Надежда узника - Файнток Дэвид - Страница 110

– Догадываюсь. Ты что, не умывался?

– Мне не до этого. Сколько я тут сижу?

– Десять дней. Осталось одиннадцать.

Джеренс скорчил страдальческую гримасу.

– Можно, я приведу вам мистера Росса для беседы? – спросил меня Толливер за завтраком в офицерской столовой.

– Только не на капитанский мостик, – недовольно поморщился я. Зачем я позволил им себя уговорить? – И не в мою каюту. Где он сейчас живет?

– В двадцать девятой каюте на втором уровне.

– С кем?

– С Сулиманом Раджни, – усмехнулся Толливер. – Мы с мистером Каном решили, что они прекрасно поладят.

Несомненно, это идея Толливера. Только он способен на подобные выкрутасы.

– Ладно, зайду к нему после обеда.

Еда казалась безвкусной. После завтрака я битый час расхаживал по капитанскому мостику, обдумывая предстоящий разговор, и наконец заставил себя пойти в эту чертову каюту. Раджни там не оказалось, видимо, Толливер попросил его выйти. Томас Росс в спортивном костюме отдал честь и смутился, вдруг сообразив, что теперь этот жест для него лишен смысла.

– Слушаю, – сказал я, усаживаясь в кресло.

Он неуклюже подошел к койке, осторожно присел.

– Вас выпороли? – небрежно и в то же время жестко спросил я.

– Нет, сэр. У меня начались головокружения после того, как… Я неважно себя чувствую. Что-то с желудком…

Мы долго сидели в тишине.

– Мне нечего вам сказать, мистер Росс. Я пришел сюда по вашей просьбе, – напомнил я.

– Понимаете… У меня даже руки трясутся, смотрите. – Он вытянул вперед руки, словно на осмотре у невропатолога.

– Ближе к делу. – Я не испытывал к нему жалости. В конце концов, он довел себя до этого сам.

– Восстановите меня. Я не мыслю жизни без Военно-Космических Сил.

Это можно понять. Я на его месте тоже бы не знал, куда податься.

– Капитан, умоляю, простите меня. Я готов на все. Хотите, стану перед вами на колени?

– Не стоит. – Какого черта я пришел сюда? Надо скорее уйти.

– Выпорите меня, сделайте со мной что хотите, но только восстановите на службе. Я больше не буду грубить.

– Мне не нужно пресмыкательство. Я требовал от вас лишь соблюдения офицерской вежливости.

– Умоляю! – в отчаянии вскрикнул он. – Ради бога! Сжальтесь надо мною!

– Что вы так убиваетесь? Разве свет клином сошелся на армии? Перед вами много путей.

– Когда вы уволили меня, я чуть не потерял сознание. Тогда я по-настоящему понял, какое значение имеют для меня Военно-Космические Силы. В Оттаве, когда я учился в школе, мать ругала меня за то, что я играл в компьютерную игру «Академия», вместо того чтобы делать уроки.

Я не смог сдержать улыбки.

– За что вы так презираете меня?

– Я не презираю, – замямлил он, – вернее, теперь уже, просто, я понял, что…

Ненавижу вранье! Я направился к двери.

– Ладно, скажу! – в отчаянии крикнул он мне в спину. – За то, что вы убили мистера Хольцера!

Я обернулся.

– Но другим этот факт не помешал соблюдать вежливость.

– Простите, я не хотел…

– Говори, черт возьми, всю правду!

– Я считаю вас предателем. Вы устроили ядерный взрыв. Хольцер был ваш друг, а вы его не спасли.

– Я не мог его спасти.

– Боже мой, мне опять плохо. – Его чуть не вырвало, но он нашел силы сдержаться. – Для меня космический флот… Это все, весь смысл моей жизни. Но я не могу смириться с тем, что на нем служите вы.

– Я тоже, – прошептал я.

Тишина прерывалась лишь его всхлипами. Наконец я решился спросить:

– Что вам сказали Толливер и мистер Кан?

– Лейтенант Кан предупредил, что будет ко мне очень строг, если вы восстановите меня на службе.

– Странно.

– А мистер Толливер объяснял, что надо быть вежливым с любым капитаном. Ведь вы во время полета являетесь представителем Адмиралтейства и самого ООН, к которым мы обязаны относиться с почтением.

– А сами вы этого не знали?

– Знал, сэр. Просто… Понимаете, я считал своим долгом перед мистером Хольцером отомстить вам за его гибель. Слава Богу, казни через повешение проводят публично. Я обязательно приду посмотреть на вашу казнь, а потом отпраздную ее. Вот та правда, которую вы от меня требовали!

Это уже слишком! Пора кончать этот дурацкий разговор.

– Сообщу вам свое решение через неделю, – сухо сказал я и встал.

– Ждать целую неделю?! – мученически скривился Росс.

– Или больше.

– Я не выдержу. Я все время один, Раджни со мной не разговаривает, офицеры тоже.

Вдруг меня осенила мысль.

– Можете зайти в девятнадцатую каюту.

– К сынку Бранстэда?

– Да, ему тоже не с кем поговорить.

Толливер буквально нянькался с Алексом Тамаровым, настойчиво превращая его в полноценного лейтенанта. Поначалу Алекс сопротивлялся такому нажиму, как ему казалось, слишком бесцеремонному, но постепенно переменил свое отношение и начал учиться с большей охотой.

Через неделю я разрешил Томасу Россу надеть гардемаринскую униформу. Когда он прибыл для дежурства на капитанский мостик, я прочитал в его глазах не только облегчение, но и подавленность, горечь вынужденного подчинения деспоту. Завязывать разговор я не стал, ушел в свою каюту.

Вечером я навестил Джеренса. Еще в коридоре я услышал яростную дробь в дверь и мольбы об освобождении, а когда открыл дверь, Джеренс пытался прошмыгнуть мимо меня, но я вовремя его схватил. Пробирка с наркотиком лежала на постели.

– Мистер Сифорт, можно я выпью из нее хоть немного? – запричитал он.

– Конечно. Можешь высосать всю.

– Спасибо! – Он бросился к наркотику и вдруг замер. – А как же служба?

– О службе тогда не может быть и речи.

– Смотрите, что вы со мной сделали! – снова заголосил он и протянул ко мне дрожащие руки.

– Это абстинентный синдром. Пустяки, прими немного наркотика и дрожь как рукой снимет. – Я повернулся к двери.

– Не уходите! – взвыл он. – Пожалуйста! Я так долго терпел, нет больше сил.

Мне снова вспомнился Нэйт. С чего бы это? Дурацкое сравнение.

– Подожди еще, Джеренс. Завтра я опять навещу тебя.

– Расскажете мне интересную историю? Томас не знает историй.

– Я тоже больше не знаю, все уже рассказал.

– А папа рассказывал мне сказки, когда я был маленький. Я забываю о наркотике, когда вас слушаю.

– Ладно, буду рассказывать тебе истории, но не каждый день.

О чем я ему буду рассказывать? Сочинять, что ли?

Трения между гардемаринами уменьшились, Толливеру стало легче. Берзель научился выслушивать упреки и критику мужественно. По крайней мере, заплаканным я его видел только однажды.

Алекс прилежно учился, но лейтенантом был все еще никудышным. Я понял, дорасти до этого звания за время полета он не успеет. Алекс и сам догадывался об этом. Кончится полет, и его отправят в отставку. Однажды, когда Толливер отлучился и мы с Алексом остались на капитанском мостике, он завел разговор на эту болезненную для нас обоих тему:

– Мистер Сифорт, ничего из этой затеи не выйдет.

– Не отчаивайся, Алекс, учись.

– Без подсказок Толливера я даже не могу правильно сделать запись в бортовом журнале.

– Тесты показали, что твой интеллект остался на прежнем уровне, так что не падай духом, со временем научишься.

– Я знаю, вы не любите выслушивать жалобы.

– Вот и не жалуйся. Старайся из всех сил, выполняй свои обязанности добросовестно.

– Старайся! Добросовестно! – передразнил Алекс. – Достали вы меня уже поучениями! И Аманда тоже, как попугай, все твердила: старайся, добросо… – Он запнулся, побледнел, зашептал:

– Аманда…

– Ты помнишь?! – У меня волосы зашевелились.

– Как я тогда ненавидел Филипа! Сэр, я же вспомнил! Он погиб, когда мы летели на «Порции», так ведь? Так?!!

– Так, – улыбнулся я. Слава тебе, Господи!

– Вспомнил! – заорал он и пустился в пляс.

– Полегче, лейтенант.

– Эх, сэр! – Он сграбастал меня в объятия.

– Спокойней, Алекс, – замямлил я, но оттолкнуть не посмел, наоборот, похлопал его дружески по спине.