Надежда узника - Файнток Дэвид - Страница 104

– Хорошо. Согласен.

– Прошу вас отстранить меня от служебных обязанностей.

– Почему?! – Я был потрясен. Разумеется, командир корабля имеет право отстранить любого офицера, и тогда он станет простым пассажиром. При этом прерывается офицерский стаж, поэтому отстранение является тяжким наказанием.

Лицо Стейнера окаменело.

– Капитан, в отличие от Кана, я не могу заставить себя подчиняться вам, не показывая своего истинного отношения.

– А если я откажу?

– Тогда я буду выполнять свои обязанности столько, сколько смогу выдержать.

Вот к чему привела моя ложь! Может быть, рассказать им всю правду?

– Мистер Стейнер, Вакс…

– Не смейте произносить его имя! – выпалил он, побледнел, но быстро взял себя в руки. – Извините.

– Уходите.

– Есть, сэр. Вы удовлетворите мою просьбу об отстранении?

– Вон отсюда!

Опять я остался в одиночестве, в гробовой тишине. Разбирательство проходило на капитанском мостике. Росс взял всю вину на себя.

– Чем мистер Фуэнтес вас обидел? – спросил я.

– Ничем, сэр.

– Бортовой журнал свидетельствует, что под командованием капитана Хольцера таких срывов у вас не случалось, – настаивал я. – Что с тех пор изменилось?

– Не имею понятия, сэр, – с подчеркнутым презрением процедил Росс.

Одна дерзость – когда он назвал меня убийцей – сошла ему с рук, вторую прощать нельзя.

– Отправляйтесь к лейтенанту Стейнеру и передайте ему от меня привет. Буду посылать вас на порку до тех пор, пока не образумитесь, – холодно сказал я.

– Мне уже восемнадцать! – в отчаянии воскликнул он.

– Но ведете вы себя, как кадет первого курса Академии. Идите.

– Есть, сэр. – Подавив негодование, Росс отдал честь, повернулся кругом и вышел.

Это послужит ему хорошим уроком. Военная служба – не самое удачное место для демонстрации амбиций.

Порядок среди гардемаринов был обязан поддерживать Толливер, но теперь настало время вмешаться и мне. Я вызвал Толливера и Фуэнтеса. Когда они встали передо мной навытяжку, я не стал давать команды «вольно», грозно насупился на Фуэнтеса и строго спросил:

– За что вам дали шесть нарядов?

– За грубость по отношению к мистеру Россу, сэр, – отчеканил Рикки, краснея.

– Чем вы его оскорбили?

– Пожалуйста, сэр, можно я не буду отвечать?

– Еще один наряд за неподчинение, мистер Фуэнтес. Чем вы оскорбили мистера Росса?

– Извините, сэр. Он сказал мне, что у меня не правильно завязан галстук, а я сказал ему, что теперь это его не касается.

Я попытался поймать взгляд Толливера, но он смотрел прямо перед собой. Выражение его лица было непроницаемым.

– Если ваше поведение, мистер Фуэнтес, еще раз привлечет мое внимание, я выпорю вас сам. Идите. – Дверь за ним закрылась. Я сердито посмотрел на Толливера. – Итак?

– Это вопрос? – холодно спросил он.

– Не выводите меня из терпения! Что, черт возьми, происходит?!

– Рикки пытался выяснить, на какое расстояние он сможет пихнуть Росса. Это их дело, я не вмешивался.

– Вольно. – Я отвернулся и произнес, обращаясь к темному экрану:

– Жаль.

Потянулись напряженные секунды молчания. Первым не выдержал Толливер.

– Что вы хотите сказать, сэр?

– Я терплю вас, Эдгар, потому что заслужил такое наказание. А вот они не заслужили.

– Не понимаю, о чем идет речь.

– Когда полет закончится, вы увидите свою мечту наяву: меня поведут в наручниках. Моя карьера закончена, как и моя жизнь.

– Моя карьера тоже сломана. Кому нужен бывший лейтенант, разжалованный в гардемарины?

– Речь не о нас. Что будет с этими парнями, которыми вы руководите? Их жалко.

Толливер мрачно молчал. Я развернул к нему свое кресло.

– Скажите, что вы чувствовали в тот день, когда стали лейтенантом? – спросил я.

– Это не передать словами, – горько усмехнулся он. – То был счастливейший день моей жизни.

– А они никогда не испытают этого счастья.

– Почему? У них все еще впереди, со временем…

– Они не станут лейтенантами, если будут подражать вам!

– А вы достойный командир? Вы взорвали станцию, а что толку? Рыбы все равно нападут на Надежду.

– Бог с вами, что вы несете? Когда мы улетали, там не было ни одной рыбы!

– Тогда – не было.

Что, если Толливер прав? Неужели я совершил это ужасное преступление напрасно? Какой кошмар!

– Я не прощу вам этого, – продолжал Толливер, – но я хотя бы понимаю ваши мотивы, а Кан, Стейнер и Росс не понимают. Я знаю, что вы солгали им насчет Вакса.

– Это не ваше дело. – Я отвернулся к дисплею, как бы случайным жестом незаметно смахнул предательские слезы. Неужели взрыв был напрасен?

– А что касается гардемаринов… Я попробую, сэр.

– Спасибо, Эдгар.

Мы сидели в тишине. Мне трудно было говорить, меня терзали сомнения.

– Разрешите идти, сэр? – наконец спросил Толливер.

– Конечно.

Он встал, козырнул, пошел, но задержался у двери, спросил:

– Почему вы позволяете им так относиться к вам?

– Кому? – тупо спросил я.

– Всем офицерам. Они даже не пытаются скрывать своего презрения.

– Они имеют право меня презирать.

– Вы командир корабля! Наведите порядок!

– Прикажете начать прямо сейчас? С вас?

Он горько улыбнулся. Я махнул рукой – уходи, не трави душу.

Наконец моя вахта на капитанском мостике закончилась. Я уговорил Анни пойти в пассажирскую столовую. После ужина и бессодержательной болтовни с пассажирами, не побрезговавшими сесть за мой стол, я проводил Анни в комнату отдыха, а сам пошел в карцер. Он не охранялся, потому что кроме Джеренса там никого не было. Я набрал код на замке, вошел. Мальчишка сидел на полу, хотя в камере были и стул, и кровать.

– Ну как, прошла дурь? – поинтересовался я.

– Я уже месяц тут сижу, выпустите, – начал канючить Джеренс.

– Не месяц, а неделю. – Я сел на стул. – Что с тобой делать?

– Ничего.

– Зачем ты так?

– Что «так»?

– Принимаешь наркотики.

– Да просто.

– Ты становишься наркоманом. Неужели тебе наплевать на самого себя?

– Разве это жизнь? Не хочу быть плантатором! Ненавижу плантаторов, ненавижу вас, ненавижу всех!

– Капитан, – раздался из настенного динамика голос Аркин, – лейтенант Кан просит вас зайти к нему в каюту! Срочно!

Проклятье! Даже в карцере нет покоя! Я поспешил на первый уровень в каюту, где жили Кан и Алекс. Дверь была распахнута настежь. На кровати, обхватив голову руками, сидел Алекс. Кан молча показал мне на веревку, привязанную к креплению люстры. Под петлей стоял стул.

– О Господи, прости его, – прошептал я.

– Я вернулся за дискетой… Мистер Тамаров стоял на стуле, – сбивчиво рассказывал Кан.

– Алекс, зачем ты это сделал? Почему не пришел ко мне? Я бы тебе помог…

– Не нужны мне твои подачки! Только я начал осваиваться в Сентралтауне, учиться работать на компьютерах, как ты забрал меня оттуда. Кончится полет, и кому я там, на Земле, буду нужен? Что буду делать? Кем работать? Я ни на что не годен.

– Алекс, я устрою тебя, все будет хорошо.

– Не нужна мне твоя благотворительность!

– Это не благотворительность.

Алекс умолк, угрюмо уставился в пол. Наступила неловкая тишина.

– Отведите его в лазарет, – попросил я Кана, – я сейчас же позвоню доктору Заресу и все ему объясню.

Когда они вышли, я закрыл дверь и снял трубку.

Через пару часов я вспомнил о прерванной беседе с Джеренсом, пошел в карцер. Джеренс все так же сидел на полу.

– Что там стряслось? – вяло поинтересовался он.

– Не твое дело.

– Вы прямо как мой папаша, – огрызнулся он.

– Не смей так говорить о своем отце!

– Простите, погорячился, когда сказал, что ненавижу вас.

– Спасибо. Джеренс, твой отец просил меня позаботиться о тебе, но я не знаю, как это сделать.

– Не надо обо мне заботиться. Мне уже четырнадцать лет.

– Где ты достал наркотики?

– Из рюкзака, – ехидно ухмыльнулся он. – Вы же не догадались его проверить.