Лепестки под каблуками (СИ) - "Awelina" - Страница 16

Когда он ушел, я села на кровати, убрала упавшие на лицо волосы, поправила их пятерней, вздохнула. Губы все еще жгло и покалывало, будто долго целовалась без передышки, внутри прочно угнездилось томление. А еще — неудовлетворенность, сожаление. Наверное, так чувствуют себя маленькие дети, которых сначала раздразнят каким-нибудь лакомством, а потом заявляют, что оно только для взрослых и есть его нельзя.

Поганое ощущение. Но оно прогнало тот мрак, что терзал меня сутки, напрочь вымело злость, прояснило сознание.

Я встала и отправилась на кухню, замерла у входа, наблюдая, как возится Лекс. Он не повернулся ко мне, казался всецело занятым сначала чайником, потом чайными пакетиками.

Этот поцелуй сотряс и его мир…

Но за ним ведь ничего не последует? Если Лекс готов забыть об этом эпизоде (что сейчас мне показывает), то, наверное, и я могу.

Вздохнув, села за стол, обхватила теплую чашку, которую Романов поставил передо мной, даже не взглянув в лицо при этом. Он привычно уселся напротив, какое-то время что-то смотрел в телефоне.

Огромный белый слон под именем Неловкость заполнил всю кухню. А еще я чувствовала себя униженной, виноватой и почему-то отвергнутой. В горле запершило — что-то требовалось сказать, сгладить ситуацию.

— Прости, что потратила твои деньги. Я верну все, как только снова устроюсь на работу, — произнесла я, обводя пальцем край чашки.

— Марин, перестань, — Лекс потер лоб, переносицу. Он выглядел усталым, потерянным. — Это просто деньги, их всегда можно заработать и потерять. Они как бессмысленная жидкость.

— Ну тут ты ошибаешься, — хмыкнула я.

— Да и черт с ним. — Он вдруг поднялся и направился к раковине, чтобы помыть свою кружку. Чай он не допил. А что касается традиционной болтовни, то, видимо, лимит на сегодня мы оба израсходовали.

Инстинктивно я поднялась следом, приблизилась к нему, крепко обняла со спины, прижалась щекой между лопаток. Хлопок майки был приятно мягким, и та теплая роскошная нотка в аромате по-прежнему ясно чувствовалась. Лекс же так напрягся, что закаменели мышцы.

— Спасибо, — прошептала я. — Спасибо, что ты такой, спасибо за поддержку.

И ушла, оставила его стоящим у раковины в оцепенении.

От усталости гудели ноги и голова, тело ощущалось ватным и одновременно тяжелым. Я легла, накрылась пледом и уставилась в темноту.

Что ж, Лекс готов забыть о поцелуе. А вот я не готова. Но что именно делать? Стоит ли вообще что-то делать? Не знаю…

И я выяснила кое-что, так что один камень с плеч. Дело не в восприятии секса, можно не опасаться, что он будет ассоциироваться у меня с насилием и отвращать. Вопрос упирается в то, а с каким мужчиной секс. Если это Лекс, то вообще никаких проблем. Только одно большое желание.

… И снова этот сон. Пустая пыльная сцена-подиум, красное платье, каблуки, колотящееся в горле сердце, которое вторит ритму музыки. Крепкие мужские руки на талии, бедре, их касания-ласки, горячее дыхание на щеке. Шаги, повороты, вращения, объятия и свобода, а потом — я одна.

Продолжаю двигаться, делаю вид, что по-прежнему уверена и спокойна, обойдусь без партнера. Втаптываю красные как кровь лепестки роз в деревянные доски подиума, а они все сыплются сверху, удушая ароматом. Теряю равновесие, падаю. По щекам струятся слезы: я одна, совершенно одна, мне нужны его руки, его дыхание и поддержка. Нужно его тепло. Очень.

Но ничего нет, только стотонная плита одиночества, страха и тоски, пахнущая розами…

С безмолвным криком и мокрыми глазами проснулась в темной комнате. Было душно. Часы показывали без четверти три. Болезненная сухость спазмом сжала горло, но на столике у кровати нашла большую кружку и бутылку минеральной воды. Лекс очень предусмотрителен.

Пока пила, думала о нем. Но мысли нисколько не прогоняли это чувство, шагнувшее в мою реальность из сна: я пропала, я мертва и впереди только еще большая тьма. Встав с постели, открыла окно и долго стояла в потоке прохладного ночного воздуха, который пах ледяной сладковатой влагой, невидящим взглядом смотрела в рассеянную фонарным светом иссиня-черную темноту.

Он нужен мне. Его руки, его поддержка, его дыхание, его губы. Танцевать одна я не смогу — пропаду в этой тьме, пострадаю, не справлюсь со своими страхами и самой собой. Лекс нужен мне, я хочу его, а он хочет меня.

Это спасение. Это опора. И к черту все остальное! Решение принято. И оно правильное, никогда о нем не пожалею.

Пока шла к нему меня пробирали не то озноб, не то дрожь волнения, а возможно, все вместе. Бесшумно открыла дверь в большую комнату, замерла на миг, увидев его на диване. Лекс спал на боку, отвернувшись к стене, в сумраке, контрастируя с темным постельным бельем, белели крепкое плечо, спина, не прикрытые пледом.

Звонкая тишина. И только мое разогнавшееся сердце разрывает ритмом это кажущееся спокойствие.

Вздохнув, потерев озябшие плечи, я неслышно, на цыпочках подошла к дивану и легла на бок. Секунду-другую разглядывала широкую спину парня, скользила взглядом от одной родинки к другой. Не думала ни о чем, просто — вдыхала тот особенный мужской аромат, сейчас обжигавший волнением и возбуждением, слушала его дыхание, зависала на краю, после которого как прежде больше никогда не будет. А потом, придвинувшись, положила ладонь на его восхитительно теплое плечо, провела легонько до локтя, прижалась губами к лопатке. Еще и еще.

Это было неожиданно — тот всплеск дикого вожделения и жара, который немедленно ощутила после простых, невинных прикосновений. Я притиснулась к Лексу, выдохнула ему в затылок и жарко поцеловала в шею.

— Риша… — прошептал он, просыпаясь.

Повернулся на спину, а я немедленно подалась к его лицу, чтобы соединить губы. Он тут же страстно ответил, застонав, крепко обнял. Ладони с обнажившейся поясницы скользнули под майку, потом одна рука обхватила мой затылок, Лекс углубил поцелуй.

Никогда еще меня не одолевало такое сильное желание — до режущей пустоты внизу живота, сменявшейся сладкими спазмами, до пожара в крови, от которого горели ставшая очень чувствительной кожа, сердце, каждая клеточка тела, до перерождения, словно ломающего изнутри. Не разрывая поцелуя, Романов перевернул меня на спину, прижал своим телом сверху. Ощутила, что он возбужден не меньше, чем я, одержим желанием так же, как я.

— Нет. — Он вдруг прервал поцелуй, но отстраниться не дали мои руки, запутавшиеся в его волосах. — Это ошибка.

Его горячее прерывистое дыхание тревожило мои полураскрытые губы, крепкое тело излучало тепло и силу, которые были так необходимы сейчас, возбужденный член упирался в мое лоно, усиливая болезненность желания.

— Не ошибка, — возразила, вглядываясь в глаза, выражение которых скрывала темнота.

Он покачал головой, промолчал. Сделал еще одну попытку отстраниться, но удержала его за плечи и обвила ногами талию. Лекс простонал, коснулся своим лбом моего и спросил со злостью и болью:

— Зачем ты пришла?

— Плохой сон приснился. Ты мне нужен, Лекс. Пожалуйста, не прогоняй.

Лихорадочно гладила его лицо, плечи, волосы. Это было так упоительно — дать наконец себе волю, касаться его как желанного мужчины и чувствовать, что он рядом, целиком мой… Новый опыт, открывший, что секс все же нечто большее, чем долг, договор, благодарность или оплата. Что его, оказывается, добровольно можно хотеть и даже нагло требовать.

— Не прогоню. Но ты понимаешь, о чем просишь? Чего хочешь? — Он все еще злился, но хотя бы не делал больше попыток отстраниться.

— Понимаю, — прошептала, дрожа от волнения. — Я хочу тебя. Не говори, будто не хочешь меня.

— Хочу. Давно, — признался, легко касаясь пальцем моих губ, в голосе слышалась печаль. — Но у меня есть причина говорить нет. И эта причина — ты.

— Я говорю да.

Положила ладонь на его грудь, туда, где неистово билось сердце. Мы оба замерли на несколько секунд, потом, вздохнув, Лекс прижался к моим губам быстрым нежным поцелуем.