Надежда ''Дерзкого'' - Файнток Дэвид - Страница 28

Когда последний гроб был отправлен в космос, внешний люк закрылся, насосы стали нагнетать в шлюз воздух. Как только давление в шлюзе сравнялось с давлением внутри корабля, открыли внутренний люк шлюза.

– Приступайте, мистер Керне, – приказал я.

Матросы начали загружать в шлюз оставшиеся гробы. Грегор Аттани не выдержал и заплакал. Уолтер Дакко обнял его. Даже Эдди Босс легонько коснулся плеча Грегора, выразив ему таким образом соболезнование, но юноша отстранил его руку.

Внутренний люк снова закрылся. И снова гробы один за другим стали проваливаться в черную бездну.

Погибла почти половина экипажа. Это я погубил их, так же как миссис Аттани, Мелиссу Чонг и беспризорников, чьих имен даже не запомнил. Коридор медленно поплыл передо мной. Сказались три бессонные ночи. Но я постарался взять себя в руки. Дел было еще много.

Когда все стали расходиться, я подошел к Грегору Аттани и выразил ему соболезнование. Тот едва заметно кивнул. Возможно, даже не слышал меня.

Вернувшись в центр управления, я вызвал главного инженера Гендрикса и распорядился:

– Распределите обязанности между оставшимися в живых так, как считаете нужным. Особое внимание уделите системам жизнеобеспечения: гидропонике, регенераторам, электростанции. Если потребуется, используйте людей с камбуза.

– Есть, сэр, – мрачно ответил Гендрикс. – Нам нужно пополнение, все буквально валятся с ног.

– Знаю. Поговорю с адмиралом, попрошу передать нам офицеров и матросов с других кораблей, – сказал я, подумав при этом: «Если мы вообще найдем адмирала».

После ухода главного инженера мы с Рейфом остались на вахте вдвоем и хранили молчание. У меня слипались глаза и не было сил говорить. Гардемарин знал это и не тревожил меня без нужды.

Наконец пришла смена: Вакс Хольцер и Дерек Кэрр.

– Хорошенько следите за обстановкой, – предупредил их я. – Чудища могут вернуться.

Мог бы не говорить. Они и так сознавали опасность.

Я клевал носом и, чтобы не подавать дурного примера подчиненным, отправился к себе в каюту.

Аманда укачивала Нэйта, горел только ночник.

– Уснул наконец, – прошептала она.

– Дай его мне.

– Нет, я сама посижу с ним. Как прошли похороны?

– Печально. Как же еще? – Я снял китель, зевнул. – Грегор плакал. Трудно ему будет без матери. – Помню, как яростно она защищала сына, когда я собрался посадить его в карцер за драку с беспризорниками. В тот день родился Нэйт.

Аманда продолжала баюкать малыша, тихонько напевая.

– Ники, – вдруг прошептала она, – займи Грегора каким-нибудь делом, чтобы он не так тосковал по матери.

– Вряд ли он согласится. Ведь это я заставил его сидеть за одним столом с беспризорниками. – Превозмогая усталость, я стянул рубашку, подошел к детской кроватке, сдвинул в сторону одеяльце, улыбнулся жене. – Клади его, милая. Согрей меня в постели, чтоб мне лучше спалось. – Аманда нехотя отдала мне сына, поправила в кроватке простынку, подушечку.

Я коснулся плечом щеки Нэйта. Она была холодной. И тельце тоже холодным. Он умер уже несколько часов назад.

Снова около переднего шлюза началась траурная церемония. Офицеры окружили меня, словно защищая от посторонних. Снова я надел белый мундир с черной лентой через плечо и сверкающие черные ботинки. На этот раз я начистил их сам, отказавшись от услуг юнги.

Аманда была, как и накануне, в простой вязаной юбке и блузке. Время от времени она вздрагивала, судорожно сжимая мою руку.

Я лично принимал участие в изготовлении гробика. Он был в метр длиной и тридцать два сантиметра шириной, из дюралюминиевых пластин, скрепленных стальными уголками. Я рассеянно направил пламя горелки на угол ящичка; под раскаленными газами металл сделался алым, потом раскалился добела, начал плавиться. Задумавшись, я не замечал, что давно пора убрать горелку, а сварщики молчали, не смея вымолвить ни слова.

Нэйта уложили на мягкие желтые простынки, накрыли розовым одеяльцем, а сверху положили его любимую игрушку – плюшевую панду, черно-белую с розовым носиком.

Гробик закрыли и поместили в шлюз; мне осталось прочесть молитву. Я включил электронный блокнотик.

– Пожалуйста, не отправляй его в космос, – жалобно просила Аманда. – Там очень холодно.

Ее слова болью отозвались в душе. Аманда со вчерашнего дня была не в себе и, когда я нес мертвого сына в лазарет, шла следом, умоляя меня идти медленнее, чтобы не разбудить Нэйта.

Я хотел обнять ее, но она отстранилась и прислонила лицо к бронированному стеклу, за которым в шлюзе был виден гробик.

Я начал читать молитву:

– Пепел к пеплу, прах к праху…

Послышался плач Филипа.

Мой взгляд метался между строчками молитвы в блокноте и гробиком. Вдруг до меня дошло, что я молчу. Заглянул в блокнот, но не смог произнести ни слова. Так я стоял, уставившись на экранчик блокнота, пока Вакс Хольцер не потянулся к нему рукой. Тут я пришел в себя и выпалил:

– Отставить, лейтенант!

Я продолжил молитву:

– Веруя в милость и доброту вечного Господа Нашего, мы провожаем их тела… ждать Страшного Суда, когда все души предстанут пред Всемогущим Господом Нашим… Аминь.

Я кивнул матросу, находившемуся в шлюзе у гробика. Аманда зарыдала, уткнулась мне в плечо.

– Ник, ты ведь тоже любишь его! – причитала она. – Не выбрасывай нашего ребеночка! Ради Бога!

Гробик плавно вылетел из шлюза в бесконечную пустоту.

– Господи, какой кошмар! – прошептала Аманда, с ужасом глядя в шлюз. – Никогда не думала, что ты способен на такую жестокость. – Она повернулась и пошла прочь, остановилась около Филипа Таера, ласково провела пальцем по его лицу, смахнув слезинку. – Ничего, Филип, не плачь. Все нормально. – И похлопала его по плечу.

Я встретился взглядом с доктором Бросом. Он покачал головой, подошел к Аманде и с улыбкой промолвил:

– Пойдемте, миссис Сифорт, посидим у меня в кабинете, поговорим.

– Я хочу в свою каюту, – заупрямилась Аманда.

– Нам есть о чем поговорить, – настаивал доктор.

– Нет. Я пойду к себе. Никки, ну что он ко мне привязался?

Доктор Брос попытался мне объяснить, что это защитная реакция ее психики – не воспринимать реальность такой, какова она есть. Но мне был нужен не диагноз, мне нужна была Аманда. Я боялся возвращаться в каюту и смотреть на пустую кроватку, боялся потерять самообладание. Но вдвоем переносить горе легче. И мне так хотелось быть сейчас рядом с Амандой! Я знал, в данный момент она меня ненавидит, но это скоро пройдет, и она, как бывало прежде, уткнется мне в плечо, чтобы выплакаться. Я отвел Аманду в каюту и закрыл дверь.

Шли дни, а кораблей нашей эскадры все не было. Чудища больше не появлялись. С командиром Дражинским мы общались только по радиосвязи, не решаясь покинуть корабль.

– Один из нас должен отправиться к следующей стоянке, – сказал мне однажды Дражинский, нервно теребя усы. – Может быть, «Дерзкий» ждет нас там. Но если остальные корабли появятся здесь…

Он сделал паузу, но я упорно молчал, ожидая его решения. Он продолжил:

– Сифорт, на вашем корабле с более совершенным сверхсветовым двигателем легче догонять. Поэтому я сейчас полечу, а вы подождите семь суток и отправляйтесь вслед за мной.

– Есть, сэр!

– Если появится один из кораблей, пусть не задерживается и продолжает полет.

– Есть, сэр.

– Удачи вам.

– И вам, сэр.

После короткого молчания он произнес:

– Мистер Сифорт, примите мои соболезнования. Какая трагедия!

У меня болезненно сжалось сердце.

– Спасибо, сэр, – выдавил я из себя.

– Да поможет вам Бог. – Он отсоединился.

Вскоре его корабль исчез из виду. «Порция» осталась в полном одиночестве.

Страшно было возвращаться в каюту! Но мой долг – быть рядом с Амандой. Она почти все время лежала убитая горем. Или вдруг начинала готовить еду для Нэйта, все еще не веря, что его нет.

Поглощенный своими мыслями, я долго смотрел сквозь экран.

– Не пойти ли вам к себе в каюту, сэр? – подал голос Вакс.