Не чужие дети (СИ) - Ковалевская Алиса - Страница 9

– Ты пьёшь красное вино? – уже сделав заказ, поинтересовался он у меня. – Или заказать тебе что-то другое?

– Не нужно, – с трудом сдерживая раздражение, ответила я. – Я не пью на работе.

Азаров никак не отреагировал, а у меня в кармане завибрировал телефон. Опять! Вина хотелось сильно. Весь день я провела в дичайшем напряжении, за последние полчаса воспитательница прислала мне уже несколько сообщений с жалобами на Костю и вопросом, когда я заберу детей.

Садик хоть и был частным, к дорогим не относился. Самый бюджетный и более-менее приличный по отзывам, что мне удалось найти вблизи дома.

Телефон завибрировал ещё раз. Да что случилось?! Чувство было, что он жёг меня через карман. Что-то с Дашей? С Костей? Что, если это важно, а я сижу тут без особенной надобности? Всё, что я сделала за вечер, – это подала Азарову пару бумажек.

Вино принесли быстро. Михаил приподнял бокал.

– Русская традиция, – улыбнулся он, продемонстрировав свою проклятую ямочку на щеке. Прям сама душевность!

– Простите, я на минутку. – Я встала из-за стола.

Михаил посмотрел с вопросом и недовольством. Но это заметила только я, как и его неозвученный приказ сесть на место.

– Я на минутку, – повторила с нажимом.

– Хорошо. На минутку.

Сволочь! Бросившись к уборным, я мысленно повторила это сотню раз. Не удержалась и обернулась на столик. Мой новоиспечённый босс посмеивался, а о том, что я сидела рядом, напоминал только полупустой стакан с водой.

Едва дверь туалета закрылась, я вытащила телефон. Сообщение с просьбой назвать точное время и два пропущенных вызова от воспитательницы. Сразу же перезвонила.

– Алло! Я же сказала, что сегодня буду поздно.

В трубке раздалось недовольное ворчание.

– Время восемь. Я всё понимаю, Есения, но у меня есть семья. Я не могу сидеть с вашими детьми всю ночь.

– Я же сказала, что оплачу ваши услуги дополнительно. У меня проблемы на работе. Пришлось задержаться, – сказала, про себя окрестив воспитательницу стервой.

Как подарки получать, так она первая, чуть ли не в глаза заглядывает бежит. И карман для левака тоже подставляет с удовольствием. А тут семья у неё. Ценник себе набивает!

– Хорошо, я подожду ещё час. Больше не смогу.

Я чуть зубами не заскрипела от злости. Но ругаться с ней – себе дороже. Пришлось собрать выдержку, которой к концу дня уже не осталось.

– За час я успею. Скоро буду.

Только я хотела попрощаться, дверь распахнулась с такой силой, что грохнула о косяк. В туалет, поддерживая друг друга, с пьяным визгом и хохотом ввалились две мадамы. У одной зазвонил мобильный, и она невпопад заголосила, подпевая Аллегровой. К ней сразу же присоединилась вторая.

– Ты что скучаешь? – Та, у которой был мобильный, остановилась возле меня. – Давай с нами! Гуля-а-ай шальная императрица…

И опять визг. Мой собственный телефон молчал, хотя вызов продолжался. Вот чёрт!

– Я жду вас, Есения Викторовна, – сказала воспитательница сухо. – Через сорок минут мне нужно уйти.

– Вы же говорили, через час.

– Через сорок минут, Есения Викторовна. Будьте добры, заберите детей. Из-за вас я и так потратила своё личное время.

– Сука, – процедила я, нажав на отбой.

Пьяные бабенции продолжали смеяться, и их смех разрывал череп.

Всё, хватит с меня!

Решительно, с намерением уйти сейчас же, я вернулась к столику. Не отпустит – напишу заявление. Смеяться и издеваться над собой я не дам. Хочет Азаров удовлетворять свои амбиции – пожалуйста. Только не за мой счёт.

Чтобы не привлекать лишнее внимание, я вернулась на прежнее место. Но только собралась сказать, что больше оставаться не могу, Азаров сделал это первым.

– Когда я говорю, что у тебя минута, у тебя минута, Есения, – очень сдержанно сказал он на русском. Со стороны могло показаться, что он говорит ласково, только это было не так.

– Извините, – ответила я сухо. – Там была большая очередь.

Хватит с меня! Я ему не марионетка. И писать в трусы на полпути в туалет точно не стану, хоть минуту он мне на это даст, хоть полминуты!

– Ладно, – он вдруг усмехнулся уголком губ, – собирай бумаги. Через пять минут поедем. Дальше наши партнёры справятся сами.

***

На этот раз, когда я садилась в машину, колготки меня не заботили. И всё ли я сделала, уходя из офиса, тоже. Я чувствовала себя уставшей и бессмысленно использованной.

– Зачем я потребовалась вам на этой встрече, Михаил Григорьевич? – спросила я без особого выражения. Желание ругаться исчезло. – Вы же сами отлично знаете японский.

– Хотел проверить в деле.

Я повернула к нему голову. Он сидел, откинувшись на спинку, и на меня не смотрел. Чёрные, чуть длинноватые волосы завивались лёгкими волнами, падали на виски и шею. Пиджак был расстёгнут, верхняя пуговица рубашки тоже.

Я всегда испытывала подъём, когда проделанная мной работа давала положительный результат. Для меня это было стимулом двигаться дальше. Сейчас же не было ничего, кроме усталости и подавленности. Проверяльщик фигов! Да плевать ему на всё и всех, кроме себя!

– Ну и как? Проверили? Что впишете в личное дело?

– Пока ничего. Время покажет. – Он повернулся.

Это было ожидаемо, но меня как будто врасплох застигли. Всё его взгляд. Пристальный, прожигающий до внутренностей, ощупывающий подсознание.

– Вам кто-нибудь говорил, что вы – манипулятор?

– Нет. Догадываюсь, что кое-кому хотелось, но смелости не хватало.

– Вы – манипулятор, Михаил Григорьевич, – сказала я, не чувствуя страха. Нет, это даже не усталость – апатия.

– Приму к сведению.

– Примите. Как понимаю, личного дела у вас нет, но, если что, сделайте где-нибудь пометку. Можете прямо сейчас. Время ничего не изменит.

– Не забывайся. Утром ты готова была плясать передо мной, чтобы я оставил тебя в компании.

– Нет, – возразила я с прежней апатией. – Я всего лишь откровенно сказала, что и как есть. Пляшут русские народные танцы на сцене. Я к этому отношения не имею.

Глаза его стали темнее прежнего, линия губ изломилась, но это была не улыбка. Если бы он сказал, что я уволена, это бы меня не удивило. Более того, отчасти я даже ждала этого. Я потратила личное время, до предела сконцентрировалась за те несчастные минуты, что у меня оставались до встречи. Я хотела сделать свою работу, и сделать её хорошо! Да пусть катится к лешему и со своими дурацкими правилами, и с проверками!

– Сделаю вид, что не слышал этого. Твоя дерзость меня не впечатляет. Будь добра, оставляй её дома, когда собираешься на работу.

– А что вас впечатляет? Покорность и высокие каблуки?

Прозвучало раздражённо. Я мигом пожалела, что всё-таки повелась и полезла на рожон. Мне нужно платить за квартиру и отдавать взятый на садик кредит. Готовить Костю к школе и водить Дашу к психологу. Это уже не говоря о том, что деньги нужны на еду, на одежду, из которой племянники вырастают тут же, на мелочи и другую ерунду. Где я ещё буду получать такую зарплату?

Михаил молчал. Смотрел на меня и молчал.

– Извините, – сказала я достаточно, как мне показалось, искренне. – Я не должна была этого говорить.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Это убеждает меня, что ты не дура. Дураки своих ошибок не понимают и, следовательно, не способны вовремя исправить.

Очень хотелось сказать ему, что ни единого слова из сказанного ошибкой я не считаю, а моё «извините» – вынужденная мера, чтобы остаться в компании и продолжать барахтаться в том, что преподнесла мне жизнь за последние несколько месяцев. Но, само собой, на этот раз я промолчала. Заметила светящуюся буковку «м» впереди и попросила:

– Высадите меня, пожалуйста, у метро.

Азаров кивнул водителю, и уже спустя минуту мы притормозили у спуска в подземку. Подвезти меня до дома эта эгоистичная сволочь предложить и не подумала, хотя ехать было всего ничего. Да и чёрт с ним! Ни к чему ему знать адрес моей съёмной квартиры. Благо в личном деле он не прописан.