Беглая (СИ) - Семенова Лика - Страница 16

У меня зазвенело в ушах.

Он метнул на меня острый взгляд:

— Ты оглохла? Или настолько глупа? Я должен видеть свое приобретение.

Я не шелохнулась, лишь скрестила руки на груди, удерживая рубашку, и покачала головой. Я не шлюха из заведения суки Нимаины.

Он резко отстранился, занес руку к вороту рубашки, а я, улучив момент, дернула в сторону. Обогнула какую-то висящую в воздухе стойку. Внутри все обрывалась. Даже если я найду здесь дверь, за нею наверняка охрана. Да и покинуть это гигантское судно без посторонней помощи я не смогу. И чем сильнее я понимала, что это тупик, тем безумнее становилась.

Асторец не двигался. Демонстративно отвернулся:

— Ты можешь бегать, пока не свалишься от бессилия. Но ничего не изменится.

Я даже вздохнула с облегчением. На мгновение. Уже то, что он стоял немного дальше — облегчение. Пусть и секундное.

Я не поняла, что произошло. Услышала треск ткани, почувствовала голой кожей прохладу каюты. Еще мгновение — и я уже была прижата спиной к стене, чужая рука стискивала мои запястья над головой. От ужаса и возмущения я едва не задохнулась. Я чувствовала, что горю, кровь пульсировала в ушах в такт сердцу. Я оказалась обнажена до пояса. Кожа вмиг покрылась мурашками, соски сжались, и я готова была провалиться в самую кромешную бездну. Лишь бы не чувствовать на себе обжигающий взгляд этого чудовища. Если он дотронется — я закричу. Закричу так, что полопается стекло.

Но он будто издевался. Касался лишь взглядом. То презрительно-небрежно, то иступлено, безумно. Этот взгляд словно оставлял на коже зудящий раскаленный след. Я видела, как расширились его зрачки, как трепетали ноздри. А если он… прямо здесь? Прямо сейчас?..

Я лихорадочно облизала пересохшие губы, уцепившись за ничтожную надежду. Как я не подумала об этом? Может, он потеряет всякий интерес? Я дернулась, стараясь избавиться от его хватки:

— Я не девственница, — прозвучало, как крик о помощи, как последний аргумент. — Слышите?

Он неожиданно улыбнулся, сверкнув белым рядом зубов. Приблизился, едва не касаясь моего лица:

— Я знаю. Печально, но это можно пережить.

Он коснулся моей щеки, медленно проводил пальцем по губам, продавливая до зубов:

— Ты научишься быть такой, какой подобает Тени. Научишься подчиняться мне и исполнять все мои желания, как свои. У тебя есть время до завтра, чтобы подумать, как следует, и смириться. Завтра я хочу видеть тебя в своей постели. Другой жизни у тебя больше не будет.

14

Даже не верилось, что мы, наконец, отчалили с этой убогой планеты. Все были рады, особенно Крес. Я знаю, одна лишь мысль о неотвратимом приближении моей женитьбы пробуждала в нем нездоровое ликование. Боюсь, на Фаусконе его попросту разорвет. Он умел быть невыносимым. И сейчас, как никогда, открыто демонстрировал свое редкое превосходство. Но в этом случае я так и не понимал его радости. Мой брак отдалял от трона и самого Креса, и его отца. Разве это повод для радости?

Я смотрел через толстое стекло иллюминатора, наблюдая, как мутный желто-коричневый шарик медленно отдаляется, теряется среди звезд, превращается в грязную точку. Наконец, исчезает, будто его и не было. Не существовало. Эйден… Надо же… Получить такой ценный подарок от этой никчемной груды камней… Впрочем, какой еще подарок? Удивительно, но я купил эту сучку за тысячу курантов. Баснословные деньги для такой дыры. Купил! Купил… Это слово ложилось на язык сладкой пастилкой омадилиса и вызывало приятное острое послевкусие, разгоняющее по телу обжигающие токи. Непривычное и одуряющее. Словно сделал нечто из ряда вон. Впрочем, так и было. Купил… Это значило, что мерзавка еще более моя, чем любая из Теней. Чем Разум. Моя настолько, насколько даже невозможно вообразить. Надеюсь, она это понимает. Не может не понимать.

Мы не покупаем женщин. Они ничего не стоят. Женщина ничто сама по себе и не представляет ценности. Как существо иного толка. Она всегда принадлежит мужчине и лишь тогда обретает вес. И должна быть безмерно благодарна и покорна. Без каких либо оговорок. Но здесь и не пахло благодарностью. Впрочем, я послушаю, что хочет сказать Кайи. Кажется, ему есть что сказать…

При малейшем воспоминании об этой дикарке кровь закипала, а по телу пробегали томительные импульсы, от которых я дурел. Я думал о ней, не переставая, со вчерашних суток. Каждую секунду. Не мог не думать. С тех пор, как рассмотрел так близко. Закрывал глаза и снова и снова видел, как ее белая кожа мерцала от испарины в свете ламп, словно покрытая мельчайшими кристаллами, как заострились нежно-розовые навершия аккуратной груди. Высокой и упругой. При виде этого тела не дрогнет, разве что, у дряхлого старика. Или у мертвеца.

Сколько мужчин у нее было? В коллегии божились, что эта женщина никогда не торговала телом. Они не посмели бы солгать. Но она не была девственницей. Значит, кто-то трахал ее. И эта мысль сворачивала кровь. Кто посмел? Грязный старатель? Тупой юнец, которому она отдавалась по глупости и женской похоти? Воображение слишком живо нарисовало, как она извивалась под чужим телом, тянулась белыми руками, закусывала губы, стонала. А, может, кричала от наслаждения, комкая тонкими пальцами убогую постель или ту самую отвратительную накидку, в которую была завернута вчера. Разложенную прямо на камнях, в грязи, в пыли. Кто это был? Кто? Этот вопрос зудел внутри назойливым насекомым. Я бы свернул ему шею… А от другого вопроса сводило челюсть: сколько их было? Тех, кто смел прикасаться к ней? Сегодня узнаю! Она не посмеет солгать!

Дикие планеты, омерзительные дикие нравы. Женщины никогда не должны выбирать. Они не имеют права выбирать. Тем более, выбирать мужчину. Они не созданы для этого. У дикарей же принято иначе. Потому они и дикари, неспособные навести порядок. Но теперь все будет по-другому. После моей женитьбы на принцессе Нагурната многое изменится.

Я вернулся в кресло, подозвал фактурата и вызвал доктора Кайи. Тот должен доложить, в каком состоянии девчонка. Он еще вчера выразил опасения по поводу ее разума и здоровья. Бред! Я видел своими глазами, что сучка вполне благополучна и резва. Послушаю, но не больше. Что может случиться с ее разумом? Смирится и поймет, какая честь ей оказана. Она будет благодарна.

Кайи не заставил себя ждать. Вошел в каюту мелкими бесшумными шажками, по обыкновению пряча руки в широких рукавах объемного белоснежного халата, обличающего его статус. Поклонился. Сложил в едва заметной улыбке тонкие губы под ниточками усов.

— Ваше высочество…

Я указал на кресло напротив. Придворный врач имел право сидеть в моем присутствии. Кайи никогда не отказывался от этой привилегии и пользовался ею с особым достоинством.

Он потонул в своем хрустящем халате, который вздулся пузырями. Я вдруг подумал, что не имею ни малейшего понятия о его возрасте. Я отчего-то никогда не интересовался этим. Щуплый и маленький, как юнец. Его волосы, которые, все же, уже начали выцветать, были сложены на макушке в причудливую высокую прическу из петель. Я считал его ровесником отца, но сейчас казалось, что он намного старше.

Доктор явился с чем-то интересным, это искрило в его синих глазах. Неужели принес новость, что она девственница? Я даже подался вперед:

— Говори.

Тот прикрыл выпуклые веки, чуть склонил голову, давая понять, что готов исполнить приказ:

— Мои опасения оправдались, ваше высочество. Я сумел выделить вещество в крови этой женщины. К огромному счастью.

Я сглотнул, разочаровано откинулся на спинку кресла. Впрочем, ожидаемо. Кайи со своей наукой всегда был где-то в другом месте. И увлечь и заинтересовать его могла, порой, сущая дрянь, в которой только он один видел ценность.

Я посмотрел на него:

— В чем счастье?

Тот многозначительно закатил глаза, и ниточки усов нервно дернулись вверх.

— Я проанализировал ее организм, как и полагалось.

Он снова делал одному ему понятную паузу. Я не вытерпел: