Детское время (СИ) - Номен Квинтус - Страница 53

Кати Клее очень хотела поехать на пуск первого агрегата ДнепроГЭС, но, все тщательно обдумав, предпочла смотреть на это мероприятие по телевизору. А почти самый большой телевизор, с экраном чуть больше метра по диагонали, стоял дома у Кати-первой, так что смотрела она на происходящее в гостях. Ведь до Катиной квартиры нужно было всего на два этажа подняться, а от Москвы до ДнепроГЭС было гораздо дальше, и в восемьдесят восемь лет этому как-то придается большое значение.

Телевизор был почти полностью изготовлен на заводе в Александрове, только экран, каким-то чудом все еще работающий, был взят от «древнего» телевизора Михалыча. На самом деле таких «чудес» было два, второй — уже с полутораметровым экраном — стоял в старом Лизином доме, где теперь обосновались Оля с Никитой. Но больших проблем с подключением этого экрана к телевизору не доставило: почему-то «телевизионных дел мастера» изначально очень скептически отнеслись к вакуумным кинескопам и вот уже два года как завод выпускал устройства с экраном на светодиодах. Которые подключались точно так же, как и «древние мониторы», разве что пока экраны делались двадцатисантиметровые — зато уже цветные.

Вероятно, телевизор просто не может передать всей торжественности момента, всей радости тех людей, которые строили-строили и наконец построили, поэтому долго разглядывать экран у собравшихся возле него дам не получилось. Скучно было — а вот просто «поговорить» все оказались вполне готовы. Все всё ещё живые старушки-«попаданки»: Кати, Лера, Брунн, Ксюша, Алёна, Вика и Лида. Почти все: Велта из своей Вологды последние несколько лет вообще не выезжала. Катя Великая подошла когда телевизор уже выключили, молча налила себе чаю и уселась в уголке, внимательно слушая разговоры «старших коллег»:

— Ну вот, девочки, докатились мы: прямой телевизионный репортаж за тысячу километров от места события смотрим и морды воротим. А ведь на первый наш черно-белый телевизор, по которому показывали то же, что и в окне было видно, еще недавно смотрели как на чудо, — пробурчала Лера. — Уж не зажрались ли мы?

— А мне вот интересно: какой идиот в отделе пропаганды этот репортаж готовил? — с явным недовольством в голосе поинтересовалась Брунн. — Самую большую ГЭС запускаем, а если не вслушиваться, то по картинке можно подумать, что открывается какой-то большой коровник.

— Нет у нас никакого отдела пропаганды, — усмехнулась Лера.

— А нужно, чтобы был! — сердито ответила Брунн. — Народу нужно знать о том, чего он достиг и, наверное, еще нужнее знать, чего он достигнет… скоро.

— Нас, кстати, на прошлой неделе стало уже двадцать миллионов, — несколько не в тему оповестила собравшихся Катя-первая. — И тетя Брунн скорее всего права, людям нужно знать ради чего они все корячатся.

— Прям все раскорячились, — буркнула Катя Великая. — Если учесть, что из этих двадцати миллионов только шесть уже взрослые, то сразу видно ради чего.

— Ну что ты все время брюзжишь? — обратилась к ней Лера. — Через каких-нибудь двадцать лет взрослых будет уже больше двадцати миллионов, а по мощи страна всех превзойдет.

— Страна уже всех превзошла по мощи, а что толку? У нас только учителей и воспитателей в школах четверть миллиона. Это из трех миллионов, которые способны к созидательному — и это слово Катя произнесла с явным сарказмом — труду.

— Перестань брюзжать, эта четверть миллиона учителей каждый год дает стране полмиллиона новых трудоспособных и, главное, готовых к этому, как ты говоришь, созидательному труду, граждан. Вон Катя-первая тебе может подробно рассказать, к чему конкретно готового. Ты уже живешь в условиях, мало отличающихся от тех, в каких мы сами в юности жили. А если забыть про телефоны сотовые и прочие прибамбасы, то в гораздо лучших условиях. Никаких проблем с едой, одеждой, жильем. Каждый — реально каждый — может заниматься тем, чем ему заниматься нравится. В меру способностей, конечно. Вон твой Мишка обещает, что через год-два начнет запускать спутники связи и можно будет так же, как вот этот репортаж с Днепра, смотреть на пуски космических ракет…

— Да знаю я… просто мне невыносимо грустно от того, что все это ни бабуля не увидела, ни мама, ни Вовка… Извини.

— Ну, в плане увидеть нам, конечно, повезло. Но мы все, в том числе и все те, кто сейчас обосновался в парке Мнемозины… который, кстати, ты лично создала… так вот, мы все это создавали и все верили… нет, все просто знали, что так будет. Лично я не сомневаюсь, что довольно скоро и до сотовых телефонов дойдет…

— Может быть, — вмешалась Кати Клее, — в смысле «может быть довольно скоро», но я подозреваю, что даже гораздо скорее. Вот мы тут дружно посмотрели, как на какой-то электростанции торжественно запустили один-единственный агрегат на восемьдесят мегаватт…

— А еще один через неделю запустят, — перебила ее хозяйка квартиры.

— Да мне плевать, я о другом хочу сказать. Эту электростанцию строили с помпой, радостными криками и песнями с плясками, все заводы на уши поставили — а вот Ларс безо всякого шума и помпы, ничего не требуя от Москвы, за эти же четыре года запустил уже почти два десятка электростанций поменьше. И кто хотя бы заметил, что у него появилось электростанций на четыреста мегаватт?

— Ларс такой смешной, — улыбнулась Катя-первая, — думает, что всё там у себя сам строит. И что никто об этом даже не догадывается, а на самом деле… Я уже не говорю о том, что Янута о каждом телодвижении своего непутевого сына мне докладывает, а просто по факту: на постройку электростанций — ну, это включая те полсотни маленьких ГЭС, которые он тоже понастроить успел — было потрачено только бакаутового дерева больше десяти тонн. Которое он отнюдь не у себя в заснеженных фьордах нарубил. А для высоковольтных линий ему только провода было отправлено двенадцать тысяч тонн, и я уже просто не помню, сколько изоляторов туда ушло из Рязани и Орла. Да, медь для генераторов он на месте делает, а вот церий ему поставляет Диана. Гексафторид серы у нас делает единственный завод в Царицыне, а всего на «тайные» электростанции в Скандинавии у нас работало полторы сотни заводов, и все они работали по плану! Кстати, Маркусу отдельное спасибо — без этих новых его компьютеров мы просто не успевали бы так оперативно планы корректировать. Кстати, кто-нибудь помнит, где Маркус родился?

— А что? — со внезапно проявившимся интересом спросила Катя Великая.

— Да у нас давно уже все думают, что пора ему уже звезду Героя на пузо вешать.

— Ага, а на родине Героя нужно ставить бронзовый бюст. Если я ничего не путаю, Маркус говорил что он родился в Берлине. А там сейчас даже деревни никакой нет. Катя, ты там по коробу поскреби, по сусеку помети — и набери мне денюжек и людей, чтобы я за год-другой там Берлин построила. Лишним он точно не будет…

— А ты там чего строить-то будешь?

— Да так, по мелочи. Бранденбургские ворота и улочку одну. Унтер-ден-Линден, у меня в альбоме подборка фотографий всей этой улочки есть, довоенных еще. Только ты не жадничай особо, улочка-то длиной полтора километра…

— Мама Катя, а личико у тебя не треснет?

— Вот ведь противная девчонка! Я не для себя Берлин строить буду, Маркус давно уже заслужил свой бюст в родном городе! Да там и домов-то десятка три от силы… правда, включая Берлинскую Оперу — но кто сказал, что нам не нужно искусство? Думаю, пусть поют…

— Пусть. Вот Берлин строить — так ты тут первая, а как Филадельфию проектировать, так тебя и близко не стояло, а там, между прочим, уже народу нашего больше полумиллиона!

— В Филадельфии всего-то тысяч двадцать, а всю Америку целиком я спроектировать просто не успею. Так незачем этим и заниматься, там уже свои архитекторы завелись.

— Ага, и Эля их там всех строит. Там вообще дофига уже кого развелось, у них теперь не только школа летчиков работает, но и свой авиазавод! Из Европы они только моторы возят, да и то, думаю, это временно.

— Что, «Орлы» уже делать начали?

— Нет, там самолетик вроде «Сокола» В-2, только целиком деревянный и на поплавках делают. Что в целом понятно: на дальний рудник какой быстро врача привезти или еще что-то срочное, а аэродромы строить не нужно. А «Орлы» только наши летают, на линии до Филадельфии сейчас их четыре штуки. Один рейс в день получается, вроде и немного, но за год почти тридцать тысяч человек перевезти можно.