Исповедь Мотылька (СИ) - Субботина Айя - Страница 11

— Знаешь, я не обязана ни за что извиняться! — Вскакиваю из-за стола, глотая душащее негодование. — Я не сделала ничего плохого! Олег был добр ко мне как никто! Сделал что-то просто потому, что он может это сделать. И ничего не попросил взамен, потому что выше всего этого. Хочешь ты или нет, но я буду с ним общаться, потому что… потому что… Он мне нравится, мам! Очень-очень нравится!

Я не настолько влюбчива и беспечна, чтобы разбрасываться более громкими определениями тем чувствам, которые приятно ноют в моей груди, стоит вспомнить его стальной взгляд и аромат выглаженной рубашки, но это точно не благодарность за то, что вытащил меня из нищеты.

Возможно, встреча с Олегом просто вскрыла секретную коробку той маленькой девочки, которая смотрела на него, как на рыцаря мечты, и вдруг оказалось, что чувства к нему не развеялись как сладкий детский сон, а стали… настоящими?

— Ты уже взрослая, — продолжает рубить мама.

Всегда «включает» правильную, когда хочет меня наказать. Иногда хочется, чтобы просто дала подзатыльник и накричала, или устроила скандал. Да что угодно, лишь бы живое, а не вот это ее бесконечное: «Я не хочу, чтобы ты делала это, это и вот это, но будет в высшей степени не педагогично запрещать это напрямую, потому я сделаю такое лицо, что ты все сделаешь сама, а потом, если вдруг придешь с упреками, всегда могу сказать, что решение было за тобой, а я вообще не при чем».

— Да, мам. Я уже взрослая. И я жалею, что все тебе рассказала. Хотя бы раз в жизни ты могла порадоваться за меня просто так, а не потому что я принесла призовое место с Олимпиады.

— Я всегда радовалась твоим успехам, Эвелина, — с нажимом на нужное слово говорит она. — Но я не умею радоваться тому, что моя дочь ставит крест на своих мечтах, чтобы взамен стать должницей Игнатова.

— Его зовут Олег!

— Не повышай на меня голос, — пытается остудить она, но меня уже слишком сильно качает.

Я подозревала, что она не будет прыгать от счастья, когда я все ей расскажу, и все из-за какой-то чертовой недосказанности. О которой, если честно, уже совсем ничего не хочу знать.

Но мне и в страшном сне не могло присниться, что меня обзовут «должницей Игнатова».

Это еще хуже, чем его содержанка.

Никто не останавливает меня, когда несусь к двери, кое-как сую ноги в туфли и на ходу набрасываю пиджак. Мать точно не будет звонить первой — мы и раньше цапались, хоть и не так серьезно, но первый шаг всегда делала я.

Пора прекращать прекрасную семейную традицию быть все время виноватой стороной.

Я несусь по улице в сторону метро, и не сразу понимаю, что телефон в сумке «орет» уже которую минуту подряд. Сначала даже поддаюсь наивной детской вере, что это мама и она попросит у меня прощения.

Но это Олег.

Когда подношу трубку к уху слышу такой долгий выдох, как будто он права волновался, почему я долго не отвечаю. Или это просто моя больная фантазия? Шепот маленькой глупой девочки, которая давно уже мысленно перевязала рыцаря своей лентой?

— Все хорошо, Пуговица? — Слышу щелчок зажигалкой.

Не помню, чтобы Олег курил.

— Да, все хорошо, — изо всех сил улыбаюсь в ответ. — Просто была у мамы и… в общем…

— И…? — как-то очень осторожно подталкивает он.

— Она считает, что теперь я стала чем-то вроде твоей содержанки. Хотя, конечно, вслух этого не сказала.

— Узнаю Татьяну, — без намека на веселье хмыкает Олег. — Мне очень жаль, что стал камнем раздора.

— Не говори так! — слишком громко выкрикиваю я. До сих пор на нервах после слишком эмоционального разговора с мамой. И все это прет из меня, словно цунами. — Ты не сделал ничего плохого, ты… я… благодарна тебе очень! Она не имеет никакого права думать о тебе всякие гнусности!

— Шшшш, Пуговица, а то ты там, похоже, с шашкой наголо.

Меня больно царапает эта его попытка говорить со мной как с маленькой, даже с теми же, хорошо знакомыми еще с детства интонациями.

— Я уже не маленькая, Олег.

— Я в курсе, — уже немного расслабленно смеется он, и миролюбиво продолжает: — Хочу пригласить тебя на один благотворительный вечер в качестве моей спутницы.

— Да! — выпаливаю в ответ, мгновенно забывая и ссору с мамой, и свое плохое настроение.

Олег нигде и никогда не появляется с кем-то, кроме Крымовой.

Он всем известный закостенелый холостяк с железным табу на личную жизнь.

И он пригласил меня быть его спутницей.

Это не может быть просто так. И точно не в память об отце.

Глава одиннадцатая: Олег

Я только собираюсь сбежать из офиса пораньше, чтобы провести в спортзале еще один лишний час, когда секретарша по селектору сообщает, что пришел мой брат.

— Скажи ему, что я умер и сегодня как раз девять дней с этого печального события, — говорю в динамик, мысленно желая Денису всего… гммм… самого хорошего, но желательно в какой-то другой реальности.

— Я в курсе, — слышу в ответ знакомый мужской голос, — как раз пришел выразить соболезнования.

И почти сразу после этого, на пороге кабинета появляется его упакованное в какие-то модные тряпки почти двухметровое тело.

— Сорян, что без венка. — Денис демонстративно хлопает себя по карманам пиджака и разводит руками. — Забыл в машине.

— Для тех, кто без венков, приемный день в четверг, — все еще тешу себя надеждой выставить мелкого поганца.

С наглой рожей он просто разваливается в кресле напротив и начинает крутиться сначала в одну, потом в другую сторону, изредка притормаживая вращение ногой, разглядывая какой-то предмет интерьера.

— Когда я был тут в прошлый раз, этого серого говна на стене было, — наконец, озвучивает свой дофига важный вывод, тыкая пальцем в сторону метровой глиняной маски, которую на мой сорокалетний юбилей презентовал кто-то из бизнес-партнеров. — Там висело красное говно.

— Отрадно знать, что ты не тратишь время зря и приобретаешь полезные навыки сортировки экскрементов. Если пришел похвастаться — считай, тебе зачет. До свидания.

Но я говорю это скорее чтобы еще раз подчеркнуть, как меня раздражает его рожа в непосредственной близости для удара. Денис, если уж явился собственной персоной, значит, снова во что-то вляпался. Или промотался в ноль. В любом случае, теперь от него просто так не избавиться.

Мне было двадцать, а Денису — всего пять, когда умерли наши родители. Мы с Пашкой, отцом Эвелины, хоть и были зелеными шнурками, поймали волну и начали раскручивать собственный бизнес-проект, который неожиданно попер. Конечно, мне было не до того, чтобы потирать сопли пятилетнему мальчишке: нужно было мотаться по разным точкам, решать проблемы с банками, подключать большой бизнес. Ну и, конечно, в промежутках между всем этим, хотелось потусоваться с девочками, необремененными разными тяжелыми моральными ценностями. Брата я сначала спихивал на разных родственниц, некоторых из которых видел чуть ли не впервые в жизни, потом, когда им это надело, нанял домработницу, которая заодно выполняла роль няньки. Когда Денис пошел в первый класс, меня не было на линейке, потому что я летал в Прагу, чтобы додавить важных инвесторов, когда он закончил одиннадцатый — я подарил ему мотоцикл в качестве извинений за мое отсутствие на выпускной линейке. Потом «купил» ему место на факультет международных отношений и пару сессий, а потом его отчислили за то, что их с деканшей застукали в пикантной позе без трусов на ее рабочем столе.

Именно потому, что у меня за плечами всегда маячил призрак моего — будем честными — наплевательского отношения к воспитанию Дениса, я закрывал глаза на все его выходки. Держал в уме, что он стал таким из-за крепкой мужской руки, потому что рос без поддержки, пока я рвался заработать все деньги мира. Пару раз даже пытался его вразумить, но как оказалось, все эти психологи из телека не врут, когда предупреждают, что воспитанием ребенка нужно заниматься здесь и сейчас, а не откладывать на потом.