Мэррилэнд: ледяная принцесса (СИ) - Красовская Марианна - Страница 3

Гейна кромсала ножом траву и думала, что он прав. Все это звучит как сказка. Впрочем, не менее сказочно, чем попадание в другой мир через музыкальную шкатулку.

А вот интересно, будут ли ее искать? И как быстро смогут найти?

Вернувшийся Торин отобрал у нее нож и сам быстро дорезал пахучие листья.

— Ты выглядишь преотвратно, — заметил он. — Худая как щепка, бледная, ободранная какая-то. Не берегут в Мэррилэнде гоничных, как я погляжу. Иди вон, полежи. Я все сделаю сам.

Гейна не стала отказываться. Растянулась на мягких шкурах, прикрыла глаза. Сон навалился на нее внезапно да так крепко, что она не слышала, ни как грохотал посудой Торин, ни как он пытался ее разбудить, с тревогой вглядываясь в безжизненное лицо, ни как укутал ее в меховое одеяло, а сам растянулся на узкой жесткой лавке, не желая ее тревожить.

Глава 4. Одиночество

А проснулась она в одиночестве, на удивление бодрой и весёлой. Выспалась, и ни одного кошмара не приснилось! Впору от счастья петь. Натянула оставленное на лавке меховое бесформенное безобразие, явно сотворенное золотыми руками Торина, сунула ноги в огромные меховые же сапоги, выползла из домика и замерла от представшего перед ней восхитительного зрелища.

Мужчина колол дрова. Полуголым, конечно, всем ведь известно, что дрова нужно колоть без одежды. Гейна только хмыкнула, догадываясь, что Торин перед ней красуется и нарочно скинул рубаху. А ещё коротко подстриг бороду и завязал волосы в хвост. Внешне он, конечно, был абсолютным барсельцем: крепким, коренастым, с вьющимися густыми волосами, крупным носом и тёмными глазами, чуть опущенными к вискам.

— А ты барсельскому князю не родич? — откровенно любуясь мужчиной, спросила Гейна. — Похожи вы.

— Видела Горвина? Не родич. Друг мой.

— Видела Дэймона. Горвин умер уже.

— Вот незадача. Я и забыл, что столько лет прошло. Не замёрзнешь? Зима на дворе.

— Нет, тепло мне. А туалет тут где?

Торте выпрямился, утирая пот со лба, вздохнул, пряча глаза.

— Везде, в общем-то. Я не привередлив.

— Так зима же.

— Это здесь зима. А сто шагов пройди — там уже весна будет. Возле озера никогда зимы нет.

— Тогда я туда пойду, — решилась девушка.

Конечно, приличные принцессы не говорят о таких низменных вещах, но многолетнее заключение в одной камере с братом отучило Гейну стесняться естественных позывов. Хотя, конечно, она все равно оглядывалась.

Ближе к воде росли вполне густые зелёные кусты. Интересное место. И лето, и зима, и снег, и трава — с маленькими синими цветочками в ней.

— А почему дом не построен ближе к озеру? — вернувшись, спросила она Торина, который уже разжег камин и сунул туда чёрный от копоти чайник. — Там ведь теплее. Можно не топить.

— Весной здесь снег растает и стечёт в озеро. Оно каждую весну из берегов выходит. Здесь безопасно. Хочешь кролика? Есть травяной чай с сушеными ягодами.

— Чай, пожалуй. Хлеба здесь нет?

— Чего нет, того нет, — развёл руками Торин. — Но осталась ещё маисовая мука. Я нашёл дикий маис несколько лет назад, немного посеял. Выросла ерунда какая-то, но я все же смолол что смог. В похлёбку добавляю, лепешки слишком горькие выходят.

— Так тут и лето есть? — Гейна приняла из его рук деревянную кружку с ароматным горячим взваром.

— Не слишком длинное, но благодатное. Ягоды, грибы, орехи, дикий мёд. Мне хватает. Травы вон сушу, — он кивнул на веники в углу. — Мясо вялю, рыбу копчу. Корешки всякие собираю. Говорю же, чистый рай.

Гейна хмыкнула. Рай она себе представляла по-другому.

— Не скучно тут одному?

— А я и не один. У меня целый мир вокруг. Книг очень не хватает, конечно. И инструментов. А так — тишина и покой.

— А поговорить?

— Вначале тосковал сильно и завёл скотинку себе. Волчонка в лесу нашёл, вырастил.  Хороший зверь, толковый. Околел год назад. Больше не стал никого приручать, жалко их, когда уходят. Да и зверю в лесу место.

Интересно, а Гейну можно считать зверюшкой? Будет ли он ее приручать, или побрезгует? Она и сама знала, что не красавица. Худая, нескладная, с сухими тусклыми волосами. Но тут других женщин нет. Должно быть, и она сгодится? Думает ли об этом Торин? Наверняка. Не может не думать, живой человек ведь.

А что ей самой хочется?

Гейна давно смирилась, что эта часть жизни не для неё. Во-первых, она не красавица, а во-вторых… слишком интимно. Это ведь придется подпустить человека так близко к себе, открыться ему, привязаться, полюбить. И желательно — взаимно. Она с удовольствием оставалась наблюдателем, замечая, как развиваются отношения в семейных парах. Рядом с властным и жестким Дэймоном, князем Барсы, Астория становилась беспомощной и мягкой кошечкой, во всем мужу подчиняясь. Такая модель отношений самолюбивой Гейне никак не подходила, но младшая сестра, кажется, была абсолютно счастлива. У Андреа с Регнаром была, скорее, дружба, чем любовь. Они постоянно шутили друг над другом, толкались, хихикали, но при необходимости становились серьезными и строгими. Впрочем, и ссорились нередко — с криками, битьем посуды и хлопаньем дверями. Нет, спасибо. Гейна хотела бы, чтобы ее супруг не только относился к ней с уважением, но мог и на место иногда поставить, а не терпеть женские истерики. А у Ольберта с Кэтрин и вовсе был не брак, а безобразие, основанное лишь на физической страсти. Кэтрин мужа не любила и не особо уважала, зато с радостью пользовалась своим статусом принцессы, бесконечно заказывая наряды и проводя время в праздности. А Ольберт отчего-то не желал этого замечать, пару раз довольно резко посоветовав сестре не лезть третьей в его постель. И это — самый близкий в мире человек!

Кажется, именно после этого разговора Гейну и начали мучить кошмары.

Одной было проще. Одиночество не предаст. Не будет заглядываться на других женщин. Не оскорбит и будет насмехаться. Давит порой, это да. Но привыкаешь.

— Я могу прогуляться к озеру одна? — спросила девушка о чем-то задумавшегося Торина. — Не опасно?

— Далеко не уходи. Здесь могут быть дикие звери. Волки, правда, меня боятся и сюда не приходят, но кто знает. Если что, кричи, я услышу. И вещи без присмотра не оставляй. Я достану шкуры и попробую соорудить тебе что-то более подходящее, но пока это все, что у меня есть.

Кивнула, принимая его условия. Ушла.

***

Торин поглядел ей вслед. Горничная? Как бы не так. Он не дурак. Видел и жену Роланда, и его малолетних дочек, помнил их фамильные голубые глазки. Тонкие пальцы его новой знакомой никогда не знали работы. Она принимала то, что он готовил и подавал еду, с непринужденным достоинством. Ей в голову не пришло предложить помощь с посудой. Принцесса, значит. Интересно, за какие такие заслуги ему послана эта странная барышня? И почему она выглядит так, будто болела несколько лет? И стоит ли ее вообще удерживать?

Если она уйдет далеко, то ее и вправду могут заприметить волки. А еще она может заблудиться и замерзнуть насмерть. Или пойти купаться и утонуть. Или упасть в одну из ям-ловушек, которые Торин ставил на хищного зверя.

Что ж, остается надеяться, что она достаточно благоразумна, чтобы быть послушной. Что-что, а мозги у дочерей Роланда Дикого должны иметься от рождения. Их отца можно назвать гадом, гордецом и мерзавцем, но дураком тот не был никогда.

Забавно, конечно. Женщина! Сколько лет он тут — и ведь никогда не тосковал по противоположному полу! Зачем? Ему и одному замечательно. Отвечаешь сам за себя, ничего не боишься, ничего не ждешь. Не нужно никому нравиться. И вдруг — женщина, да еще малахольная принцесса-белоручка. И все, начались проблемы. Спать на лавке неудобно, повернуться страшно. Мысли всякие в голову лезут. Пришлось на рассвете вставать. Зачем-то бороду ножом подровнял, волосы расчесал деревянным гребнем и завязал в хвост. Спину после ночи ломило, пришлось брать в руки топор и разминать мышцы. И снова — она выползла и оглядела таким взглядом, что привычного ко всему Торина аж дрожь пробрала. Ну да, дикарь. Варвар. Так барсельцы никогда комнатными собачками не были. А гляди ж ты — смотрит, как на чудовище какое. И сбежала еще. Видимо, поплакать в одиночестве решила.