Trip - Факофский Дмитрий - Страница 19

Вот и моя станция, приехал. Выхожу из метро, поднимаюсь на экскалаторе, слушаю музыку, которая играет здесь всегда и будет играть и после нас. Вкусы у работников метрополитена не меняются. До суда еще надо идти пешком. Солнце уже стоит высоко и понемногу пробивается сквозь тучи, которые еще недавно плакали дождем. Иду, осторожно ступая на желтые и красные листья. Они такие красивые и символичные. Все в нашей жизни состоит из символов: каждый листочек, каждая капля дождя, каждая старая газета в канаве. И эти символы, как и людей, которые являются также символами, можно читать, главное научиться этому и хотеть этого. Я будто очарованный останавливаюсь, так как увидел лист упавший с какого-то дерева. Для многих из людей, которые спешат по своим делам, это обычным листочек, для меня — нет. Поднимаю его и смотрю на него: немножко уже подгнивший, желтого цвета с красными и черными вкраплениями, на нем капли дождя и кусочки грязи. Читаю в нем жизнь, которая понемногу угасает, но еще есть, есть как надежда. Затихающая жизнь в мире мертвых. Когда-то этот листочек был зеленым и живым, висел на своем дереве, смотрел на этот мертвый мир и грустил. Может это печаль его убила, а не осень? Осторожно, будто ребенка, кладу его на то место, откуда взял. Иду дальше и думаю о нем еще долго.

Работаю я в маленькой комнате: восемь на четыре метра. Со мной еще работают три человека женского пола, одну из них звать Еленой — она самая молодая и секси чикса из всех. Другие две — толстые, но веселые. У Елены белокурые, волосы, печальные голубые глаза. Она маленькая и хрупкая, но, к сожалению, уже состоит в браке. Она старше меня на два года. Мы понравились друг другу когда увиделись впервые. Я понравился ей, так как вызвал у нее материнские чувства, я выгляжу моложе своих молодых лет. Прежде меня это бесило, сейчас, когда уже нет такой вещи, которая могла бы вывести меня из психического равновесия, я нахожу в этом свои преимущества и стараюсь использовать это. Женщины — это слабые существа, поэтому естественно то, что больше всего в них преобладают материнские чувства, им позарез необходимо иметь под рукой того, о кого можно заботиться: ребенка или парня, который похож на ребенка. Елена нашла проявления этого в моем лице. Елена мой непосредственный начальник и благодаря нашей взаимной симпатии, не сильно напрягает меня работой и смотрит сквозь пальцы на то, что во время рабочего времени я работаю над книгой, каждый раз опаздываю и иду домой раньше, чем нужно. Во время обеденного перерыва мы вместе пьем кофе и разговариваем о последних новостях в мире музыки или кино. Не знаю, может потому, что она замужем, я никогда не приглашал ее на свидание. Дело не в том, что это в ее глазах будет неправильным, это меня беспокоило меньше всего, дело в том, что я не хотел делать ей плохо. Я всегда стараюсь не подводить людей и не делать им плохо. Вот и сейчас, я валяю, во время работы, дурака и знаю, что когда меня уволят (а это уже будет скоро), Елене из-за меня влетит. Из-за этого мне немножко стыдно. Но не могу ничего с собою поделать. Я вхожу в комнату и всех приветствую. Елена уже здесь и смотрит на меня своими печальными глазами и не говорит мне замечания за то, что я снова опоздал.

Сажусь за свой стол, вижу пачку дел, которые надо просмотреть и начинаю медленно это делать, мне некуда спешить.

Я не люблю эту работу, особенно из-за того, что работать приходится в коллективе. Любой коллектив убивает в человеке личность, любая работа убивает в нас человеческое начало. Я уже не ощущаю себя человеком. Нет! Я машина! Машина из костей, мяса, крови и другой анатомии. Я работаю в этой сраной машине правосудия, я пишу эти бумаги, за копейки решаю дела на миллионы и ценой в человеческую жизнь. Никакой фантазии, никакой импровизации, слепое копирование бланков и образцовых документов, постоянное производство, процесс производства, который напоминает секс, у которого нет конца.

Когда Елена идет на судебное заседание, достаю свою тетрадь и начинаю работать над книгой. Уже пять вечера, до конца рабочего дня еще целый час, но я, как всегда, иду домой раньше. Говорю всем: «Покеда!»

Иду к метро, солнце уже село и на улице достаточно темно, только слабый свет фонарей охватывает своим тусклым светом небольшие круги.

3

Приезжаю домой, захожу и вижу Грека, который возвратился раньше меня — это удивительно. Глаза у него возбужденно блестят.

— What's up, дорогой? Давно не видел такого огня в твоих глазах.

— Слушай, вобщем сегодня будут классные чиксы. Они со мной раньше в одной школе учились, но на несколько лет младше. В общем, молоденькие ранеточки, как раз нашему Диме-бэйбику такие нравятся, гыгыгы.

— Молоденькие? Классно. А они как, нормальные?

Грек любит измерять женскую красоту по десятибалльной системе, эти, по его словам, тянут на восемь-девять балов. У нас с Греком разные вкусы относительно женщин, поэтому не хочу с ним спорить.

— Ты где таких в своей Каховке откопал гыгыгы?

— Бля, не пизди много, я тебе говорю, что телки классные. У тебя есть немного рубаксов домазать?

— Ради чего я буду домазывать? Есть перспектива им всунуть? Я уже вышел из того возраста, чтобы платить девушкам только за эстетическое удовольствие. Я плачу либо тем, кто мне нравиться, либо тем, кто дает.

— А ты типа не знаешь что такое провинция? Ты им прогрузи там про Париж, хуе-мое и все такое, они и так охуевшие от Киева, тут понты бросим и телки сами бля полезут.

— Целки?

— Хуй его знает, но не поношенные — это точно. Веселые такие девочки, выпить и погулять любят.

Я понимаю что вечер, как и ночь, будет веселым. Грек заведен и летает по квартире. Сует мне в руку деньги и говорит, чтобы я бежал в круглосуточный магазин и купил пива и вина. Я докладываю еще двадцать рубаксов и не спеша иду. Беспокоиться на счет резинки мне не надо, у меня еще есть две штуки, у Грека может и нету, но он меня не просил ничего покупать. Магазин находится через дорогу. Под ним сидит дед Иван, здороваюсь с ним. Захожу и покупаю вина и пива. Потом сажусь возле деда Ивана и даю ему бутылку пива, открываю одну и себе о железный мусорный бак. Дед Иван благодарит меня и открывает свою бутылку профессиональным движением ключа. Сидим пьем пиво, смотрим на звезды, которые едва видно сквозь тучи и преимущественно молчим."Как дела, дед?" — спрашиваю у Ивана. "Хорошо сынок, только вздрагиваю от картин настоящего и с надеждой жду будущего, " — шутит дед Иван.

— Нахуя ждать то, чего нет?

Потом пьем пиво молча. Каждый думает о свое. Дед Иван о том, что скоро зима, а у него нет теплого пальто. Я о том, что чиксы уже наверное пришли, а экспрессивный Грек уже психует, ожидая меня.

Я встаю, крепко пожимаю руку деду Ивану прощаясь с ним. От деда неприятно воняет, как бы какую хуйню через рукопожатие не подцепить, надо будет их вымыть хорошенько. Подхватываю обеими руками свой пакет со спиртным и отправляюсь домой.

Как я и думал, Грек начинает кричать на меня, а я лишь улыбаюсь. Стол уже накрыт. Грек поставил на него колбасу, сыр, пару консервов из овощей, фаршированные яйца, пару плиток шоколада и спиртное. Грек убежал в ванную комнату наводить марафет. Ебарь хренов. В восемь звонок в дверь извещает о том, что наши гости пришли. Девочки — классные. Наташа — черненькая, Юля — блондиночка. Юля с самого начала нравится мне больше, поэтому сажусь возле нее. Грек берет себе Наташу.

Наташа повыше, черные достаточно длинные волосы, голубенькие джинсы и джинсовый модный жакет.

Юля пониже тоже худенькая, но Наташа вообще скилетик. У Юли длинные светлые волосы перехваченные заколкой в косичку. На ней аля-реперские штаны со множеством карманов и белый реглан.

Реглан и жакетки сразу же снимаются и девочки остаются в секси тишотках.

Девочки оказываются без комплексов. Много и хорошо пьют, быстро пьянеют, не заставляя нас ебать себе мозги разными тупыми базарами. Я понемножку прижимаю Юлю к себе, ощущаю тепло ее тела и начинаю ей на ушко нашептывать разную хуйню о Париже. В общем, кидаю панты. Будь она киевлянкой, я был бы уже давно послан. Юля очарована моими рассказами, она никогда не была в Париже и вряд ли будет, так что проверить мои тупые базары не сможет. Я читаю ей стихи по-французски, в провинции она никогда не слышала такого и не ощущала ничего подобного. Наши тела становятся все ближе и губы наши встречаются.