Немыслимые расклады (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 23

Скип вздрогнул и, открыв глаза, прислушался. По его апартаментам звонко разносился цокот женских каблучков, временами затихавший, когда их обладательница заходила на ковёр. Маг некоторое время лежал молча, изо всех сил напрягая слух. Не то чтобы это был такой уж необычный звук — Морана временами так же позволяла себе надеть какие-нибудь туфли или босоножки, хотя большую часть времени предпочитала носить кроссовки или вполне удобные берцы от «Боярина», но вот голос, который этот звук сопровождал… Когда до Скипа дошло чей он — самый раскачанный игрок Земли и лидер самой сильной траппы планеты испуганно сжался.

Его отношения с матерью были… сложными. В детстве он очень любил маму. Она была самой умной, самой красивой, самой доброй. То есть самой-самой-самой. Все так говорили. Даже взрослые дяди и тёти. На её фоне отец, который был старше свой жены почти на двадцать лет, смотрелся этаким тюфяком, чья функция заключалась только в одном — обеспечивать достойные уровень существования своей несравненной супруги. Это Скип не сам придумал, а слышал от одной из подружек мамы… Потом он немного повзрослел, и понял, что мама-то у него конечно самая-самая, но и занята она, в основном, только и именно собой. Нет, она никогда на него не кричала, не ругалась, не шлёпала… но и не читала ему сказок, не расчёсывала волосы, не вытирала сопли, не ходила с ним гулять… ну почти — в раннем детстве что-то такое припоминалось. Типа, он сидит в коляске и хныкает, потому что хочет побегать, а мама, отвлекшись от телефона, который пребывал у её уха почти постоянно, строго говорит ему не хныкать и сидеть смирно. Она вообще была очень категоричной, то есть если она что-то требовала — это непременно нужно было исполнить. И побыстрее… Но последнее подобное воспоминание у него было из того времени, когда ему только-только исполнилось два года. А потом он гулял только с няньками. Потому что мама почти постоянно была чем-то занята — маникюр, педикюр, посиделки с подругами в кафешках, модные показы, пати, премьерные спектакли, шопинг в Москве, Милане, Париже или Нью-Йорке… Отец временами ворчал, что не зарабатывает столько, чтобы обеспечивать всё это да ещё и содержать двух сменных нянь, помощницу по хозяйству и личного водителя мамы, но она в такой момент только иронично смотрела на него и насмешливо спрашивала:

— Ну и кто в этом виноват?

Когда папа умер — Скип едва её не возненавидел. Потому что в её жизни после смерти мужа практически ничего не изменилось — всё те же маникюр-педикюр и светские тусовки… И, даже, с некоторым злорадством какое-то время ждал, что она быстро спустит все деньги, доставшиеся ей от папы, и рухнет в нищету. О том, что это ударит и по нему — он тогда не задумывался. Ему в тот момент исполнилось четырнадцать, так что его обида усугубилась ещё и подростковым всплеском гормонов. Так что он постоянно цапался с матерью. Потому что характер у неё был… сложный. Не то чтобы совсем — нет, было там и много положительного. Например, она никогда не психовала и не истерила. И не особенно сильно лезла в его жизнь. А также ничего не делала ему назло. Хотя он подобное позволял себе в те годы сплошь и рядом. Зато если она что-то считала правильным, то добивалась этого с непреклонностью асфальтового катка. Неважно серьёзное это было или какая-то мелочь. Типа того же надетого свитера.

А потом всё как-то потихоньку наладилось. И с деньгами всё осталось нормально — то ли она оказалось не настолько расточительной, как ему в тот момент представлялось, то ли папа успел заработать куда больше, чем он подозревал, но ни в какую нищету они так и не упали. И с совместной жизнью — потому что в какой-то момент до него дошло, что когда мамы постоянно нет дома, вследствие чего она почти не принимает участие в его жизни — это ж здорово! Тем более, что она не очень ограничивала его в деньгах. Хотя в тот момент ему, конечно, казалось, что очень… И весьма снисходительно относилась к большинству его «залётов». Впрочем, надо признаться, не такими уж и большими они и были. Например, в полицию он за последние два года учёбы в школе, попадал всего раза три. А тот же Евген, один из его приятелей по компашке, в которой Скип в то время тусил, мог набрать подобное число «приводов» всего за один месяц! Ох и материл того батя, когда очередной раз ехал в полицию «отмазывать» сыночка. А потом мать снова вышла замуж… То есть, он точно не знал вышла ли она замуж официально, просто в один момент в их доме появился некий мужчина, которого мать ему представила:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Знакомься, Тимофей, это — Сергей Семёнович. Он теперь будет жить с нами.

Скип раздражённо покосился на высокого, широкоплечего мужика возрастом немного за сорок, кисло скривился и, дёрнув плечами, молча ушёл в свою комнату. Вот ещё — будет он знакомиться со всякими приживалами… Только «альфонсов» им дома не хватает! Нет, вслух он так не сказал. Но подумал. И мужик это понял. Ну, судя по тому, как потемнело его лицо.

К его удивлению, Сергей Семёнович оказался вполне вменяемым мужиком. Нет, он не стал ему вторым отцом, они не подружились, не начали вместе ходить на рыбалку или в баню… но при этом он оказался вполне вменяемым мужем матери Скипа. Она при нём стала куда спокойнее. И, даже, несколько поубавила свою безаппеляционность. Более того, ему удалось слегка приглушить взбрыки самого парня, и заново выстроить коммуникацию между находящимся на пике пубертатного периода мальчишкой и его сосредоточенной почти исключительно на себе и своей жизни матерью. Не то чтобы они стали образцовой семьёй, но-о-о… по сравнению с тем, что творилось до его появления — небо и земля. Так что до отъезда на учёбу Скип дожил почти спокойно. За что был этому человеку благодарен. Где-то глубоко в душе… И пустился во все тяжкие уже в Москве. Потому что, не смотря на все усилия нового мужа матери, продолжал чувствовать свою неприкаянность и ненужность. Никому. Ну почти… Но его маму это не особенно волновало. Он уехал в Москву, перестав вносить в её жизнь, которую она обустроила как сама хотела, срывы, сбои и раздражение — вот и хорошо. А как он там живёт и что делает… «Ах, молодость — есть молодость. Пора пьянящей свободы и множества ошибок. Я не хочу лишать моего мальчика этого времени. Пусть живёт — как хочет!»

И вот сейчас его мать каким-то образом оказалась в его апартаментах! Как такое может быть⁈

— Э-эй, малыш — тебе не кажется, что пора встать и обнять свою мамочку,- интонации в знакомом голосе были какими угодно, только не семейными… Но это ничего не меняло. Скип отбросил простыню, под которой спал, и резко сел на кровати.

— Мам? Ты откуда здесь?

Мать выглядела… как всегда. То есть сногсшибательно. Нет, до Мораны она, пожалуй, не дотягивала. Всё-таки ей уже было под сорок. Кожа в уголках глаз губ и на шее уже начала слегка увядать, и скрыть это с его уровнем «восприятия» было невозможно. Несмотря ни на какую косметику. Да и, так сказать, «исходные данные» у них были, всё-таки, разные. Мать Скипа изначально не была такой уж особенной красавицей — она брала дорогим и качественным макияжем, общей ухоженностью, элегантностью, манерами. Морана же была яркой красоткой. А уж когда десятка в «регенерации» привела её тело в практически идеальное состояние — мышцы, кожу, ногти, склеры глаз, кожу губ… макияж ей уж точно стал совершенно не нужен. Ну, может, самый-самый минимум. Для смены образа.

Скип вздохнул и потёр лицо ладонью. А потом пошевелил пальцами ног. Не потому, что их требовалось ка-то размять или ещё что, а просто так. Потому что это было одно из немногих действий, которое не усугубляло ситуацию. Да уж… сюрприз. И что делать? Впрочем, ответ на этот вопрос прозвучал сразу же.

— Ну так что? Ты, наконец, обнимешь свою мамочку?

Парень вздохнул и, поднявшись на ноги, подошёл к стоящей напротив него женщине. Как бы там ни было — это была его мать. Да и… за последние двадцать лет он сильно пересмотрел свои взгляды в отношении неё. Всё плохое как-то забылось, зато хорошее стало тем якорем, который регулярно помогал ему выбираться из самой глубокой депрессии. Нет, больше любить её он не стал, но-о-о… то, чего он ранее не мог ей простить, внезапно оказалось не таким уж и страшным. И его прошлая зацикленность на всех этих вещах стала казаться какой-то мелочной. И наносной. Так что он молча обнял её… И это молчаливо послушание, похоже, поразило её куда больше чем все его прежние истерики. Потому что она… вздрогнула. И замерла. А потом, спустя минуту осторожно отстранилась от него и напряжённо вгляделась ему в глаза.