл непобежденным, – вслух самому себе сказал Леха и в отличном расположении духа отправился в свою комнату для уничтожения «Богатырских».

Глава 13

К апрелю Алексей уже переехал в комнату к Харламову. Делалось это в условиях общежития достаточно несложно, какие‑либо бюрократические процедуры отсутствовали. Бобиков, клятвенно заверивший профильного декана в собственном исправлении, вернулся на этаж ниже, поближе к музпедагогиням. Харламов, будучи вызван к руководству учебного заведения, положительные результаты полугодовой превенции подтвердил. Честно говоря, перегруженный учебой, работой и тренировками, взрослый мужик устал от шебутного соседа. Дмитрий жил в четком режиме и понимании того, что нужно от жизни, поэтому творческое раздолбайство Бобикова его раздражало. Зарабатываемых в ночном клубе денег ему бы хватило и на съемную квартиру, но, появившийся в его жизни друг – Леха Малыгин, такой возможности не имел. Выселив Бобикова, Дмитрий убил трёх зайцев – заимел соседа с общими интересами, сэкономил и смог нормально соблюдать спортивный режим. Эта пара месяцев и сыграла важную роль в его борцовской карьере.

Травников договорился об участии Харламова в кубке губернатора Нижегородской области. Уехавший на три дня, пограничник вернулся с переломом лучевой кости левой руки и кубком в своей весовой категории. Что позволило обменять квалификационную книжку спортсмена на удостоверение мастера спорта. Таких успехов вологодские самбисты давно не достигали и Травников организовал телевизионную съемку тренировки чемпиона. В закадровом тексте спортивной передачи областного телевидения, впервые для многих, в том числе и для Малыгина, стала откровением информация о том, что Дмитрий Харламов участник локального военного конфликта в Таджикистане, награждённый медалью «За отвагу».

Тут, готовивший себя к изучению военной истории России, Малыгин насел на очевидца исторических событий всерьёз. Вопросов было много. Как, где и за что получил государственную награду сосед по комнате? Где служил и почему до сих пор не рассказал? И, наконец, можно ли вживую посмотреть на награду?

Харламов был немногословен. Сделав исключение для друга, он коротко рассказал, что служил в Московском погранотряде. Никакого отношения к столице это воинское соединение не имело. Называлось по месту дислокации – посёлок Московский в суверенном Таджикистане. Прошедшая в 1993 году информация в газетах о бое на 12‐й заставе Московского погранотряда более‑менее была известна Малыгину, но о том, что было ещё сражение за освобождение этого пограничного пункта, широкая аудитория не знала. А сержант второго года службы Харламов как раз и был в составе десантно‑штурмовой маневренной группы, отбивавшей заставу у афганских боевиков.

Наверное, этим изложением бывший пограничник и ограничился бы, но Леха настолько искренне допытывал даже мелкие детали, что Харламов чуть расширил рамки официальной версии.

Призвали его весной 1991 года и со сборного пункта отправили сначала в учебку, где на занятиях по физической подготовке его отличную форму заметил один из офицеров‑«покупателей», занимающийся подбором кадров в десантноштурмовые группы и взвода повышенной боеспособности Московского погранотряда. Изначально Харламов посчитал, что служить будет в Москве, возможно, в спортроте. К тому же новобранцам никакой информации не доводилось, а, загруженные с общего сборника, срочники автобусом поехали в сторону столицы. Однако, не доехав до главного города родины, десяток бойцов, в их числе и Харламов, были высажены в аэропорту Чкаловский. Оттуда со сказочной скоростью перемещены в Душанбе.

Июльским утром, прослужив чуть больше года, поднятый по тревоге в составе ДШМГ , Харламов на «вертушке» выдвинулся к, окружённой исламистами, заставе. Дальнейшее Дмитрий изложил очень коротко: «Ни хера веселого не было».

– Ну, а медаль‑то за что? – не выдержал наступившей паузы Леха, – не за красивые же глаза?

Харламов, сделав ещё пару глотков горячего чая, хмуро улыбнулся:

– За них… Я же снайпером был. «Духа» с пятисот метров положил, связной их оказался. Без оружия, но с какими‑то картами. Разведка артиллеристам их передала, те и сработали так, что больше у нас «двухсотых» не было…

– Круто… – Леха с уважением и по‑новому взглянул на товарища, – а в институте знают? Это ж реально… подвиг.

– Связному лет пятнадцать‑четырнадцать было, – тяжело обронил Харламов, – подвиг, мать его… Ладно, проехали… Достаточно романтики на сегодня. Спать пора. Медаль у мамы где‑то.

Этот сложный разговор запомнился Лехе надолго. Он не мог понять, почему изначально растормошенный его, возможно наивными, вопросами Харламов рассказывал о службе хоть и коротко, но с юморком, а потом резко замкнулся. Упоминание о точном выстреле выглядело органичным событием военной хронологии, её логичной частью. Внезапная заморозка друга на эту тему выглядела странной. Ответ на этот вопрос Малыгину предстояло ещё узнать. На личном опыте.