Исповедь Мотылька (СИ) - Субботина Айя - Страница 8

В спальне просто невероятно огромная кровать под балдахином.

Отдельная гардеробная.

Туалетный столик из какой-то сливочно-кремовой породы дерева.

— Ну? — Олег смотрит с немым вопросом, пока проскальзываю в зимний сад. — Что скажешь?

Здесь много зелени, много экзотических цветов, отдельный островок для кактусов и суккулентов, деревца, фонтан, плетеная мебель.

— Большой… домик для Барби. — Вот и все, на что я способна.

— Двести сорок квадратных метров, — профессионально озвучивает Марина. — Индивидуальный дизайн, элитная мебель, самый лучший вид в городе. Два парковочных места.

Двести… сколько?

— Предыдущий владелец делал это в подарок для дочери, но она вышла замуж за английского лорда, так что… — Марина делает такое лицо, словно девушка продала душу дьяволу. — У квартиры был только один владелец, но по факту здесь так никто и не жил.

Я не знаю, что сказать.

В голове не укладывается запредельная цифра метража. Здесь можно ездить на маленьком автомобиле.

— Марина, я бы хотел переговорить с Ви наедине, — намекает Олег, и девушка почти мгновенно исчезает.

Пока я разглядываю оформленный в виде деревца-бонсай миндаль, подходит ближе, выдерживая дистанцию в пару метров.,

— Олег, ты же это не серьезно? — Я не кривлю душой. — Это какой-то… спектакль?

— Спектакль? — не понимает он. — Ви, если тебе нравится квартира — она твоя.

— У меня есть жилье.

Олег поднимает бровь с таким видом, словно я сказала какую-то глупость.

— Пуговица, туда ты не вернешься. Не нравится это жилье — посмотрим другое. Есть еще пара вариантов, но мне почему-то показалось, что эта квартира как раз для молодой художницы. — И даже рта не дает мне открыть, пресекая очередную попытку возразить. — Ты — дочь моего лучшего друга. Это меньшее, что я могу для него сделать.

И как-то очень выразительно сжимает челюсти, как будто речь идет о старом невозвращенном долге.

Я правда не знаю, как реагировать на такой… внезапный и совершенно незаслуженный жест щедрости. В память о моем отце мог бы подарить плюшевого мишку и гортензии в горшке — и это было бы уместно. Этого было бы достаточно. Но квартира — больше, чем слишком. Даже если постараться не думать о том, как я буду за нее платить. У меня и близко нет таких доходов, и точно не предвидится в ближайшее время. Или даже в ближайшую пару жизней.

Хотя, если позволить себе помечтать, я бы не могла представить места лучше, где бы мне хотелось жить. Жаль, что не увижу, как эти огромные панорамные окна наполняются светом.

— Олег, я не могу.

Он немного опирается на спинку дивана, скрещивает руки на груди — и какое-то время мы просто молчим.

Чувствую себя ужасной черной неблагодарностью.

— Ви, послушай. — Олег очень категоричным и скупым жестом пресекает мою попытку просто открыть рот. — И постарайся услышать. Павел был моим другом. Лучшим другом. Мы бывали в таких задницах, что и вспоминать не хочется на трезвую голову, и выбирались из них не каждый по отдельности, а вместе, помогая друг другу, хоть иногда приходилось тащить и за волосы, и за другие… гммм… не упомянутые при хрупкой девушке органы.

Мы пересматриваемся и, когда Олег замечает мою улыбку, с которой, как ни стараюсь, ничего не могу поделать, его лицо заметно расслабляется. Так лучше, потому что рядом с деловым Олегом Игнатовым такой, как я, делать вообще нечего. Не говоря уже о том, чтобы принимать от него подарки.

— Когда Пашка сказал, что будет отцом, знаешь, что я сделал? Я начал его отговаривать. Их с Таней. Мол, они молодые, мы еще вообще сопляки, еще только-только жить начинаем, на ноги становимся. Да и на родителей они не тянули даже с натяжкой.

Он немного виновато качает головой, но я и не думаю обижаться, потому что помню свою маму в то время, когда для нее вся кухонная наука начиналась и заканчивалась нарезкой хлеба.

— Тогда мы с твоим отцом впервые крепко повздорили. Он мне хорошо врезал. — Олег потирает челюсть, как будто чувствует тот удар до сих пор. — Сказал, что у него будет дочка, и что если я, баран, еще хотя бы слово скажу против их с Таней решения, он мне больше не друг. Так что пришлось заткнуться, хоть, чтобы быть честным до конца, я все равно остался при своем мнении. А потом появилась ты: такая сморщенная, маленькая и жутко крикливая. Первые недели у тебя, кажется, вообще не закрывался рот.

Снова улыбаюсь, вспоминая рассказы матери о том, как они с папой сходили с ума, потому что я не хотела спать ни днем, ни ночью, и что папина мама, моя бабушка, всерьез предлагала отвезти меня к батюшке и изгнать бесов.

— А потом меня пригласили в гости, — продолжает Олег, — и я впервые увидел тебя не на фотографии, а живую. Орущую даже громче, чем об этом рассказывал Пашка, а я всегда думал, что он преувеличивает. Марина пыталась тебя успокоить, а ты, кажется, кричала только сильнее. И как-то так получилось, что оказалась у меня в руках. И затихла.

Эту историю мне тоже рассказывали еще в детстве. И даже сейчас, хоть я с трудом помню папино лицо и голос, в голове сидит его сказанная по какому-то поводу шутку: «Вот тебе на ней и жениться, Олег, раз кроме тебя этой женщине больше никто не может закрыть рот».

— Я помню, ты называл меня своей маленькой невестой, — краснея, говорю я. Как будто речь идет о чем-то настоящем. В жизни каждой маленькой девочки есть ее взрослый «жених».

— Ви, ты никогда не была мне чужой, — как-то резко переводит тему Олег.

Ну да, для него тема жены болезненная.

— Так получилось, что человек, который был мне как брат… — Он замолкает, как будто не может подобрать нужное слово. — Что наши пути разошлись. Но если бы ты была моей дочерью, и если бы получилось так… как получилось… Пашка сделал бы то же самое. Поэтому, Пуговица, если квартира тебе нравится — она твоя. Обо всем остальном не беспокойся. Просто дай мне сделать то, что я должен сделать.

У него темно-серые глаза и морщинки лучиками в уголках глаз. Олегу уже сорок два, моему отцу было бы сейчас сорок четыре. Но я не могу смотреть на Олега, как на мужчину того же возраста, как на человека, который мог бы быть моим отцом или дядей.

Он просто Олег. Мой «жених». И я не представляю, что должно случиться, чтобы я смотрела на него иначе. Это детское обожание никуда не денется, оно вросло в меня, как опасный вирус. Наверное, в тот день, когда он впервые взял меня на руки.

— Мне очень нравится квартира, — сдаюсь я. — Это какой-то сон. Ущипни меня.

Олег расслабленно выдыхает.

— Значит, она твоя. И на сегодня, пожалуй, хватит острых ощущений. Может, запьем стресс чем-то безалкогольным?

— Двадцать один мне исполнилось еще в прошлом году, — напоминаю я. Неприятно царапает, что он для меня — просто очень красивый мужчина «немного за тридцать», а я для него все та же девочка, которой до сих пор нельзя алкоголь.

— Прости, Пуговица, но я слишком старый, чтобы пить с тобой спиртное. Так что, — он встает и делает галантный жест в сторону двери, — чай, кофе, горячий шоколад или молочный коктейль.

— Ты забыл, — говорю, проходя мимо и задерживаясь на мгновение, чтобы вдохнуть запах его парфюма. И снова ничего. Просто наглаженный до хруста хлопок рубашки. — У меня непереносимость лактозы.

— Сдаюсь, принцесса, — Олег миролюбиво поднимает руки. — Надеюсь, не разжалуешь в оруженосцы?

Глава восьмая: Эвелина

Когда Олег говорил о кофе, я представляла какое-то маленькое кафе из тех, которые разбросаны по всему городу практически на каждом углу. И только когда он привозит меня в закрытый клуб, и охранник на входе здоровается с Олегом по имени отчеству, понимаю, что в жизни моего «жениха» давным-давно нет места заведениям уровня ниже пяти звезд.

— Здесь готовят самый лучший кофе и чай в городе, — говорит Олег, пока я осматриваюсь по сторонам.

Здесь все выглядит богато, даже состаренные бирки на баночках с зернами кофе.