Беглая (СИ) - Семенова Лика - Страница 6

Крес развлекался уже три часа, глядя на мои мучения. А я с трудом держал себя в руках, чувствуя, что еще немного — и кого-нибудь пришибу. Следовало бы начать с коллегии Эйдена, с этих чванливых стариков! Неужели в этой помойной яме так сложно найти хоть сколько-нибудь сносных женщин? Ни одной? Или они их… прячут?

Я повернулся к Кресу:

— Тебе смешно?

Тот поднял руки, демонстрируя открытые ладони:

— Нет… — но, тут же, прыснул со смеху, — прости, да. Пытаюсь понять, из какой шахты они выкопали этих уродин. Последняя — особенно удалась. — Он посерьезнел и развел руками: — Но это не Фаускон, Тарвин. Придется выбрать из того, что есть.

Я потер надбровья, медленно выдыхая — пытался успокоиться. Не получалось — мы теряли время в этой дыре по милости трех безмозглых сучек.

Я посмотрел на Креса:

— Тебе не кажется, что они могут их прятать?

Тот неожиданно задумался, широкий лоб собрался гармошкой. Кузен какое-то время потирал квадратный подбородок, наконец, покачал головой:

— Не думаю. Не посмеют. Эти старики едва не обоссались перед тобой. Они отдадут собственных дочерей, лишь бы мы убрались. — Он с сожалением покачал головой: — Помойная яма, Тарвин. Придется смириться, потому что мы сразу нырнем во врата — остановок не будет. Ты не можешь явиться на Фаускон совсем без Теней — это слишком унизительно. Тем более, для тебя.

Я кивнул — чертов сукин сын прав…

— Сколько еще осталось?

Крес подался вперед и раскрыл информационную панель. Потыкал пальцем.

— Семеро.

Я нахмурился, чувствуя, как внутри заклокотало:

— Семеро? Ты издеваешься? Я ничего не выбрал.

Крес лишь развел руками и повел бровью:

— Эта была двести тринадцатая. Коллегия предоставила всего двести двадцать женщин. Нужно выбрать троих. Из того, что есть, Тарвин…

Я усмехнулся:

— Кого из них ты бы выбрал для себя?

Крес развел руками:

— Никого. Ты прав, но, в этой помойной яме все более-менее смазливые девки становятся обычными шлюхами. Тут для женщин мало работы. Коллегия Эйдена не может оскорбить тебя, предложив шлюху. Бери любых, ты все равно заменишь их, как только женишься.

Я не сдержался, схватил Креса за ворот куртки и дернул:

— А как я буду выглядеть, когда в порту за мной сойдут… такие Тени?

Тот убрал мою руку:

— Временные Тени. К тому же, инцидент не скрыть — об этом наверняка уже известно на Фаусконе, а во дворце охрипли от сплетен. Сам знаешь. Не помню случая, чтобы Тени пытались бежать в таком количестве. Дядя наверняка в ярости, но тебя поймут. И потом… — Крес похлопал меня по руке, — эту досадную мелочь совсем скоро забудут, когда ты, наконец, законно принесешь Асторе Нагурнат. Советую думать об этом.

Я откинулся на спинку кресла и потянулся к пастилке омадилиса на убогой стойке зала коллегии Эйдена. Она легла на язык, холодя приятным покалыванием. Нагурнат — это весомый довод, но… Я посмотрел на Креса:

— Признайся, ты видел ее?

— Кого?

— Эту принцессу Нагурната?

Крес скривился, покачал головой:

— Нет, откуда?

— Твой отец курирует ее обучение…

— Ее никто не увидит до положенного срока. Таковы правила. Не понимаю, к чему ты ведешь.

Все он понимает… И чую нутром — врет.

— Ходят слухи, что эта Амирелея Амтуна уродлива.

— Пф… — Крес выпустил воздух сквозь зубы и закатил глаза. — С чего ты взял? Откуда вообще могут взяться подобные слухи? И потом: не все ли равно? Главное — кровь. Для остального существуют Тени, и множество других женщин. Любых женщин, которых наследный принц Астора вправе только пожелать. — Крес ободряюще улыбнулся: — Давай покончим с нашим делом. Выберем троих самых сносных девственниц и уберемся из этой вонючей задницы. Нас ждет Фаускон. — Он повернулся к своему секретарю: — Грумедис, давай сюда следующую шлюху.

И эта была немногим лучше… Но хотя бы свежая, с чистой кожей и упругой задницей. И хотя бы девственница — хоть какая-то компенсация за никчемную внешность. Не уверен, что захочу ее, но, похоже, самое приличное они нарочно оставили напоследок.

Я повернулся к Кресу:

— Отметь эту.

Тот воодушевленно кивнул:

— Ну, вот! Дело пошло.

Но Крес рано радовался — я сумел выбрать лишь двоих из двести девятнадцати. На последнюю не стоило даже надеяться. Вдруг Грумедис засуетился, вышел из зала, вернулся с крайне удрученным видом:

— Ваше высочество, это были все женщины.

— Коллегия предоставила двести двадцать.

Грумедис кивнул:

— Все так, ваше высочество, но двести двадцатая не явилась.

Я с недоумением посмотрел на секретаря:

— Что значит «не явилась»? Она что, умерла?

Грумедис пожал плечами:

— Не могу знать, ваше высочество, но сейчас все выясню.

Крес хмыкнул:

— Она наверняка не стоит внимания. Выберем из остальных, и в задницу эту помойку!

Я покачал головой:

— А это уже не важно, Крес, — она не подчинилась приказу. Моему приказу. Я хочу, чтобы ее приволокли за волосы, какой бы она не оказалась. Это уже не важно. Я решу, что с ней делать.

Кузен лишь повел бровью, признавая мою правоту:

— Ради справедливости стоит сказать, что это был приказ их коллегии.

— Но коллегии отдал его я! И здесь это понимает каждая собака.

Крес скривился:

— Видимо, не каждая…

Грумедис вернулся с фактуратом, вывел данные на информационную панель:

— Женщина жива и здорова, ваше высочество. По крайней мере, на момент оповещения. Она просто не явилась. Причину уточнить не могу. Вчера она получила оповещение на своего фактурата, но не подтвердила его. Видела, но не подтвердила. Полагаю, это не случайность, ваше высочество.

Внутри закипало. Моему приказу не подчинилась женщина. Женщина! Какая-то безродная рвань с этой мусорной планетки не подчинилась приказу Тарвина Саркара! Я подался вперед:

— Грумедис, покажи мне ее.

— Пару мгновений, ваше высочество.

Крес прыснул со смеху:

— Бьюсь об заклад, что она тощая и остриженная! — Но он тут же подался вперед и присвистнул: — Ни хера себе…

Крес был прав, я не ожидал увидеть… такое. И ярость тут же зажгла виски: как она посмела не явиться? Единственная, кто здесь чего-то стоил! С информационной панели смотрела стройная белокожая суминка с водопадом снежных волос и глазами цвета аметиста. Тонкая шея, изящные ключицы. Откуда бы ее сюда не занесло, но девка была породистой — это чувствовалось безошибочно. Эта мерзавка была красивее всех Теней, которые у меня когда-либо были.

Крес разочарованно отстранился:

— Наверняка, шлюха, пусть и не самая дешевая. Не удивлюсь, если ее драли всем Эйденом.

Грумедис поджал губы, покачал головой:

— Такая деятельность в сводке не значится, мой принц.

Я стиснул зубы, чувствуя, как при одном взгляде на проекцию этой дряни теплеет в животе. Что будет, когда она окажется рядом? Если только проекция не врет…

— Вышли приказ. Пусть явится немедленно. Прикажи от моего имени.

Грумедис тыкался в настройках фактурата, но через некоторое время покачал головой:

— Невозможно, ваше высочество. Ее фактурат отключен со вчерашнего дня. Устаревшая модель, но он исправен. Смею предположить, что и это сделано намеренно.

Намеренно… Это не укладывалось в голове. Я посмотрел на Креса:

— Я трачу свое время, а эта дрянь смеет не подчиняться приказу? Моему приказу? Найдите мне эту сучку. Мы не отчалим, пока она не взойдет на борт. Можете передать эту славную новость в коллегию Эйдена.

Крес помрачнел:

— Мы теряем время, Тарвин. Это не понравится его величеству.

Я кивнул:

— Я знаю. Но он поймет меня — приказами наследного принца Астора не пренебрегают. Тем более, немытые захолустные шлюхи.

6

Я никогда не любила эти скалы, но они словно притягивали, привязывали к себе. Бурые, острые, почти безжизненные. Я много раз думала о том, чтобы уехать с Эйдена, но по-настоящему так и не решилась. Сама не знаю, почему. Все время казалось, что здесь, на этой проклятой планете, есть что-то важное для меня. Но что — я так и не сумела понять. И с каждым днем, с каждым годом надежды на это понимание неумолимо таяли. Вместе с воспоминаниями. Гихалья говорила, что так мой организм защищался от перенесенного стресса после потери отца. Порой ей удавалось уверить меня, и я на время успокаивалась. А потом странная мешанина образов и чувств накрывала вновь. Словно сон, который еще видишь и осязаешь в липкой дремоте предельно реально, но, пробудившись, ощущаешь лишь странное чувство чего-то неуловимого, ускользнувшего. Как послевкусие… И оно зудит внутри, зудит. Порой кажется, что можно сойти с ума.