КРЫсавица (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна - Страница 58

Диего, словно прочитав мои мысли, совершенно серьёзно и в то же время очень просто, как о давно решённом, сообщил:

— В самом худшем случае, обвенчаемся ночью. Это будет ещё одной моей причудой, только и всего.

— Не припомню, чтобы ты делал мне предложение, — пискнула от неожиданности я и замерла, не в силах поверить в то, что ко мне вернулся голос. Конечно, было бы просто чудесно, если бы я снова стала человеком, но человеческая речь — тоже очень не плохо. Да что там, это о-го-го как хорошо!

Диего сверкнул озорной улыбкой, а потом церемонно опустился передо мной на одно колено, бережно взял мою лапку и завёл на манер средневекового менестреля:

— Прекрасная дева, владычица моих грёз и повелительница сердца. Я, твой верный рыцарь прошу тебя принять мою сильную руку и пылкое сердце…

— Эй, а что, на все остальные части тела претендентки уже нашлись?! — возмутилась я, не спеша, впрочем, выдёргивать лапку.

Диего коротко хохотнул, но быстро взял себя в руки и продолжил:

— А также все остальные части моего мужественного тела в своё вечное безраздельное пользование. Короче, Лина, выходи за меня, потому что никому другому я тебя всё равно не отдам.

Вот блин! Начал за здравие, а кончил за упокой. Во мне моментально проснулась прежняя Каталина Сергеевна, я нахохлилась и задумчиво протянула:

— Ну, даже и не знаю… Мне подумать надо…

— Думай, — покладисто согласился Диего, привычно сажая меня себе на плечо. — До конца завтрака время есть.

— Эй, а почему только до конца завтрака? — возмутилась я, хотя уже прекрасно знала, что отвечу Диего. Фигушки он от меня куда денется, не отдам!

— А потому, что потом я еду с дружеским визитом к сеньоритам Марии и Элене, — я буквально подавилась возмущением, тем самым позволив Диего спокойно закончить, — и ты со мной.

— Спятил? — фыркнула я. — Да с крысой тебя ни одна девица на порог не пустит!

Диего опять сверкнул озорной мальчишеской улыбкой:

— А мы разве не этого добиваемся?

Вот жук, а?! Нашёл-таки способ, как и приличия соблюсти, и капиталец приобрести, то есть и в гости съездить и с девицами не общаться! Напомните, я говорила, что горжусь Диего? Ничего, в крайнем случае, повторюсь.

Вот так вот наша жизнь и пошла: днём со мной на плече Диего честно наносил дружеские визиты, искренне огорчаясь тому, что сеньориты истошно визжат при виде крысы и категорически не желают увидеть красоту и очарование милого животного, а ночью… О, ночью наша жизнь начинала играть всеми цветами радуги. Мы не только любили друг друга, хотя, естественно, не отказывали себе в радостях плоти, но ещё и разговаривали, порой даже спорили. Диего возил меня купаться, катал на Торнадо по окрестностям городка и показывал все памятные с детства уголки, танцевал со мной в свете луны и дарил букеты цветов. Не те пышные цветочные монументы или облезлые веники, что стоят в цветочных магазинах, а настоящие букеты, собранные на живописной поляне или прямо в саду.

Один раз Диего снова вынужден был стать Зорро: комендант, узнавший о таинственном исчезновении сеньора Рокхе, решил, что Эстебан, как и Эсперанса, подручный разбойника и нагрянул к Эсперансе с требованием немедленно выдать мятежника и бунтовщика Зорро. Перепуганная и заплаканная девушка, которую комендант посадил под домашний арест и даже оставил пару солдат сторожить пленницу, через окно тайком сбежала из дома и бросилась к Диего даже не с просьбой, с требованием защитить её от коменданта и его солдат. Долго упрашивать Диего не пришлось, он успокоил Эсперансу и клятвенно пообещал, что больше комендант её не потревожит, после чего отправил Бернардо проводить девушку домой (Диего предлагал Эсперансе остаться, но сеньорита твердила, что не оставит своего дома на поругание солдатам, честное слово, я её даже зауважала!). После ухода сеньориты и Бернардо, Диего быстро переоделся, крепко поцеловал меня на прощание и тайным ходом вышел из дома. Вернулся он уже под утро, усталый и довольный, коротко успокоил меня, что всё в порядке, комендант увёл солдат и принёс Эсперансе свои глубочайшие извинения, и заснул быстрее, чем голова коснулась подушки. Только потом, утром, Диего рассказал мне, как всё прошло.

Зорро проник прямо на квартиру коменданта и весьма вежливо объяснил ему, что оскорбления сеньориты Эсперансы капитану Гонсалесу, и так-то не пользующемуся популярностью у горожан, просто не простят. Благородные кабальеро как один встанут на защиту сеньориты, а местные кумушки раздуют из случившегося такой скандал, что он легко перейдёт в самое настоящее восстание.

— А восстания, сеньор комендант, редко заканчиваются добром, — закончил Зорро и ободряюще похлопал шпагой по плечу капитана Гонсалеса. — Надеюсь, комендант, Вы меня поняли?

Капитан Гонсалес понял всё правильно (просто удивительно, до чего убедительным становится человек с оружием, невольно начинаешь верить в силу красноречия и обаяния!) и солдаты бесшумно исчезли из дома сеньориты. Более того, городские сплетники даже решили, что комендант приезжал подбодрить Эсперансу. Мы с Диего чуть со смеху не лопнули, когда это услышали.

Только вот не зря я опасалась мести со стороны коменданта, не зря меня мучила тревога и посещали кошмары. Беда разразилась в самый неожиданный момент, по закону подлости, когда её меньше всего ждали.

В ту ночь Диего опять пришлось стать Зорро. Старый Иглесио, обливаясь слезами, жаловался слугам, что его любимая внучка приглянулась одному из солдат и тот сказал, что сегодня ночью придёт за девушкой. А если родные станут жаловаться, то попадут в тюрьму как бунтовщики и мятежники. Слуги ахали и качали головами, тишком проклиная коменданта, распустившего солдат, а Мери испуганно прижималась к Бернардо. Крысиное чутьё подсказывало мне, что симпатичная девушка не понаслышке знакома с произволом военных, потому, собственно, лишний раз и старается одна из гасиенды не выходить.

— Что же ты, дурак старый, — воинственно прогудела Розамунда, с такой яростью разрубая лежащее перед ней мясо, словно представляла кого-то конкретного, — внучку сюда не привёл? Уж дон Алехандро её точно в обиду не даст!

Обидно, но о Диего даже не вспомнили, словно он по-прежнему в Испании. Я досадливо заскрипела зубами и ударила хвостиком, попав по какой-то твёрдой штуковине на одежде Бернардо. Уй, больно! Я досадливо пискнула и запрыгала по плечу Бернардо, намекая, что хочу спуститься. И вообще, мы за сыром пришли. Сыра я поела, сахарочку погрызла, орешков тоже, пора и честь знать.

— Не уходи, — прошептала Мери, ещё крепче прижимаясь к Бернардо, — мне страшно.

Пф, тебе-то, милая, чего бояться? В этой гасиенде одна Розамунда способна обратить в бегство всех солдат гарнизона, а есть ведь ещё Диего с отцом, да и Бернардо, надо думать, не станет смотреть, как измываются над его любимой.

Тем не менее, Бернардо заколебался и неосознанным собственническим жестом привлёк девушку к себе. Ладно уж, оставайся, Ромео, я сама Диего всё передам, благо человеческая речь у меня не пропала.

Я опять запрыгала по плечу Бернардо, выразительно попискивая и хвостом указывая вниз, на пол. Индеец вопросительно приподнял брови, и я, бросив по сторонам быстрый взгляд, чуть заметно кивнула.

— Какая умная крыска, — восхитилась Мери, — всё понимает, только не говорит.

Ошибаешься, красавица, говорить я умею. Но далеко не всем демонстрирую свои таланты, а то знаю я вас, сначала милая крыска, а потом исчадье ада, убейте её!

Бернардо опустил меня на пол, и я шустро побежала к Диего, который сидел в кабинете отца, закопавшись в бумаги.

— Диего, — выдохнула я, юркнув в оставленную специально для меня щёлочку, — беда!

Диего не стал охать-ахать, не стал хвататься за оружие, только чуть крепче сжал перо в руках, да в глазах сверкнуло пламя:

— Солдаты?

Я выдохнула, выравнивание сбившееся дыхание, и чётко, стараясь излагать только факты, а не собственные эмоции и домыслы, рассказала, что произошло.